– А что в квартире стырили?
– Полушубок денщика. И, кажется, какую-то групповую фотографию у туши медведя, но супруга капитана не может толком описать, кто на ней был изображен кроме капитана. На кровати в спальне валялась открытая шкатулка с орденами, но сами ордена все на месте.
– Что-то эти мазурики шукают: либо у вдовы Сеньчуковой, либо у капитана. – Путилин опять засунул щепотку табака в нос. – И это что-то – маленькое, если они шукали его в шкатулке и на генеральше.
– Но это еще не все, – сказал Вощинин. – Мы выяснили, что накануне нападения на генеральшу Сеньчукову в гатчинском поезде поляк участвовал в странном происшествии на крыше доме Балашовой, на Шпалерной.
– Это который раньше графине Клейнмихель принадлежал? Двухэтажный, рядом с бывшим домом Пашкова, где теперь французское консульство? Знаем мы этот дом, отлично знаем. И что же там делал наш польский мазурик?
– По крыше бегал. От капитана Сеньчукова.
Табакерка выпала из рук Путилина, просыпав табак на халат.
– Надо тебе капитана из горячки выводить, Платон Сергеевич. Давай-ка еще выпьем.
– Должен вам признаться, оба мазурика практически были у нас в руках. Но упорхнули птички.
– А вот у меня была прямо противоположная история. Я тебе не зря говорил: не найти, а поймать! Вызвали раз меня к графине Гендриковой. Дурепа была первостатейная. «Вы, Путилин, – говорит она, – все можете найти, так найдите мне любимого Коко.» У нее, у суки, попугай, вишь ты, в форточку улетел. «А не найдете, – говорит, – пожалуюсь Государю, чтобы он кого порасторопнее поставил.» Вышел я в растерянности на улицу. Что делать – ума не приложу. Решил уж у прислуги идти выяснять, как выглядел, чтобы такого же купить, ан глядь – а эта сволочь пернатая на тумбе у подъезда сидит. Я его в шапку сгреб – и назад. Большой успех был. Вот табакерка – полюбуйся, за тот случай дарена. А вы то чего же дзьобом клацали?
– Поставили мы за квартирой на Мещанской наблюдение, посадили в соседнем номере агента. Да вы его знаете – Василий Икоркин. Вчера ночью после случая у капитана Сеньчукова они в той квартире объявились. Василий следил за ними всю ночь. А утром они, видимо, обнаружили слежку и отравили его через замочную скважину карболкой. Уж на что Василий опытен – и ножом его подкалывали, и удавку накладывали, и обухом промеж глаз получал – а такого никак ожидать не мог.
– Неужто помер? – перекрестился Путилин.
– Слава Богу, доктор вовремя поспел. Он уж Василию и гашеной извести с сахаром давал, и глауберову соль, и молоко с известковой водой. Однако коньяком все же отпоил.
– Не возьму только в толк, Платон Сергеевич: они что Василию – лейку через замковую скважину вставили? И почему карболкой? Нешто обыкновенных ядов в аптеке не купить?
– Они его из гидропульта струей отравили, мы в комнате их инструмент нашли. Оказалось, что они все лето и осень при Санитарной комиссии дезинфекторами подрабатывали. И инструмент за ними числится несданный, у меня справка от санитарного врача Коломенской части Долинского имеется.
– А сами мазурики, конечно, ухряли?
– Ухрять-то они ухряли, но Василий, перед тем как его отравили, слышал, что они на Шпалерную собирались. Я туда тотчас людей послал, но они там пока не объявлялись. Управляющий сказал, что эти жулики как представители городской управы незадолго перед тем осматривали весь дом, проявив особое внимание к двум квартирам на втором этаже, и затребовав от него, Чреслера, список посещающих квартиры. Более того, в квартире на Мещанской после сегодняшнего обыска были обнаружены те самые окровавленные тряпки, которыми был перевязан сбежавший с квартиры капитана Сеньчукова человек. Так что это точно они.
– А где они закладку брали – уже выяснили?
– Я отправил людей, но хозяин сам явился в полицию. Терентий Ухабов.
– Ну они, я тебе скажу, и мастера! У Терентия Ухабова закладку отобрать! Я этого Ухабова еще по делу об убийстве протоиерея Свисторакова корнетом князем Несурадзе в 1888 году помню. Уж такой прожженный, ему бы с Несурадзе на каторгу следовало идти, так он еще грошей на этом поимел!
– Он сказал, что они показали ему открытый лист, и так пужали, что он даже фамилий со страху не углядел.
– Да, тебе таких, Платон Сергеич, трудненько будет поймать.
– Вот и я говорю – надо официально дело открывать. А то я даже агентам на расходы денег не могу выдать, они на конке на мои кровные ездят.
– Так что же им, на халдыговине на свои ездить? Они завсегда на гроши начальства ездили. А официально дознание ты погоди открывать. Я Ивану Александровичу намекну, что не худо было бы вперед дать. А ты бы человека послал по богатым домам в Коломне, пусть у дворников поспрашивают насчет наших дезинфекторов: не пропадало ли у жильцов чего после их визита, и так, вообще…
– Агента я, конечно, пошлю, но у наших мазуриков на квартире мы нашли интересную тетрадь. Вот, хотел вам показать.
Вощинин протянул Путилину провонявшую карболкой «Исповедь дезинфектора».
