Сформулированное Митей логичное, опирающееся на факты решение стало тем самым «а король-то голый», которого боятся «знающие жизнь» люди, и, как и любая насмешливая правда, разрушающая уловки шарлатана, было поддержано всеми участниками группы. Но это совсем не означало конца работы, к тому же выходило за рамки первоначальных задач и не могло явно влиять на текст готовившегося для СГМ заключения. Обсуждение новых целей началось в нерабочее время после быстрого, к огорчению старавшихся поваров, ужина. В просторной научной библиотеке в этот вечер собрались все, из высоких шкафов доставались старинные тома, на экранах высвечивались статистические таблицы, международные законы, политические и экономические карты мира, и воодушевлённые люди до хрипоты спорили, доказывая друг другу правоту своего ви́дения будущего. Самыми активными спорщиками, к всеобщему удивлению, оказались мальчишки, которые, то и дело прижимая к себе взятых из спальни тряпичных друзей, бесстрашно возражали остепенённым взрослым.
Лена сначала тоже участвовала в общем разговоре, но потом сникла и устроилась в дальнем полутёмном уголке, с удивлением глядя на раскрасневшуюся и ничуть не смущающуюся своим «неинтеллигентным» образованием тётю Аню, которая негромко, но настойчиво доказывала что-то пожилой индианке.
Мишка, заметив настроение Лены, подсел к ней:
– Устала? Может, к себе пойдёшь?
– Нет, не устала. – Она немного расстроенно взглянула на друга. – Поняла, какой глупой была, когда спорила с отцом… с Львом Борисовичем, и уверяла его, что никому не нужны послушные запрограммированные друзья. Оказывается, я тогда совсем ничего не знала…
– Ты была права. – Он осторожно накрыл её ладонь своей. – Ты говорила, что знала, что видела.
– Но в мире столько роботов – швейцары, горничные, даже актёры и художники…
– Катя немного сгущает краски, – сказал подошедший к ним Мишель. – Да и Стэн тоже. У них есть серьёзные причины, как и у остальных членов группы. Вы, русские, здесь единственные, кто смотрит на всё несколько со стороны, более объективно, чем остальные, даже когда опираетесь на их сведения или на свои воспоминания. Вон, послушайте, как Митя с Катей спорит, причём успешно. Все остальные, кроме вас, немного… зашорены. Так это по-русски? Они специалисты лишь в своих областях. Только Стэн и Накамура… У них свои счёты с хозяевами центра и трансгуманистами, как и у вас. А вы не обвиняйте себя в выдуманных ошибках.
– Мишель, кто вы по образованию? – спросил его подошедший Лёшка. – Психолог?
– Немного. В основном я аналитик Римского клуба и негласный осведомитель конторы, но теперь, думаю, придётся переводиться в штат. Вся наша семья связана с конторой, хотя мы и принадлежим к аристократическим кругам. Поль сейчас организует работу филиала на Марсе – там скоро начнётся строительство частных колоний, и поэтому создаётся небольшая международная группа прасовцев под эгидой СГМ. Катя об этой стороне его жизни не знает, он пришёл к нам уже после разрыва с ней и не хочет тревожить их с Сашей. Мой кузен во Франции, Али, один из ведущих психологов конторы. А я – то тут, то там, у меня двойное гражданство. – Мишель, улыбнувшись, взглянул на спорящих о чём-то Митю и Катю.
– Катя ошибается ещё в одном: объединять прасовцев под общим управлением нельзя. Мы и так работаем вместе, история с центром тому пример. Но… есть и другая сторона конторы и её аналогов: шантаж научных организаций, попытки подмять под себя политиков, не просто ограничивая их диктат, а заменяя их власть своей. Вспомните историю с исконниками – тогда руководство русского отделения конторы оказалось в числе организаторов нападения на несколько городов. К счастью, это исключение, но всё же не уникальный случай. Английское отделение не хотело предоставлять сведения о заказчиках центра, как и японское, и отделение в Эквадоре. В Японии штурм центра провели, не сообщив о нём руководству, потому что несколько человек из него и прикрывали центр, а один вообще оказался в списке заказчиков «секс-кукол». Хорошо, мы вовремя об этом узнали и не допустили утечки информации.
– А вы говорите, что я права! – Лена с горечью упрекнула Мишеля.
– Правы! Потому что… – он легко улыбнулся, – я слышал одну грубоватую русскую поговорку, что в проруби плавает… плавают только отходы жизнедеятельности. И именно они, к сожалению, часто всплывают наверх и в человеческом обществе. Хотя, конечно, далеко не все, имеющие власть, такое вот «гуано». Обыватели на самом деле не любят человекоподобных роботов: общаться с ними некомфортно, как с обманкой. Да и в играх всё чаще ботов убирают, тем более что игроков в сети всё больше. А нормальные люди, такие, как вы, ценят человеческое общение выше всего, и живут, помогая другим, как ваши родители, тёзка.
Дюбуа кивнул Мишке и отошёл к давно подзывавшему его Родионычу: у сотрудников конторы имелось много своих тем для разговоров.
– А не пора ли нам гнать юных аналитиков по кроватям? – взглянув на старинные напольные часы, сказал Мишка. – Почти одиннадцать.
>*<
Несколько дней прошло в муторной подготовке официального доклада для СГМ. Как и говорил когда-то Родионыч, победа в одном бою не означает победы в войне, а тут даже о бое говорить было рано, только о тактических задачах, которые позволили бы осудить работу центра.
Зато по вечерам в столовой не смолкали весёлые разговоры.
