Нина в ужасе закрывает глаза. А вырвавшийся на свободу драндулет продолжает бесчинствовать. Он сам выбирает себе дорогу.
Покинув шоссе, он въезжает в густую сосновую рощу. Сейчас машина врежется в один из могучих стволов. Но неизвестно почему она искусно маневрирует и, проделав зигзагообразный слаломный путь между деревьями, невредимой выскакивает снова на дорогу.
И тут Шурик настигает машину. На скаку он ковбойским прыжком перелетает в открытый кузов взбесившегося автомобиля и успевает укротить его в самую последнюю секунду — как раз тогда, когда передние колеса уже повисли над пропастью.
В машине — четыре бесчувственных тела: трое спят, а четвертая, несмотря на все свое мужество, все-таки женщина, — она потеряла сознание. Шурик берет Нину на руки, выносит на траву и пытается привести в чувство.
Но как только это ему удается, он жестоко расплачивается: Нина яростно кусает его за руку.
— За что? — вскрикивает Шурик от боли и обиды.
— Предатель, подлый наемник!
— Подождите, Нина, послушайте...
Но Нина не желает ни ждать, ни слушать.
— Иуда, подлец! Сколько тебе заплатили? Развяжите меня!
И пока Шурик развязывает веревки, она продолжает в том же духе:
— Ничтожество! Продажная шкура!
В этот момент одна рука у нее освобождается, и Нина тут же отвешивает Шурику звонкую оплеуху. Это уж слишком! Шурик мрачнеет и начинает снова связывать Нину. Видимо, это единственный способ заставить ее спокойно выслушать обстоятельства дела. Но Нина еще далека от спокойствия. Извиваясь у него в руках, она продолжает свою несколько однообразную обвинительную речь:
— Пустите меня! Бандит! Дрянь, тупица, хамелеон! Негодяй! Алкоголик, фольклорист несчастный!..
Так дальше продолжаться не может. Надо закрыть ей рот. И Шурик делает это не столько нежным, сколько злым поцелуем.
Лунный вечер. Перед отходом ко сну товарищ Саахов культурно отдыхает. Он дремлет в кресле у телевизора. Одет товарищ Саахов по-домашнему: он в майке-безрукавке и шлепанцах.
Сюда, в уединенный особняк в глубине большого фруктового сада, не долетают шумы улицы. Покой, мерцающий полумрак...
И вдруг пронзительный телефонный звонок врывается в чарующую мелодию «Лебединого озера». Саахов недовольно морщится и снимает трубку.
— Алло! Я слушаю... Говорите, ну!
Но трубка молчит и загадочно дышит. Затем следует щелчок и короткие гудки. В этом есть что-то непонятно тревожное. Саахов кладет трубку и с трудом возвращается к танцу маленьких лебедей на большом экране телевизора «Рубин».
Однако странности только начинаются. За спиной Саахова распахивается окно, и, когда он подходит, чтобы закрыть его, в комнату, зловеще хлопая крыльями, влетает дрессированная ворона и садится на шкаф.
— Кыш, кыш! — пытается прогнать ее Саахов, но ворона, не двигаясь, нагло каркает и почти по-человечески косит на него глазом. Все это совпадает с темой злого гения, звучащей сейчас из динамика телевизора.
Саахову становится страшно. А тут еще раздается стук в дверь.
— Кто тут? — испуганно спрашивает Саахов.
Никакого ответа. Только скрипит дверца шкафа, на которой качается мрачная ворона.
Это уже Хичкок! И хотя товарищ Саахов никогда не видел фильмов ужасов Хичкока, сейчас он испытывает неподдельный ужас. Он делает несколько шагов к креслу — и вдруг гаснет свет.
С трудом добравшись на подгибающихся ногах до торшера, Саахов ощупью находит выключатель, зажигает свет и... видит привидение. В его кресле перед телевизором сидит Нина, в белой шали, прямая и неподвижная.
— З-з... здравствуйте! — заикаясь от страха, здоровается Саахов с призраком.
Призрак поворачивается к нему, посылает воздушный поцелуй и улыбается.
Слава богу, это не привидение, а живая Нина. Правда, непонятно, почему она здесь, а не в «Орлином гнезде» и как она попала в запертый дом.
— Никак не ожидал вашего прихода, — с вымученной улыбкой говорит Саахов. — Это такая неожиданность для меня... Извините, я переоденусь...
