Ночью на 1 августа поднялась ужасная гроза с сильным проливным дождем и жестокими шквалами. Страшный гром раздроблялся по тучам в необъятном пространстве океана, и пламенная багровая молния освещала весь горизонт. К утру ветер начал стихать, и хотя дождь перестал, но небо покрыто было облаками.
В 6 часов мы снялись с дрейфа; в 10 часов увидели юго-западный мыс Вандименской Земли и лежащий поблизости оного камень Мюстон. Нельзя вообразить, как приятно было увидеть берег, ибо прошло 50 дней сряду с того времени, как мы не видали не только земли, но даже и признака оной; притом же беспрестанно продолжавшиеся пасмурные, дождливые и бурные дни столько уже нам наскучили, что всякий с нетерпением желал скорее пристать к берегу и отдохнуть.
В полдень, по сделанному наблюдению, мы находились под 43°58'5''южной широты и 145°58' восточной долготы, по хронометру; камень же Мюстон лежал тогда от нас в 13 милях к юго-востоку.
В половине 2 часа увидели еще два камня: Эдистон и Свилли; первый из них издали весьма походит на корабль, идущий под полными парусами. В 3 часа мы миновали оные на траверзе в расстоянии 12 миль и направили курс к северо-востоку. Чем более подвигались к северу, тем более погода становилась приятнее и теплый климат ощутительнее. До 1 числа, по причине переменных ветров, мы должны были целые шесть дней лавировать. Сего числа достигли мы до 34°41'17''южной широты и 152°15' восточной долготы; следовательно, от порта Джексона находились не более, как в 60 милях. И в самом деле, поутру с восхождением солнца, с помощью зрительной трубы мы усмотрели берег Новой Голландии, называемый англичанами Новой Южной Валлийской Землей – New-South Walis. В полдень он открылся нам совершенно. На южном мысе, вдавшемся в море, мы увидели маяк и флагшток, на коем развевался английский флаг. В 7 часов показался нам на сем мысе сверкающий огонь и носившиеся облака дыму в расстоянии 8 миль SSW. Во всю ночь яростные волны Южного океана не преставали дробиться с шумом о высокие гранитные скалы сего мыса. Между тем матросы спокойно доставали из трюма канаты и торопились привязывать к якорям.
Наутро 12 числа [августа] погода была прекраснейшая, и вид берега Новой Голландии представился прелестнее прежнего. Ветер был от запада тихий, брамсельный, отчего мы ранее, как в 8 часов, могли подойти к южному мысу, где при пушечном выстреле подняли на фор-брам-стеньге флаг для требования лоцмана.
В 12 часу из Джексонского залива вышел идущий на китовый промысел английский купеческий бриг, с которого приехал к нам лоцман. Какой живописный вид открылся, когда мы прошли между высоких каменных скал: в одной стороне берег Новой Голландии представлялся, как мрамор, с другой – зеленые равнины расстилались над дикими утесами, и взор терялся среди множества островков, один другого прелестнее, закрываемых с моря деревьями и кустарниками; вдалеке бурный шум океана, тихий плеск волн в спокойном заливе, которого голубые воды позлащивались лучами солнца, свежесть и прохлада от соседственных лесов, пение разновидных птиц, которых тысячи порхали на ветвях дерев, кружились над берегом или над водами и плескались в струях; все для нас было каким-то очаровательным зрелищем.
Вскоре из порта Джексона приехал к нам посланный от губернатора офицер с инструкцией, которая дается всем иностранным судам во время пребывания в сем порте. Между тем он старался узнать от нас политические новости о военных обстоятельствах в Европе, которых они давно не получали, ибо из Англии пакетбот с известиями приходит в Новую Голландию только один раз в год; а так как у нас были взяты из Англии и Рио-Жанейро газеты, то мы и отдали ему оные для доставления губернатору.
В 2 часа пришед в Сиднийскую губу, откуда виден город Сидни, стоящий на возвышенном месте, с прелестно выстроенными дачами и красивыми каменными домами, мы салютовали городской крепости 11 выстрелами, а между тем убирали паруса и становились на якорь на определенном месте для всех приходящих иностранных судов. Мы стали на якорь на глубине 8 саж., где грунт ил с песком. В начале четвертого часа на наш салют отвечали с крепости 13 выстрелами; замедление же в ответе происходило, как мы после узнали, оттого, что посылали спрашивать приказания губернатора, который и велел отвечать двумя [выстрелами] более. В четыре часа приезжал опять прежний офицер от губернатора с уведомлением, что нашему кораблю позволено перейти на то место, где стоят английские суда. Сия привилегия здесь чрезвычайно редко дается иностранным судам, и почти никогда[38].