– Полетели они патрулировать, – рассказывал о своих подчинённых представитель ЮАР, который как оказалось, одно время курировал охрану национальных парков и заповедников. – Летят вдоль реки, жарко, скучно. Не знаю, кому из них в голову мысль пришла, они так и не признались. Купаться захотелось! Они геликоптер почти на воду опустили, чтобы он завис, а сами разделись – и с поплавка в воду попрыгали, все. Геликоптер вес потерял, автоматика подумала, что так и надо, и машина поднялась. Всего на два метра над водой.
– Это немного, – заметил Лёшка.
– А они в воде! И дно в двух метрах под ними! – весело и раздражённо объяснил негр. – До берега плыть далеко, и там что делать? На этих дураках одни плавки, а геликоптер ловить надо…
– Прошу простить, но дело очень серьёзное, – вошёл в столовую озабоченный У Ван. – Со мной связались из СГМ, пока частным образом, завтра придёт официальное распоряжение. Наша работа приостановлена…
– Что?! – вырвалось сразу у нескольких человек. – Почему?
– Пройдёмте в кабинет, лучше всё обсудить там. Всем вместе.
Когда все, встревоженные и ожидающие любых неприятностей, собрались в конференц-зале. У Ван тихо и спокойно, но с очень хорошо ощущавшейся внутренней силой, начал рассказывать последние новости.
– Вы все знаете, кто был среди заказчиков центра. И вопрос не только в частных договорах, но и в сотрудничестве с военными компаниями разных стран.
– Особенно моей, – поморщился американец. – Мы – главные спонсоры СГМ, а, как говорят русские, кто девушку обедает…
– Здесь замешаны правительства многих стран, да и некоторые руководители конторы. – У Ван говорил очень жёстко. – Но сейчас в основном пытаются действовать частные лица и хозяева финансовых империй – у них реальной власти больше, чем у формального руководства государств. За последний месяц давление усилилось в разы, произошло несколько нападений на свидетелей и даже следователей. К счастью, никто не погиб.
– И теперь мы должны отступить? Сдаться? – возмутились все. – Когда столько сделано, когда уже освобождены големы, остановлена работа центра?
– Нет, не сдаться! – У Ван оглядел всех. – Сейчас, как в первый день нашей работы, честно оцените свои силы и, если понимаете, что вы или ваши близкие слишком уязвимы, или есть иные причины выйти из группы – прошу удалиться. Вас никто не осудит, потому что положение очень серьёзное. Разумеется, подписка о неразглашении остаётся в силе – она в нашем положении защищает всех. На раздумья полчаса.
– Остаюсь, – откинулся в кресле падре Марко. – Я одинок, так что бояться могу лишь за себя, а моя жизнь в руках Господа. В моих же руках жизни многих человек. Если даже Господь простит, я сам себя не прощу.
– Остаюсь… Остаюсь… – зазвучало в зале и эхом отозвалось из угла, где по привычке расположились Виктор и тётя Аня.
– Спасибо! – поблагодарил всех У Ван. – Господа Агеевы, в сложившейся ситуации вы становитесь полноправными участниками группы, прошу занять места за столом.
Китаец подождал, пока они пересядут, и стал объяснять:
– СГМ и Международный суд юридически не подчиняются никому, хотя, как тут уже говорилось, в реальности слишком часто поддерживают наиболее сильные и богатые государства в ущерб остальным. Но если часть нашего руководства подвержена чужому влиянию, обо всех сотрудниках этого сказать нельзя, да и недавно избранный Генеральный Секретарь, господин Жан Ивеала, человек очень самостоятельный. Не скажу ничего неожиданного: он честолюбив и стремится противопоставить власть СГМ влиянию отдельных правительств. Поэтому Союз, как и Международный суд, очень заинтересованы в том, чтобы остановить действия центра и подобных ему организаций, причём сделать это показательно, нанеся удар и по своим политическим противникам. В то же время необходимо учитывать влияние правительств крупнейших стран, стремящихся продолжать подобные эксперименты, а также политиков и владельцев корпораций, желающих избежать обвинений в бесчеловечности.
– Это всё политические игры, – презрительно поморщился индеец.
– И мы оказались в самом их центре! – отрезал У Ван. – Вы должны знать расклад сил. Мы находимся в уникальном положении: наши действия могут повлиять не только на научные исследования, но и на мировую судебную практику. Официально суд над хозяевами центра как частными лицами отложен, создаётся видимость того, что всё готовы спустить на тормозах.
– Этого нельзя допустить! – возмутился Стэн.
– Перед нами выбор: обвинить несколько человек или саму идею! – У Ван встал, подчёркивая значение своих слов. – Я позволил себе заранее довести до своего руководства некоторые выводы из нашего доклада, и на их основе нам предложено осудить не отдельных людей, а всю деятельность по созданию искусственных людей или разума, а также подготовить к публикации все договоры как с частными лицами, так и с организациями, в том числе государственными.
– Это невозможно! – поразился Зеев Эйтан. – В истории не было подобных прецедентов, и…
– Были! – перебил его господин Йегер. – Вспомните Нюрнбергский процесс полтора века назад. Тогда осудили не отдельных людей, а идеологию нацизма. Смогли они – сможем и мы, цена отказа слишком большая. Господин У Ван, нам предстоит участвовать в подобном процессе?
– Да. Но наше положение сложнее: нам на работу дано всего четыре месяца. Завтра сюда приедут самые опытные и неподкупные, но малоизвестные в политических кругах юристы, приглашённые Международным судом в качестве независимых экспертов. Также нам предоставят все материалы по центру и аналогичным лабораториям.
