– Борхвардт, доложите, как было дело.
Великий князь присел на край стола.
Хромая, молодой кирасирский корнет, жертва собачьей злобы в деревне Загвоздки, вышел вперед, и сказал, заливаясь краской.
– Мы их атаковали и порубили. Но они бросили в нас бомбу, и ничего не вышло. – На глаза корнета навернулись злые слезы. – Убью, если встречу!
– Один раз вы их, корнэт, уже встретили, – подал голос с задних рядов конногвардейский штаб-ротмистр Пистолькорс. – Спортсмэн!
– Господа, господа! – возвысил голос великий князь.
– Да нам этого собакой драного кирасира слушать не интересно, Ваше Высочество, – сказал конногвардеец. – Приказа не выполнил, бомбы испугался, солдат своих бросил! А потом всем рассказывал, что штаны о какую-то загвоздку порвал. У нашего Пургольда брат поручиком у них в полку служит, он сказал, что вышибут его из полка.
Корнет вдруг заплакал.
– Перестаньте! Вы же офицер! – рявкнул на него Владимир Александрович.
– Пусть лучше расскажет, как злоумышленники выглядели! – крикнул штаб-ротмистр.
– Успокойтесь, Пистолькорс, – сказал великий князь. – Сейчас он нам расскажет.
– Один был высокий, в шубе и в очках. А второй поплоше одет, с бомбой. И оба в бороде.
– Это те же двое, что следили за вами, Сеньчуков?
– Да, Ваше Высочество.
– А на меня покушались такие же двое, только без бород… Что это может значить, господа?
– Конспирируются, – сказал Пистолькорс. – Сбрили бороды, чтобы поближе подойти.
– Как не тяжело мне пришлось этой ночью, но кое-что я сумел узнать лично, – сказал великий князь. – Высокого злоумышленника в очках зовут Степан.
– Я, Ваше Высочество, не хотел говорить, чтобы не огорчать вас, однако теперь должен сказать, – сказал Сеньчуков. – Накануне истории в Гатчине я встретил этих двух и проследил их до Шпалерной, до здания французского консульства. Они заметили меня и длинный, – как раз этот Степан, – напал на меня. К счастью, самому мне удалось отбиться, но задержать их не вышло.
Явился дворецкий и объявил, что протоиерей Свиноредский просит срочно принять его. Великий князь велел привести батюшку и тот, оттолкнув дворецкого, ворвался в зал.
– Отче, что с вами? – Владимир Александрович всплеснул руками. – На вас же лица нету!
– Хвала Господу, вы живы, Ваше Высочество! – вскрикнул отец Серафим. – Не ввергли вас злодеи в темницу!
– Какую темницу, святый отче? – изумился великий князь.
В гостиной повисла напряженная тишина. Отец Серафим оглядел притихших офицеров и сказал:
– Мне сегодня после заутрени прихожане такого наговорили! Будто этой ночью посылали гвардейцев вас арестовать и в Петропавловскую крепость заточить, а вы будто бы их обманули и в карете австрийского посла сбежали по Нарвской дороге в Ревель. Вас на Обводном видали в карете.
– Господа, да вы что, в самом деле! – сказал великий князь, увидев вытянувшиеся лица офицеров. – Успокойтесь! Это же бабьи сплетни! Нам пора прекратить заниматься ерундой. Вчера заговорщики совершили злоумышление на жизнь представителя августейшего семейства, то есть меня. Время действовать!
– Действительно! – поддакнул Пистолькорс. – Хватит ерундой заниматься. Стыдно сказать, кирасиры не смогли зарубить двух штатских безоружных мазуриков! Спортсмэны! Ваше Высочество, у меня есть преданные офицеры, которые смогут все быстро сделать. Не нужно только им мешать.
– Вы предлагаете ворваться во время приема во французское посольство и зарубить всех подозрительных?
– Поручик Пургольд хорошо знаком со французским военным агентом Муленом через его вторую жену, урожденную Шмакову, – сказал Пистолькорс. – Вы можете поручить ему дело с французским посольством. Если злодеи хотят взорвать вас и Его Величество во время приема, он, может быть, сможет через Мулена осмотреть помещения под столовой.
– Ваше Высочество, – вдруг вскочил капитан Сеньчуков. – У нас в Семеновском служит подпоручик Иелита фон-Вольский, брат его командовал караулом финляндцев во время взрыва в Зимнем дворце… Как звали злоумышленника, который динамит под столовую заложил?
– Батышков, кажется… Степан. Вы правы, капитан, это он! Его же тогда так и не нашли!
Зловещее напряжение разлилось по Дубовому залу, некоторые украдкой посматривали себе под ноги на паркет.
– У меня дома в сундуке есть фотографическая карточка этого Степана, – сказал отец Серафим. – Их превосходительство Константин Петрович Победоносцев тогда одиннадцать тысяч этих карточек по всем приходам для опознания разослал.
