Его губы дрогнули. Их чуть заметное движение не совсем походило на улыбку, но улыбался он редко.
Он пошел в свою сторону, она – в свою. Затем, повинуясь какому-то странному порыву, он оглянулся и увидел, что она сделала то же самое. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, наконец она повернулась и поспешила прочь.
Он запомнил эту девушку – и ее странные глаза, и скромный вид, и обожание, с которым она смотрела на него. Ее взгляд и несколько произнесенных слов польстили его уязвленному самолюбию. Кто она такая? – думал он. Скорее всего – из свиты Марии. В таком случае они еще увидятся. Он на это надеялся.
Елизавета Вилльерс произвела очень выгодное впечатление на принца Оранского.
Она и сама это понимала.
Весть о предстоящей свадьбе в стране приняли с воодушевлением. По вечерам небо озарялось отсветами сотен фейерверков; в это время Мария-Беатрис готовилась к родам, но уже никто не ждал от нее сына, и единственную наследницу английского трона видели в Марии. Причина такого предпочтения была одна: она выходила замуж за протестанта.
Народный энтузиазм порадовал короля, и он призвал брата присоединиться к его радости.
– Это событие очень много значит для нас – особенно для тебя, Яков, – напомнил он. – Оно отчасти примирит моих подданных с твоими католическими убеждениями. А чтобы закрепить наш успех, мы совершим свадебную церемонию и консумацию здесь, на английской земле. Тебе это не по нраву?
– Я все время думаю о Марии. Карл тяжело вздохнул.
– Бедная девочка, – сказал он. – Но что делать? Только она может принести мир – нам и всей Европе. Ради него Мария должна пожертвовать собой.
Яков промолчал – не хотелось ни о чем говорить. Слишком велико было несчастье его дочери, он это видел по ее глазам; знал он, что и сам никогда не сможет полюбить своего зятя.
Последний день свободы. Тоскливый, пасмурный. Промозглый туман за окнами дворца святого Якова; внутри – темно и тихо.
Почти весь этот день с ней провела Анна. Бедная, она страдала ничуть не меньше, чем ее сестра – не помогали никакие утешения.
– Не плачь, мы еще не раз увидимся, – сказала Мария.
– Как?
– Ты будешь приезжать в Голландию, а я – в Лондон.
– Только обязательно, – попросила Анна. – А то я не смогу жить без тебя.
Они обнялись, и Марии показалось, что Анну немного лихорадит. Когда она сказала об этом, Анна махнула рукой.
– Это потому что я переживаю за нас с тобой. А что мне делать, пока я буду ждать поездки в Голландию или твоего приезда в Англию?
– Ты ведь все это время будешь дома, – ответила Мария. – Думай обо мне, вспоминай, как я была счастлива с тобой.
И они снова заплакали.
Девять часов вечера, дворец святого Якова. Вот и настал этот роковой час. В спальне принцессы Марии собрались те, кому предстояло участвовать в церемонии. В стороне от всех стоял жених – бледный и суровый, с неприязнью поглядывающий на свою заплаканную невесту. Проводить ритуал должен был Генри Комптон, епископ Лондонский. Последними пришли король и супруги Йоркские.
Герцог сразу подошел к дочери – обнял, осторожно пригладил локоны.
– Дорогая моя Мария, – прошептал он, – маленькая моя.
– Папа…
Она с мольбой посмотрела на него.
– Дорогая, если бы я мог… я бы сделал все, что от меня зависит.
Мария перевела взгляд на мачеху. Та стояла, поддерживая руками свой огромный живот – со дня на день должны были начаться роды, – и тоже едва сдерживала слезы.
– Я буду скучать по тебе, маленькая, – чуть слышно проговорила она.
К Марии подошел король. Видя настроение собравшихся, он решил разрядить обстановку.
– Ну, епископ, приступайте, – бодрым голосом произнес Карл. – Не испытывайте наше терпение.
Он положил руку на ее плечо и чуть-чуть сжал его. Бедное дитя! – подумал он. Но ничего, скоро придет в себя – она ведь из Стюартов, а Стюарты жизнерадостны от природы, редко поддаются унынию. Кроме того, она достаточно хороша собой, и если не Вильгельм, то кто-нибудь другой уж точно скрасит ее пребывание в Голландии.
Ему было жаль ее, но он слишком долго учился подавлять в себе эмоции, а потому сочувствовал ей скорее внешне – не так, как остальные участники этой печальной церемонии.
Он с усмешкой взглянул на Вильгельма, намеревавшегося с ее помощью когда-нибудь получить британскую корону. Ростом не вышел, зато честолюбия хоть отбавляй, подумал он. Странно, что великие мечты чаще всего поселяются в сердцах вот таких ущербных заморышей.
– Начинайте же, Комптон, начинайте, – повторил Карл. – Поторапливайтесь, иначе герцогиня родит сына раньше, чем закончится церемония, а мне бы не хотелось, чтобы бракосочетание разочаровало принца или, не дай Бог, сорвалось. Как-никак оно обошлось нам недешево.
Вильгельм и бровью не повел – уже привык не обращать внимания на язвительные реплики своего дяди.
Высыпав горсть золотых и серебряных монет на раскрытую Библию, он поклялся всю жизнь беречь и содержать в достатке свою супругу. Затем надел на ее палец кольцо с небольшим рубином. Церемония обручения завершилась.