– Аналогичным? – вырвалось у Мишки.
– Да. – Ответил не китаец, а Стэн. – Вы подняли не просто волну, а цунами, и теперь нам нужно совладать со всем этим. Простите, господин У, что перебил вас.
– Ничего, сейчас у нас неформальная беседа. Господин Дюбуа, вы можете разместить здесь ещё пятнадцать-двадцать человек?
– Да, но остальным придётся потесниться. – Мишель, казалось, обрадовался таким изменениям.
Когда все уже расходились по своим комнатам, Мишель попросил Родионыча и Мишку с Лёшкой зайти к нему. Увидев, что он говорит с парнями, тётя Аня подошла и очень растерянно спросила:
– Господин Дюбуа, я понимаю, насколько важно всё это, и… разве моё мнение что-нибудь значит? Здесь собрались лучшие умы, а я…
– Значит! – негромко и неожиданно властно ответил услышавший её вопрос У Ван. – Потому что лучшие умы и лучшие люди – не одно и то же. Считайте себя присяжными, а оформление решений «птичьим языком» юриспруденции оставьте другим.
– Не волнуйся, мам, – обнял её Мишка. – Нам нужно судить по совести, а это в законах не оформлено, господин У прав. Иди спать.
Мишель дожидался парней и Родионыча в своей комнате, на удивление крохотной и скудно обставленной для жилища не то что богатого аристократа и владельца усадьбы (все уже знали, что это поместье предоставлено Римскому клубу самим Мишелем), а даже обычного безработного. Единственным признаком статуса хозяина был современный пульт у большого экрана, на который транслировались данные с камер и другой охранной аппаратуры.
– Садитесь на кровать. – Хозяин немного смущённо улыбнулся. – Не представляю, как размещать ещё и юристов, и так уже всё занято. Придётся по трое в комнате всех селить. Иван Родионович, я хотел проконсультироваться у вас, завтра уже не получится. Сегодня мне из Франции звонил кузен Али, он знает, что вы здесь, и просил, чтобы вы дали рекомендацию вот этому человеку, желающему усыновить голема.
Родионыч, взглянув на анкету, улыбнулся, а Лёшка, не выдержав, рассмеялся:
– Пашка всё же настоял на своём? Молодец!
– Одно «но». – Мишка был сдержаннее. – Он хороший человек, но обычный прасовец, и я не знаю, насколько грамотно сможет общаться с таким ребёнком.
– С этим всё решаемо. – Мишель был рад словам Родионыча. – Первые месяцы они проведут в санатории под наблюдением специалистов, да и потом психологи за ними присмотрят. Значит, хороший человек?
– Да! – Все трое ответили одновременно.
>*<
Юристы приехали к вечеру следующего дня. Было их пятнадцать человек – спокойных, собранных и на первый взгляд совершенно ледяных людей. После ужина они созвали всех в ставший теперь тесноватым конференц-зал. У Ван представил приехавших и дал слово руководителю, господину Нейбауэру.
– Добрый вечер. – Худой седой австриец наклонил голову в формальном приветствии. – Мы ознакомились с результатами вашей работы и считаем, что она должна быть положена в основу нашей дальнейшей деятельности. Я имею в виду ту её часть, которая касается определения големов как полноправных людей. Эти выводы следует совмещать с нормами Римского стату́та, который, хотя и принят почти век назад, до сих пор ни разу в полной мере не применялся.
Лицо юриста на мгновенье изменилось, и всем стало понятно, что это самое неприменение статута он считает жесточайшим личным оскорблением и сделает всё, чтобы использовать статьи документа по максимуму. Австриец же продолжал:
– В нашем распоряжении очень мало времени, кроме того вы, являясь специалистами в своих областях, не знаете юридических особенностей. Поэтому мы с коллегами предлагаем следующий метод работы: совместное изучение предоставленных материалов, далее специалисты обосновывают своё мнение по касающимся их отраслей науки вопросам, представители религий и присутствующие здесь опекуны малолетних аналитиков высказываются о моральной стороне изученного, а мы формулируем общие выводы. Хочу сделать два предупреждения. Первое: предоставленные материалы могут негативно повлиять на психическое состояние, поэтому вы должны хорошо оценивать свои силы. Второе: из-за ограниченного времени мы вынуждены рассматривать только наиболее серьёзные из документально подтверждённых преступлений. Все согласны? Тогда, если господин У Ван не против, предлагаю начать работу завтра в девять утра. Первый эпизод – деятельность русского филиала центра. Свидетелей прошу быть готовыми давать комментарии к рассматриваемым материалам. На этом всё.
>*<
Следующие дни аналитическая группа изучала собранные Львом Борисовичем документы, слушала рассказы Лены, Лёшки и мальчишек и смотрела сделанные при штурме и в первые дни после него видеозаписи, определяя, под какие из статей и параграфов Римского статута подпадает деятельность филиала. Иногда работу приходилось прерывать – у людей не выдерживали нервы, особенно у пожилого падре Марко. А вот тётя Аня, обычно готовая расплакаться из-за любой мелочи, теперь была холодно-отстранённой, только иногда после заседания украдкой доставала сердечный аэрозоль, да ещё старалась почаще обнимать мальчишек, Лену, а то и обоих парней. Виктор, мрачный и как-то сразу похудевший, перестал подшучивать над сыном, поглядывая на него и Лёшку не то чтобы с пиететом, но с заметным уважением. Мальчишки оставались спокойны оживились только раз, на кадрах штурма – им это было просто интересно, как любому, наверное, пацану в мире. Но увидев свою лабораторию и самих себя, а главное – братьев, – они резко побледнели и больше в этот день не улыбались, лишь сжимали в кулаках оставшиеся от братьев крохотные игрушки. Лена же, глядя на падающих под пулями бойцов конторы, думала, скольким людям обязаны жизнью и она, и мальчишки, да и вообще все големы, и даже та развязная медсестра.