– В жизнь мою не забуду этого ужаса, – сказал великий князь. – Раздался вдруг страшный гул, пол под ногами заходил, и в тот же миг везде потух газ. Мы все бросились в желтую столовую: окна там все перелопались, стены потрескались, люстры почти все были затушены, и все покрыто густым слоем пыли и известки. Я тогда еще подумал: «Боже, раки а ля борделез! Все пропало! Где же мы будем обедать и что нам подадут?» С большого двора, из темноты доносились страшные крики и мы с братом побежали на главный караул. Еле с ним добрались: свет везде потух, и от дыма было трудно дышать. Вся большая караульня была взорвана, и все провалилось более чем на сажень, и в этой груде кирпичей, известки, плит и громадных глыб сводов и стен лежало вповалку более полусотни финляндцев, большей частью израненных, покрытых слоем пыли и кровью! Пожалуй, отправлю-ка я графу Монтебелло своих столяров, – добавил он. – Французы жадные, они задарма возьмут. А мои пусть присмотрят, глядишь, и вызнают, кто у террористов агентом в посольстве.
– Ваше Высочество, – сказал полковник Оболенский, дотоле молча сидевший в стороне. – А не лучше ли будет доложить-таки Его Величеству о случившемся вчера покушении на вас?
– Не думаю, князь, – ответил Владимир Александрович. – Брат отдаст все в руки этого пьяницы, генерала Черевина. А генералу Черевину многое доверялось еще при моем батюшке, покойном Государе, когда генерал Собственным конвоем командовал. Он был последним, кто осматривал столовую в Зимнем дворце перед тем, как она взорвалась. Да сегодняшний случай был прямо под его окнами, и вы думаете, он проснулся? Даже в австрийском посольстве уже смеются над ним.
– Тогда, Ваше Высочество, я бы посоветовал вам изменить для начала кое-что в своем распорядке, – сказал Оболенский.
– Это что же?
– Во-первых, вы не должны более сидеть у окна и любоваться видом набережной. Во-вторых, вы больше не должны по ночам ходить в обходы по гвардейским полкам.
Собравшиеся одобрительно загудели.
– Приятно видеть такое единодушие в гвардии, – сказал великий князь.
– И, в-третьих, днем вас должна сопровождать охрана из доверенных лиц. – Полковник обвел рукой сидевших в зале. – Кроме того, вы должны временно отказаться от любых приглашений и приемов, сославшись на болезнь.
Полковник Оболенский потрогал себя за щеку в том месте, где у великого князя чернел пластырь.
– Что это, Ваше Высочество, у вас, не чирей ли? – обратил внимание на болячку отец Серафим. – У меня есть верное средство от чирьев. Сам у жены с крупа свел.
– Это какое же? – живо спросил великий князь.
– Молитва особая, – я вам ее спишу, – да свежее коровье дерьмо приложить.
– А конское не сойдет? У нас в гвардии конского – навалом.
– Нет, непременно надо коровье-с, да особым образом в церкви отмоленное. Я вам привезу.
– Вы бы, отец Серафим, не лезли бы со своими снадобьями пока, – оборвал священника Оболенский. – Речь идет о жизни Его Высочества.
– Бог не допустит, – уверенно сказал отец Серафим.
– Прекрасно, – сказал Владимир Александрович. – Однако на Бога надейся, а сам, как говорится, не плошай. Мы прервали Пистолькорса, пускай продолжит про своих храбрых офицеров.
– Я думаю, что мы соберем пять-шесть верных офицеров, найдем злоумышленников и убьем их, – сказал Пистолькорс.
– А трупы вы спрячете на чердаке казарм? – сказал великий князь. – Как год назад… Мерси!
– Тогда мы можем создать особую troupe mobile, которая всегда будет наготове неподалеку. И как только представится непосредственная угроза Вашему Высочеству, она тотчас выскочит и изрубит их, как это должен был сделать вот этот кирасирский недоросль со своими кирасирами.
– Где бы вы прятались и откуда бы вы выскочили вчера, когда напали на его высочество? – спросил Оболенский.
– Мы бы скакали за каретой!
– У Его Высочества вся гвардия может скакать за каретой, кроме разве конвойных казаков! Мы наряд за каретой с пушкой посылать можем! Нам нужна панельная стража из людей незаметных, невоенных, которые могут и в трактире разговор подслушать, и на улице незаметно его высочество охранить. Капитан Сеньчуков, вы единственный из нас здесь пехотный офицер, что вы можете предложить?
– Я могу обучить панельную стражу строевым приемам, и даже ружейным приемам каким-нибудь обучу. Но где ее набрать – ума не приложу! – ответил Сеньчуков.
– Нашли беду! – всплеснул толстыми руками отец Серафим. – Да я вам сколько хошь людей верных представлю. Как минимум сотню через три дня выставлю. У нас на Охтинской прядильной мануфактуре народу тьма, а работы не то чтобы много. Времени светлого рабочего по зиме мало, и доходы у них упали. Многие с удовольствием к нам пойдут.
– Они же нам очень дорого выйдут! – сказал Сеньчуков.
– Ничего и не дорого. По 30 копеек в день и харчи, да еще одежу теплую на время стражи. Тыщи полторы на всех в месяц.
– Охрана из прядильщиков? – с сомнением спросил великий князь. – Как-то…
– Вы бы, Ваше Высочество, поглядели бы на них льду, на кулачных боях. Один наш присучальщик трех литейщиков с Александровского завода укладывает! И с соглядатаями задержек не будет. Работают прядильщики семьями, так мы к этому промыслу их баб с детями пристроим. Ни один из злодеев не заподозрит наших людей. А охранять они вас, Ваше Высочество, будут люто. Зубами порвут, и сабель не понадобится.
– И как же прикажете их называть, отче? – спросил Владимир Александрович.