— Не беспокойся! В морге тебя переоденут! — раздается за его спиной глухой, мрачный голос с сильным акцентом.
Саахов оборачивается как ужаленный. Перед ним с большим кинжалом в руках стоит дикий горный мститель. Это Шурик. Но лица его не видно. Оно наполовину закрыто башлыком. Поэтому и измененный голос Шурика звучит глухо.
Саахов бросается к телефону, но Шурик перерезает провод. Он кидается к двери, но на пути встает другой мститель с двустволкой наперевес. Это переодетый Эдик.
— Мы пришли, чтобы судить тебя по закону гор, — с пафосом оглашает Шурик приговор. — За то, что ты хотел опозорить наш род, ты умрешь, как подлый шакал.
— Вы... Вы не имеете права. Вы будете отвечать за это! — неуверенно протестует Саахов.
— За твою поганую шкуру я буду отвечать только перед своей совестью джигита, честью сестры и памятью предков, — патетически продолжает Шурик.
Товарищ Саахов подбегает к Нине, опускается на колени.
— Нина... Нина, остановите их! Мы с вами современные люди. Ну это же средневековая дикость! Я нарушил этот кодекс, но я готов признать свои ошибки...
— Ошибки надо не признавать, их надо смывать кровью, — гордо бросает Нина, пряча улыбку.
— Вы не имеете права... Это — самосуд! Я требую, чтобы меня судили по нашим советским законам...
— А покупал ты ее по советским законам? Или, может, по советским законам ты ее воровал? Прекратим эту бесполезную дискуссию. Сестра, включи телевизор погромче, начнем...
И Шурик начинает выразительно точить кинжал. Испуганный Саахов забивается в угол и опускается на колени.
— Не надо, не надо... Я вас умоляю, не надо... Я больше не буду... Ну позвольте мне пойти в прокуратуру... Ну разрешите мне сдаться властям.
Мстители неотвратимо приближаются к нему. И тут Саахов предпринимает последнюю попытку спастись. Он дергает ковер, Шурик и Эдик падают. Саахов проносится через комнату и вскакивает на подоконник раскрытого окна.
Здесь его и настигает роковой выстрел. Саахов со стоном валится за окно.
— Вы что? С ума сошли? — ужасается Нина. Этот выстрел не был предусмотрен планом.
Но друзья-мстители почему-то беспечно смеются.
— Не беспокойтесь, это только соль, — говорит Шурик.
— Соль, соль! — подтверждает Эдик и приветствует севшую ему на голову ворону. — Молодец, Гамлет!
— Встать! — командует Шурик Саахову.
— Встать! — продолжает чей-то голос. — Суд идет.
Этот голос уже звучит в зале народного суда. Со скамьи подсудимых поднимаются Джабраил, Балбес, Бывалый и Трус. Товарищ... то есть, простите, гражданин Саахов уже стоит.
— Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире! — со льстивым воодушевлением вдруг выкрикивает Трус и начинает аплодировать. Но под строгим взглядом судьи он прекращает свой единственный аплодисмент.
— Прошу садиться! — говорит судья.
Джабраил и троица опускаются на скамью подсудимых. Саахов продолжает стоять.
Садитесь! — уже специально для него повторяет судья.
— Спасибо, я постою, — отвечает Саахов.
Балбес, бросив взгляд на место ранения Саахова, ухмыляясь, поясняет:
— Гражданин судья, он не может сесть!
И вот та же дорога, которой начиналась наша история. Она ведет из города, где Шурик пережил необычайные приключения, где он встретил, потерял и снова нашел Нину.
Сейчас они идут по этой дороге. За ними плетется навьюченный ишак. Всем троим грустно. Кончились приключения, кончились каникулы, предстоит разлука.
Впрочем, мы надеемся, что Шурик с Ниной еще встретятся. Во всяком случае, нам очень хочется этого.
Из-за поворота выезжает сверкающий лаком новенький черно-белый микроавтобус «Старт». Путники останавливаются на обочине. Нина поднимает руку.
Автобус тормозит, закрывая героев нашей истории. Затем он трогается — и на дороге нет никого. Ни очаровательной кавказской пленницы, ни ее похитителя и спасителя, ни, как это ни странно, даже ишака.
И пока мы размышляем, как мог сесть ишак в попутную машину, на экране появляется надпись:
КОНЕЦ