– С русским филиалом всё, – объявил Нейбауэр. – Господин Дюбуа, теперь ваша очередь.
– Русский филиал являлся только экспериментальной площадкой, – негромко заговорил Мишель. – В нём велась разработка методов создания големов, хотя уже намечалась специализация на «компьютерах». Также там, как официально, так и тайно разрабатывали тренажёры-аватары, ну и, в рамках «обкатки» големов-«компьютеров», принимали тайные заказы на научные исследования по космической программе. Это объясняется условиями в стране. В России никогда не было такого большого внимания к плотским утехам, по крайней мере, это не могло стать основой для бизнеса; обычные роботы вполне удовлетворяли большинство заказчиков. Французский филиал, работавший на всю Западную и Центральную Европу, имел иную специализацию и намного бо́льшие мощности, к тому же был доступнее для потенциальных заказчиков. В нём упор делался на создание уже существующих «моделей» – некоторого числа слуг-«муравьёв» и, в намного бо́льших масштабах, «секс-кукол» в нескольких вариантах, в основном взрослых, но также и несколько десятков подростков, и даже почти младенцев. В отличие от русских, эти «куклы» преимущественно с сохранённой личностью – заказчики центра хотели получить максимум удовольствия. Не обольщайтесь, среди особых заказчиков были и русские.
Мишель ненадолго замолчал, делая вид, что пьёт воду, но руки у него заметно дрожали.
– Также в французском филиале велись эксперименты по созданию големов с химерной, собранной из геномов нескольких доноров, ДНК и с не имеющими прототипа телами. Это направление стало развиваться именно у нас и относительно недавно. В документах Лефорта о нём есть лишь смутные упоминания. Его записи оказались ценны в другом: они давали привязку к местности – рядом с известным горнолыжным курортом во Французских Альпах, на границе с Швейцарией. Комплекс пансионата для сотрудников центра был построен на месте бункера двадцатого века, о котором не помнили даже местные жители, и маскировал расположенные в нём лаборатории.
На экранах возник открыточный пейзаж: просторные трёхэтажные здания, поднимающиеся по склону заросшей лесом горы, перед ними извилистый серпантин дороги и живописное ущелье с посвёркивающей где-то внизу бурной рекой.
– Как видите, место не вызывало подозрений, – кивнул на экран Мишель. – Официально научный центр и связанный с ним завод по производству медтехники находились в Эпинале. Не вызывали подозрений и часто посещавшие пансионат известные люди: рядом популярный курорт, там всегда много состоятельных отдыхающих. В реальности многие гости являлись посредниками или заказчиками и вывозили на своих вертолётах готовых големов, а то и развлекались с ними на месте.
– Такое расположение создаёт трудности для штурма. – Родионыч профессиональным взглядом оценивал мирный вид.
– Вы правы. Но, как и всюду, там имелись и свои плюсы. Во-первых, никто и никогда не обращает внимания на вертолёты – их там, наверное, больше, чем мобилей на шоссе. Во-вторых, мы подняли старые документы и смогли найти подробные планы бункеров. Аналитики выяснили, что центр не давал серьёзных заказов строительным фирмам, следовательно, перепланировку помещений не проводили. Ещё одним плюсом стало то, что наши хакеры нашли уязвимости в системе защиты этого филиала, и во время штурма нам не пришлось вскрывать двери – их заблокировали в открытом состоянии. Но в остальном всё оказалось сложнее.
Красивая картинка сменилась ночной темнотой, бьющими с зависших над зданиями вертолётов лучами прожекторов, мельканием тёмных фигур, по ушам ударил приглушённый в записи, но всё равно оглушающий грохот автоматных очередей.
– У охраны было устаревшее, но очень хорошее огнестрельное оружие, которое, по-видимому, хранилось в своё время в тайниках бункера, – комментировал Мишель. – Боеприпасы к нему уже современные, продажа их частным организациям запрещена, но, как известно, любой запрет можно обойти.
Лёшка, не замечая, как напряглись мышцы, и что мозг автоматически переводит когда-то записанные в него слова французского языка, смотрел на экран, инстинктивно слегка отклоняясь от возможных ударов и выстрелов. Снова пришло испытанное во время штурма чувство «только здесь и сейчас». Рывок от вертолёта к углу белого здания, выбитая дверь, испуганный вскрик не ожидавшей ночных гостей пожилой женщины, хлёсткий приказ знакомого голоса: «На пол!», бег по коридору, железная дверь, такая же, как в «его» филиале, плавные движения взрывника, отступление за угол, мягкий хлопок взрыва и… пулемётная очередь вдоль коридора.
– Все целы? Давайте робота!
По узкому коридору, сдирая щепу с дубовых панелей, прополз большой бронированный «краб», держа перед собой тяжёлые щиты и отвлекая на себя управляемый автономной программой пулемёт. Из-под ног броневика скользнул «детка» – «крабик»-минёр – шустро подкатился под пулемёт и подорвался, перебив питавшие его компьютер провода.
– Вперёд! Вперёд!