Мария стояла рядом с мужчиной, который стал ее супругом. Она боялась и думать об этом, а самое страшное было еще впереди.
За окнами дул холодный ноябрьский ветер, но в заполненной людьми комнате было тепло, почти жарко. У Марии немного кружилась голова – от принятых поздравлений, от выпитого вина.
Какое-то время с ней были королева Екатерина, мачеха Мария-Беатрис и герцогиня Монмутская. Они пришли приготовить ее к брачному ложу.
Все трое до слез жалели эту пятнадцатилетнюю девочку. Они пытались утешить ее и знали, что могут это сделать только своей добротой, понимающими взглядами, что слова тут бессильны.
Они бережно уложили ее в постель. Молча унесли ее одежду. Теперь рядом с ней был только Вильгельм.
Затем к ним подошел король – пожелал лично задернуть шторы.
Увидев умоляющий взгляд Марии, он отвел глаза и громко сказал:
– Ну, племянник, принимайся за работу. Эй, вы все! Пейте за здоровье новобрачных и за процветание Англии!
Шторы сомкнулись.
Она осталась наедине с темнотой – и этим мрачным чужим мужчиной, ставшим ее супругом.
Дрожа всем телом, Мария почувствовала на себе его руки. И, зажмурив глаза, хотя и так было темным-темно, отдалась… ужасу.
Утром, когда он ушел, она безропотно позволила служанкам поднять ее с постели и одеть. Ночь, проведенная с Вильгельмом, ничуть не сблизила ее с ним. Она с прежним страхом думала о его предстоящих ласках и с еще большим страхом – о годах, которые проведет с ним в чужой и незнакомой стране.
Вскоре в спальню вошла Сара Дженнингс, сообщившая, что в соседней комнате ее дожидается какой-то мужчина.
Мария узнала его. Это был Бентинк, правая рука принца Оранского. Он сказал, что пришел с подарком от принца принцессе Оранской.
Вокруг сгрудились служанки – сгорали от любопытства. Какой подарок? Принц не производил впечатления слишком щедрого мужчины. Им не терпелось увидеть, что именно он прислал.
Бентинк поклонился и вручил Марии шкатулку.
– Пожалуйста, передайте принцу мою благодарность, – сказала она.
Бентинк еще раз поклонился и вышел; как только он скрылся за дверью, служанки наперебой стали просить Марию показать содержимое посылки. Мария открыла шкатулку и извлекла из нее старинное жемчужное ожерелье, оплетенное серебряным орнаментом с бриллиантами и рубинами.
– Какое чудо! – выдохнула Елизавета Вилльерс.
– Думаю, эти драгоценности побывали в руках всех девушек, когда-либо соглашавшихся провести брачную ночь с Оранскими, – сказала Мария.
– А пожизненное владение – чем не собственность? – приложив украшение к ее шее, спросила Анна Трелони.
– Они стоят целого состояния, – заметила практичная Сара Дженнингс. – Тысяч тридцать – сорок, не меньше. Вы только взгляните, какие крупные жемчужины!
Мария посмотрела: драгоценности как драгоценности, ничего особенного. Гораздо больше она ценила свою свободу. Но свободу ей дарить не собирались.
В то же утро в Уайтхолле началось пиршество, продолжавшееся до следующего вечера. Мария почти все время была с придворными. Те поздравляли ее, а она слушала, что-то отвечала и в самом деле была благодарна им – но не за слова, а за их спасительное присутствие.
На третий день в ее покои пришел Вильгельм. Увидев супруга, она съежилась – боялась его колючего взгляда.
– Опять плачешь? – холодно спросил он. Она промолчала. Он повысил голос:
– Это мне нужно плакать, а не тебе. У тебя появился брат. Забыв про страх, Мария вскочила на ноги.
– Как?.. Уже?
– Да, сейчас твой отец принимает поздравления.
Он с нескрываемым отвращением посмотрел на нее, и Мария сразу поняла, что означает этот взгляд. Случилось то, о чем в шутку сказал ее дядя: бракосочетание разочаровало принца. У ее мачехи родился сын, и она, Мария, уступила ему место в линии наследования. Следовательно, брак с ней для Вильгельма уже не имел никакого смысла. Да и вообще, нужна ли ему эта обуза – зареванное неразумное дитя, жеманная невеста, – если он никогда не получит обещанное приданое? Кому теперь достанется его английская корона? Увы, сбылись худшие опасения принца Оранского: его дяди снова провели своего племянника, опять оставили с носом.
Через три дня сына герцога и герцогини Йоркских окрестили Карлом – в несть дяди. Крестными были сам король и принц Оранский, а леди Франциска Вилльерс выступала в качестве гаранта от лица его пятнадцатимесячной сестренки Изабеллы.
А еще через три дня в комнату Марии, готовившейся к очередному торжеству, ворвалась запыхавшаяся Сара Дженнингс.
– Миледи! – выпалила она. – Случилось несчастье. Леди Франциска Вилльерс заболела – говорят, у нее оспа!
Мария вздрогнула. Затем встала и пошла к двери.
– Не ходите, туда нельзя, – остановила ее Сара.
– Но мне нужно посмотреть, кто за ней ухаживает.