– Весь я его не успел еще изучить, но там есть закладки на тех местах, где автор – очевидно, Владимиров, – описывает посещение ими богатых коломенских домов.
– «Записки сумасшедшего» какие-то, – сказал Путилин. – «И если в приемной зале во дворце августейшего генерал-адмирала всюду сновали вестовые и весталки, что, конечно, мешало нам чрезвычайно, итальянское посольство на Мойке явилось нам воистину оазисом роскошной жизни посреди коломенского убожества, заставленным не дешевыми безделушками, а дорогими, достойными нашего внимания образцами искусственной деятельности.»
– Вы дальше, дальше читайте, Иван Дмитриевич.
– «На каминной полке в парадной зале барона Марокетти, куда мы беспрепятственно проникли, стояли пара канделябр и каминные часы – как сказал г-н Ф., саксонского фарфору прошлого столетия, за который в Лондоне дали бы не меньше 500 фунтов.”
– Ну как? У этих молодцев губа-то не дура. А вы почитайте список предметов в испанском посольстве.
– А Малечка – это кто? – спросил Путилин.
– Кшесинская-вторая, – сухо ответил Вощинин.
– Так значит наследник – это действительно наследник?
– Да-с.
– И они для всех посещавшихся ими домов такие описания оставляют? – Путилин полистал рукопись.
– Нет, такие списки есть только для испанского и итальянского посольства, для дворца великого князя Алексея Александровича и управления кондитерской фабрики Жоржа Бормана.
– Уж не специализируются ли они на иностранных миссиях и посольствах? На Шпалерной соседний дом – французское консульство, это зады посольства, а далее дом шведской и норвежской миссии. Надо бы по всем посольствам и миссиям пройтись, узнать, не появлялись ли они там. Иноземные послы да посланники местные порядки дурно знают, полицию не пустят, потому что на то дипломатический порядок есть, а дезинфекторов без разговоров пустят, особенно во время эпидемии. Да не мешкай, если что у дипломатов стырят – лиха не минешь, тем более, что Грессер твой помер. Когда камердинер французского посла серебряный сервиз украл и заложил, мы с приставом Шерстобитовым о Сибири уже подумывали. Это было, правда, при Николае Павловиче, но тебе и сейчас по шапке не меньше дадут. Ты спрашивал в этих посольствах – пропадало что после их визита?
– Нет, ничего не пропало.
– Значит, хотят все разведать сперва, записать, а потом все разом возьмут – и на дно. Только им вдвоем не управиться. У них во всех посольствах свои люди есть.
– А как же мне быть? Не могу же я допросить посольскую прислугу!
– Взять, скажем, ту историю с сервизом. Нам нужно было отвлечь французскую челядь, чтобы Яша-вор лишний сервиз у герцога Монтебелло, батька нынешнего посла, из дома забрал, а тебе нужно всего лишь им язык развязать. Мы с Шерстобитовым знакомого купца из Апраксина, который ливреи шил на посольство и всю ихнюю челядь знал, подговорили именины себе фальшивые для французов устроить. Кто сейчас им ливреи шьет? Лидвали? Узнай у них, какой мастер для миссий шьет, и пусть он для челяди посольской из разных миссий в каком-нибудь трактире по очереди угощение ставит. И человека туда своего посади, нехай слушает. Может, чего и доведается. А квартирку на Шпалерной пока не щипай. Может, она им для того потреба, чтобы краденое там перетырить. Если случится что, там ты сразу все и найдешь.
– А как семейство капитана с этими кражами связано? Что эти мазурики такого могут у них искать? Волшебный ключ от всех несгораемых ящиков в дипломатических миссиях?
– А если семейство Сеньчуковых с кражами не связано? Я хорошо знал Александра Захаровича, и был в курсе событий вокруг той истории, что связывает Владимирова с Сеньчуковыми. И только что мне пришла в голову страшная мысль… – Путилин потянулся за водкой.
Вощинин с ужасом наблюдал, как Иван Дмитриевич наполнил до краев стакан и махом опрокинул его.
– Первые пять лет в отставке генерал-майор Сеньчуков прожил все там же, в Петергофе, – сказал Путилин, обтерев губы салфеткой. – А когда в восемьдесят первом произошло несчастие с Государем, и на престол вступил Александр Александрович, продал здесь все и быстро перебрался в Гатчину. Мабуть, поближе к новому Государю. Ты не наводил справки в Петергофе, как сложилась дальнейшая судьба Владимирова после этой истории?
– Он был потом надзирателем в тамошней прогимназии, а в 1881 году куда-то исчез.
– Вот именно!
– Ну и что-с?
– Возможно, что как раз с этим годом связано обретение Сеньчуковым столь требуемой Владимирову вещицы. Но я подумал про происхождение ее. Мария Ивановна мне всегда говорила, что Александр Захарович не мог такое учинить над малолетней прислугой, и я ей верю. Сеньчуковы считали, что оговоривший полицмейстера и есть на самом деле виновник. Но вот здесь они ошибались. Во-первых, Александр Захарович прислугу свою Нестерову никуда, кроме как на рынок да в огород к суседке, где он две грядки арендовал, из дому не пускал. Владимиров этот ее на пути в огород все время и поджидал. Да только обрюхатить ее там, на виду всей полицейской части, он не мог, вот в чем дело!