Теперь первым полз робот-броневик, прикрывая собой людей и транслируя на щитки их противогазов происходящее в сером бетонном коридоре. Распахнутая дверь, выстрелы из автоматов, резкое, едва уловимое глазом движение манипулятора «краба», крик боли и глухой удар. Лестничная клетка, узкая и крутая, и чёрная дыра лифтовой шахты.
– Робот не пройдёт! Щиты!
Люди молниеносно снимают с робота массивные листы бронещитов, но к лестнице не спешат, пускают маленького «крабика». Всё чисто, только наспех поставленная растяжка.
– Ждут внизу, человек двадцать, двери в бункер закрыты, – докладывает оператор робота. – Позиция у них хорошая, оружие – автоматы и пистолеты. Пулемётов нет.
– Кем закрыт бункер? – бросает знакомый голос.
– Нашими, чтоб те не глупили.
– Идеальная мышеловка. Газ!
– Не поможет, у них противогазы.
– Тогда прорываемся. Вперёд!
Бег по узкой бесконечной лестнице, чьё-то, неосознанно брошенное матом сожаление, что нельзя использовать светошумовые гранаты – в такой тесноте они могут и убить, и тогда операция окажется бессмысленной. Низкое, довольно просторное – квадратов сорок – помещение, яростная схватка, в основном рукопашная: в комнате стрельба опасна для самих стрелков, к тому же у штурмующих на самом деле хорошие щиты. А вот пистолеты идут в ход, пули в них мягкие, не рикошетят.
– У нас обмундирование хуже было, – раздался рядом еле слышный, да и то лишь Лёшке, вздох Родионыча.
Тела на полу – кто-то словил ампулы парализатора, а кто-то и пули. Тяжёлая старинная бункерная дверь, потрескивающая перебитая проводка нового пульта управления.
– Дверь заблокировало, дистанционно не открыть.
– Где Жан? Работай!
Кто-то возится с раскуроченным выстрелами пультом, долго, очень долго. Остальные пока перевязывают раненых и упаковывают в ручные и ножные «браслеты» бесчувственных охранников.
– Готово! Наши до обрыва связи успели пустить в вентиляцию сонный газ, слабый, но надо спешить, пока никто не помер.
Коридоры, просторные и крохотные помещения, редкие тела потерявших сознание учёных на полу, потом мрачные спальни големов: ряды одинаковых кроватей, на них одинаковые люди – отдельно дети, отдельно взрослые.
– Первая группа – смо́трите за врачами. Вторая и третья – охрана големов. Четвёртая и пятая – ищем и охраняем лаборатории. Остальные – следите за этими сволочами, вдруг очухаются. Вперёд!
Снова коридоры, поддающиеся обычному штурмовому тарану двери, просторное помещение.
– Господи! – тихо выдохнула никарагуанка. Мишель с совершенно бесстрастным лицом (и не поверить, что это он на экране то отдаёт приказы, то бессознательно матерится в такт бегу, то наотмашь бьёт начавшего приходить в себя охранника) негромко и слишком ровно объяснил:
– Здесь как раз и была генетическая лаборатория, а это их экспериментальные образцы.
В мутноватой жидкости родильных камер и шаровидных и непривычно прозрачных искусственных маток плавали живые, но немыслимо изуродованные эмбрионы, младенцы, даже дети лет двух-трёх.
– Результаты их исследований, – продолжал комментировать Мишель. – Десять камер у дальней стены – окончательный вариант.
Изображение приблизилось, на экране появились тонкие, сказочно красивые фигуры подростков – ещё полусинтетические девочки и мальчики.
– В отличие от большинства големов они созданы из химерной ДНК и напечатаны с помощью тридов на основе виртуально рассчитанного генома. Им тогда было всего полтора месяца. Учёные замедлили процесс развития, дети должны появиться через месяц. Психически и физически нормальные, не стерильны, первые полностью искусственные люди. Остальные… Нежизнеспособны вне камер, большинство не имеет развитого головного мозга: учёные исследовали только формирование тел из химерной ДНК. Но были и с полноценным мозгом. Всего в лаборатории, не считая тех десяти, двадцать три ребёнка. Ещё около полусотни тел, в том числе с полноценным мозгом, мы обнаружили в морге лаборатории. – Мишель снова взял стакан с водой и, немного успокоившись, закончил: – Все обнаруженные в этом филиале документы прилагаются.
– Спасибо вам, – с особым выражением произнёс У Ван. – Объявляю перерыв на час. Мишель, я сам распоряжусь о кофе.
Отчёты учёных этого филиала рассказали ещё об одной стороне исследований. Если в русском отделении центра проводились эксперименты по лечению неврологических заболеваний – на големах-образцах, – то во французском изучались генетические уродства: создавались эмбрионы и младенцы с интересующими учёных мутациями, и потом лечились разными способами.
– Зачем? – Голос женщины-генетика дрожал. – Зачем? Для этого давно используют компьютерные модели.
– Модель – не реальный, лежащий в холодильнике образец, – с холодной ненавистью ответил индеец и чуть изменившимся тоном, видимо, цитируя кого-то, произнёс: – Модели никогда не будут давать того опыта, который даст опыт над реальными образцами. Не стоит быть гуманным чересчур радикально. Они не живые люди, у них только биологические процессы сходны.
– Стремление сначала сделать, а потом уже думать, как быть с жертвами, кажется, характерно для многих учёных, – тихо сказал Виктор. – Научное любопытство ценнее всего. И ведь эти… сволочи на самом деле разработали уникальные методы лечения! И одновременно – генетическое оружие.
– Вы правы, всё зависит только от того, как использовать знания, – тяжело вздохнул американец.