Мы очень удивились и обрадовались сему лестному случаю; но так как течение в сие время было противное, то и остались до утра на прежнем месте. На другой день, на самом рассвете, приехал к нам лоцман, и при сделавшемся попутном течении мы снялись с якоря, а к 10 часам перешли к самому городу Сидни и стали на якорь к N от губернаторского дома. Пока мы переходили и становились на место, то на пристани собралось великое множество народа, который с любопытством смотрел на наш корабль и удивлялся прибытию; ибо с того времени, как порт Джексон населен англичанами, то это еще [был только] второй корабль под российским флагом[39], [который] посещает сей далекий порт пятой части света, отдаленный от нас двумя великими океанами.
Лишь только мы успели стать совершенно на место, как гром пушек из всех крепостей возвестил полученное от нас радостное известие о взятии Парижа. Всякий спешил узнать тому причину; суетились и бегали по улицам. Наконец, после полудня сие известие было торжественно обнародовано. Тогда-то надобно было видеть, с каким восторгом радости встречали нас и с каким уважением принимали всякого, съезжающего с нашего корабля на берег: матросов насильно тащили в шинки и потчевали по-братски, приговаривая: «Рашен добра!», «Рашен добра!», «Френч но гуд!» [русские добрые, а французы плохи]. В вечеру все городские улицы были иллюминованы; пред каждым домом горели плошки; даже в самом бедном поставлено было на окнах по три и по четыре свечи, а в других и более, смотря по достатку.
Во многих местах пускали ракеты. Дом генерал-губернатора Маквария освещен был великолепно, и сожжен превосходный фейерверк. В сие время народ толпами собирался на площадь; в одном месте гремела полковая музыка, в другом хор песельников, а инде разноголосный крик подхмелевших весельчаков. Словом сказать, весь город казался в сие время счастливейшим в свете… Кто бы из нас мог вообразить, что на другой день нашего пребывания мы проведем время с таким удовольствием!
14 числа [августа] капитан [М. П. Лазарев] приказал осмотреть весь такелаж и рангоут, а между тем старался приискать конопатчиков и других мастеровых, необходимых для исправления корабля. Сильные бури, бывшие во время нашего плавания, несколько повредили палубу и корабельные борта; притом же некоторые паруса были изорваны, а другие и вовсе не годились. Также нужно было пересмотреть бывшую на корабле провизию, а особливо солонину, которая начинала уже портиться. Моя же должность состояла в проверке хронометров, для чего и выбрали нам место, именуемое Benelongs point, которое по своему положению может назваться романтическим: с одного края подымаются уступами морские скалы, у коих плещут волны, разбиваясь с пеной о камни, с другого простираются цветущие долины, осененные благовонным рощицами, откуда несется восхитительное пение птиц.
После наших утренних наблюдений мы садились обыкновенно на мягкую траву, под тень какого-нибудь кустарника, укрывающего нас от солнечных лучей, и спокойно наслаждались созерцанием прелестных окрестностей. С сего места видна большая часть города, гавань и стоящие в ней корабли. Здесь всегда много гуляющих. Многие англичанки, из любопытства, приходили к нам и смотрели на наши занятия. Мы знакомились и были так счастливы, что, нас не забывали своими посещениями. Benelongs point было местом свидания. Как весело тогда проходило время! Окончив наблюдения, мы играли и бегали здесь, по прелестному месту, до самого вечера. Вечером же снова должны были приниматься за скучные астрономические наблюдения, по окончании которых возвращались с инструментами на корабль.
…20 числа [августа] узнал я, что в сей день будет происходить сражение между дикими на назначенном для сего месте. Сей случай столько показался мне любопытным, что я никак не хотел его упустить и решился даже оставить сего числа поверку хронометра. Получив на сие позволение от капитана, в 9 часов утра собрался идти на то место с г. де Сильве и помощником суперкарга Красильниковым. Когда мы пришли, то еще никого не было, но спустя несколько времени множество народа начало собираться, ибо англичане имеют особенную страсть к боям всякого рода. В 11 часов увидели мы около 30 бегущих вооруженных дикарей, которые были совсем нагие. Каждый из них имел при себе 3 копья, щит и дубину; все сии орудия сделаны из самого крепкого дерева, называемого англичанами железным (Iron Wood).
Наконец, прибежало еще человек с двадцать, и по данному им знаку они начали расходиться на разные партии; потом вокруг поднялся страшный шум, и мгновенно с обеих сторон полетели копья[40], от которых с чрезвычайным искусством они умеют увертываться и закрываться своими щитами. Между тем неприметно со всех сторон начало скопляться их более и более, так что напоследок собралось около ста дикарей. Сражение час от часу становилось упорнее; наконец, перебросавши все свои копья, начали драться сагайями[41]