>*<
Прошло почти два месяца с начала работы над материалами центра, страшные кадры из французского филиала потускнели в памяти, заслонённые другими записями, но так и оставались наиболее впечатляющими. Даже мозг в русском отделении не настолько сильно бил по нервам, как изуродованные тела в горной лаборатории. В остальных филиалах подобных ужасов не было, да и специализация сказывалась. В России упор делали на «компьютеры», во Франции – на «секс-кукол», в Канаде развивали направление физически сильных «муравьёв» и экспериментировали на детях с аутическими расстройствами; последнее требовалось для клиники по лечению таких заболеваний. Также в Канаде, в отличие от обоих европейских филиалов, создавали много големов-индейцев и мулатов, не выращивавшихся в России и Франции. Предоставивший документы индеец прокомментировал это различие совершенно спокойно:
– В Северной Америке половина населения – цветные.
Все с ним согласились, немного сожалея, что никого из канадского филиала конторы в группе нет. Канадцы, как и индусы и представители ЮАР, передали все материалы через не связанных с конторой людей.
– Однако для исследования аутизма в филиале использовали европейские образцы ДНК, – заметил тогда чернявый немец. – Все семь линий учёных, плюс геном Кристиана Хейнекена.20 А у нас в своё время гадали, какой вандал раскурочил его могилу.
– Ну так с могилами учёных в Новом Свете сложновато, – усмехнулся американец. – Наука у нас стала развиваться сравнительно недавно, расцвела лишь в двадцатом веке, а использовать геном недавно умерших людей рискованно. Правда, добыть образцы тканей Эдисона они пробовали.
Похожая проблема была и в южноафриканском отделении, тоже имевшем свою специфику. Представитель ЮАР, через которого и передали материалы, сам с удивлением узнал о проблемах «родного» филиала, и долго убеждал всех: «За исключением некоторых неадекватных личностей мы – не расисты!» Смущение его было понятно: в этом филиале создавали физически сильных безмозглых «муравьёв» – исключительно белых, – и пытались сделать «сверхгения чёрной расы», всеми правдами и неправдами добывая генный материал у представителей бантусских народностей, при этом полностью забраковав, как «недоразвитых», готтентотов и бушменов. Отзвуки происходивших более чем за век до этого событий ощущались в ЮАР и теперь.
Впрочем, и в индийском филиале пытались с помощью науки вернуть времена кастового разделения. Вот уже лет семьдесят как в руководство страны входили потомки неприкасаемых, и, казалось бы, прошлое должно забыться, ведь конец двадцать первого века, и Индия – одна из ведущих стран мира. Но нет, тысячелетние традиции давали о себе знать и теперь, и в филиале центра работали над созданием покорных слуг, используя для этого исключительно геном бывших неприкасаемых. Вторым направлением работы были послушные девушки-наложницы. Не обычные для европейцев «секс-куклы», а развитые психически и умственно, но абсолютно послушные любовницы «уважаемых людей»: красивые, подчас талантливые (образцами для них служили известные актрисы), и готовые взойти за своими хозяевами на погребальный костёр.
– Я общалась с некоторыми из них, – комментировала материалы пожилая индианка. – И хоть так говорить не полагается, но лучше бы они были безмозглыми куклами. Дебил не знает, хорошо ему или плохо, а они всю жизнь обречены страдать из-за невозможности увидеть своих хозяев. У кого-то постоянные истерики, кто-то впал в ступор, у нескольких настоящая наркотическая ломка, которую невозможно убрать никакими средствами. А вот «компьютеров» у нас не создавали: из-за обряда кремации в стране нет геномов учёных прошлых веков.
– У нас, как и в Индии, практически недоступны генные образцы учёных, – говорил через неделю Накамура, третий, после русских и Мишеля, участник штурма центра. – Учёным удалось добыть хранящиеся в клиниках и музеях образцы тканей и крови нескольких экономистов и изобретателей двадцатого века, но они оказались непригодны для клонирования. Создание «муравьёв» тоже не имело особых перспектив: у нас, как и в соседних странах, очень большая плотность населения, много безработных и почти стопроцентная роботизация производства. Поэтому основным направлением стали работы по созданию киборгов и выращивание большого числа «секс-кукол», в основном юных девушек с неповреждённым мозгом и заниженным болевым порогом. С киборгами работа только начиналась: наш филиал самый молодой из всех, и не успел наработать методику. А вот «секс-куклы»… Наша культура очень своеобразна, и секс – яркий пример её двойственности. Утончённость, созерцательность – с одной стороны, и редко проявляющаяся, но бескрайняя жестокость – с другой. Впрочем, «секс-куклы» поставлялись и в Корею, и в Китай. Красивые, идеально верные наложницы ценятся всюду. Но даже не это самое страшное.
Накамура ненадолго замолчал, подбирая слова, и со вздохом продолжил:
– Почти одновременно с вашим сообщением о центре, немного опередив его, к нам попали документы одного психиатра из Европы. Архив включал сведения о нескольких, анонимно лечившихся у врача, потенциальных маньяках. И один из этих пациентов оказался влиятельным человеком в нашей конторе, причём указывалось, что он как-то связан с центром. Поэтому нам пришлось действовать крайне осторожно, готовя сразу даже не два, а три захвата: через первого заказчика мы вышли и на второго. И брали мы в то утро не только центр, но и этих двоих. Первый… не дожил до конца операции. Тот сотрудник конторы, которого брали мы, отделался переломами. Я завидую людям из первой группы: понижение в звании – мелочь по сравнению с возможностью отомстить за… У нас трое из-за нервных срывов уволились и до сих пор под наблюдением психологов. А тот… К сожалению, обычай самураев смывать позор кровью давно забыт, а адвокаты у нас не менее опытные, чем за океаном. Он проведёт остаток жизни в дорогой психбольнице.
– Вопрос с задержанием заказчиков не касается нашей работы, – негромко и бесстрастно заметил Нейбауэр.
– Касается! Потому что все подробности заказов были перечислены в договорах с центром, и големов создавали именно для пыток. – И так очень светлокожий Накамура побелел. – Практически всех големов, за исключением «муравьёв», создавали с неповреждённым мозгом. Это тоже политика центра: «Всё, что хотите, за ваши деньги».
>*<
Материалы из Японии внешне не были особо ужасающи, напоминая, скорее, прейскурант какого-нибудь элитного борделя. Только постоянная строчка в договорах: «с сохранением умственных способностей», да мелькавшее кое-где «максимальное занижение болевого порога» подтверждали, что в филиале отлично знали, для кого и зачем создают големов. А так – иногда казалось, что это пансион благородных девиц, даже знание чайной церемонии прописывалось, а в некоторых случаях и знакомство с классической японской и китайской литературой. Такие заказы делались обычными богачами, которые хотели просто красивых наложниц для своих мини-гаремов. И даже раздел прейскуранта назывался соответственно: «Павильон павлоний».21
– Все документы по филиалам центра изучены, – объявил Нейбауэр. – Ваши выводы по ним согласуются с нашими определениями: «преступления против человечности». Завтра утром вам представят предварительные заключения по деятельности центра, потом перейдём к рассмотрению сопутствующих дел частных лабораторий и общественных организаций. Все согласны? Кто-то хочет высказаться?
– Да! – Митя, давно уже не тихий и робкий, а один из самых активных участников обсуждений, поднял руку, и все невольно улыбнулись этому, недавно узнанному ребятами, обычаю школьников прошлых веков. Но забавный жест был вполне уместен – так невысокие мальчишки привлекали к себе внимание остальных.
– Слушаю вас. – Австриец внимательно посмотрел на юного коллегу.
– Я пока плохо понимаю законы и могу сказать только, что действия сотрудников центра – преступление. Поэтому я проанализировал развитие проекта с течением времени. Можно?
Митя вывел на экраны круговую диаграмму:
– Вот таким был первоначальный проект, о котором собрал сведения Лев Борисович. Основной упор делали на создание относительно нормальных в умственном плане, просто недалёких и идеально послушных «муравьёв». На втором месте киборги, хотя уже тогда руководство понимало, насколько сложно их создание. На третьем месте мы, «компьютеры» – необходимое, но узкоспециализированное «оборудование». И только на четвёртом, как подсобный, позволяющий получить небольшую прибыль, вариант «компаньона» или «секс-куклы». «Компаньон» как полноценный, идеально преданный слуга, считался перспективнее, чем «кукла». А вот как менялись приоритеты.
Диаграмма на экранах уменьшилась и уехала в угол, на её месте возник график с разноцветными линиями: одни резко поднимались вверх, другие так же резко падали, третьи шли почти горизонтально. Митя объяснял:
– Ушедшая в ноль линия – киборги. Их так и не сумели создать, и мы уже говорили, почему: без идеального совмещения мозга и компьютера киборг не получится, а делать подключённые к периферийной нервной системе протезы могут многие фирмы, это не уникальное предложение. Не делали и «компаньонов», и Лёшка – единственный в своём роде. «Компаньон» как умный, здоровый, идеально верный друг и слуга, оказался никому не нужен. Так что это направление закрыли сразу после бегства Лёшки, использовав наработки Льва Борисовича в других проектах. «Компьютеры» тоже не совсем оправдали их надежды. Учёные, конечно, всегда ценились, но их мало, выдавать чужие разработки за свои рискованно, особенно когда сам плохо понимаешь, о чём идёт речь.
Митя по-взрослому усмехнулся, вспомнив, как ему с братьями приходилось по многу раз объяснять учёным простейшие для мальчишек вещи.
– Поэтому, кроме нашей группы, они к моменту штурма не создали ни одного работающего «компьютера», только несколько заготовок в канадском филиале. Вместо этого они решили делать намного более востребованных «лабораторных мышей» для медиков: неврология, генетические сбои, аутические расстройства – то, что и сейчас считается самым сложным. «Лабораторных мышей» в первоначальном плане не было, этот пункт добавили два года назад, и заказы только начали поступать.
Митя, устав от долгого монолога, вздохнул, переводя дыхание, и продолжил:
– С «муравьями» вышло намного лучше, хотя и здесь предполагавшиеся объёмы производства оказались недостижимыми. Обратите внимание: «муравьи» пользовались хорошим спросом только в отсталых странах, а в развитых таких големов частные лица заказывали очень мало, в основном в качестве вышибал в подпольных казино, ну или как статусную вещь для богачей. Вспомните обнаруженный в документах русского филиала договор Айши Котовой на Лёшкиных клонов. Но здесь уже заметно изменение первоначальной функции големов с обычной охраны на совмещение с «секс-куклой». Руководство центра быстро сообразило, какие големы пользуются у заказчиков наибольшим спросом, и сделало упор именно на них. В общей сложности «куклы» составляли от одной до двух третей всех големов. Это характерно даже для вроде бы специализировавшегося на «муравьях» канадского филиала.
– Если, как вы говорите, в развитых странах «муравьи» не пользовались популярностью, то почему их производили именно в Канаде? – уточнил чернявый немец.
– Потому что там много военных компаний, а в Латинской Америке у них филиала не было, – вступил в разговор слегка смутившийся Анри. – Я помогал Мите и как раз изучал материалы канадского отделения. Основными клиентами там были несколько крупных компаний, которые работали по заказу оборонного ведомства США. Кроме них големы поставлялись в Мексику и южнее, аж до рудников Боливии и Перу. Везти их из Старого Света нельзя, потому что они не «куклы», их большими партиями нужно поставлять, из Канады ближе везти получается. А «кукол» в канадском отделении делали для обеих Америк, даже несколько заказчиков из Австралии было.
– Можно? – переглянувшись с братьями, спросил Шери и, получив одобрение, вывел на экраны новую таблицу.
– «Кукол» делали повсюду, и всё больше, и не всегда понятно, где обычные «муравьи», а где «куклы», хотя если заказ был на «муравьёв»-женщин, то, скорее всего, и для того, и для другого. Я пока не могу понять закономерности, тут нужно очень хорошо знать психологию насилия и сексуального поведения, а я ещё для этого мал. Мы с братьями заметили вот что. Меньше всего заказов на «секс-кукол» было в Африке, и в основном это шейхи, которые желали пополнить свои гаремы. Девушки для них создавались взрослыми, с сохранённой личностью, издевательства над ними, насколько мы поняли, не предусматривались. Исключение – ЮАР, где был один особый заказчик, причём член правительства. Похожее было в Индии: девушки-наложницы для гаремов, красивые и дорогие «игрушки», которые жалко ломать. Заказчики: Индия, Пакистан, Малая и Средняя Азия, то есть страны, где всегда было развито многожёнство. Правда, было и несколько особых клиентов. Заказов на «кукол» здесь в полтора раза больше, чем на «муравьёв», совмещения функций не было ни разу. В Японии с самого начала упор делали на «кукол», их здесь почти три четверти от всех големов, причём довольно много девочек-подростков. «Кукол» поставляли в Корею, Китай, страны Индокитая и Индонезию. Опять же создавали преимущественно наложниц, некоторое число юношей, но много было и особых заказов, причём большинство клиентов во всех случаях оказались влиятельными людьми – госслужащими и политиками. Несколько особых заказов было из России. Россия, Европа и Канада объединены общими особенностями: заказчики хотели не наложниц, а именно «секс-кукол» обоих полов, много договоров на совмещённые «модели» – «муравей» и «кукла» сразу. Мне даже фраза запомнилась из предварительного договора: «Чтобы выполняла всё по дому, в постели, давала одному мне и не возникала». От «секс-кукол» обычно не ожидали сохранения умственных способностей, тем более знания основ культуры, но и к болевому порогу особых претензий не было.
Шери вздохнул:
– В общем, повторилась та же история, что и с сетью, когда изначально придуманная для обмена научными знаниями информационная система превратилась в винегрет из порнушки и фоток котиков. Так и здесь. Всего за семь лет первоначальные, пусть и тоже бесчеловечные, но всё же ограничивавшиеся обычным рабством варианты сменились полным спектром форм насилия. Вы сами видите – заказы на «секс-кукол» и «лабораторных мышей» росли лавинообразно.
Шери со вздохом отключил свой экран.
– По составу заказчиков лучше скажет Митя, он в этом больше разбирается. А я скажу только одно. Они все прекрасно знали, что делали, и даже наталкивали клиентов на особые заказы. Психологи в центре отличные и продавать товар они умели великолепно.
– Это и так понятно. Странно, что они с самого начала упор на «секс-кукол» не делали, – заметил падре Марко. – В центре выгоду поняли не сразу, но раскрутились быстро, чтоб им в аду гореть, прости Господи!
Митя взглянул на брата и снова высветил на экране свои схемы:
– С «лабораторными мышами» всё просто. Их заказывали всего четыре человека, ещё несколько наводили справки. Это карьеристы-учёные, заинтересованные исключительно в проведении экспериментов.
– Духовные потомки доктора Ме́нгеле,22 – поморщился чернявый немец.
– Я ещё не знаю, кто он такой, – смутился Митя. – С «муравьями» тоже особых вопросов нет: их заказывали в основном партиями: или военные компании для экспериментов, или частные фирмы – для охраны и статуса владельцев. Двое русских хотели всю прислугу из «муравьёв» собрать, в ливреи и сарафаны нарядить, как раньше в барских усадьбах было. С обычными «муравьями» всё, вроде, просто. Но примерно четверть из частных заказчиков связана с госструктурами разных стран. Да и контракты с военными фирмами, работающими по госзаказам, подтверждают, что в правительствах на законы и мораль плюют. С «секс-куклами» – тут очень сложно. Заказы на них шли из сорока восьми стран, если европейские по отдельности считать. Всего было около двухсот заказчиков. Из них примерно половина – политики и госслужащие, причём в странах европейской культуры поровну и тех, и тех, и «звёзд» всяких, и все в основном хотели просто «кукол», а то и совмещение с «муравьями». А в Азии больше было богатых и знатных людей, связанных с правящими родами и желавших получить довольно образованных наложниц. Особые заказчики распределены довольно равномерно, но связаны с правительствами одинаково.
– Да, больше половины «секс-кукол» и все големы для пыток делались с сохранением личности. – Катя говорила негромко, но очень жёстко. – Это приговор и центру, да и всему обществу, ведь заказывали «кукол» сильные мира сего. Обычный алкаш кому-нибудь морду набьёт, ну или топором по темечку тюкнет, чтобы злость выместить, а эти – получают удовольствие от мучений других людей.
– Их немного, – возразил англичанин. – В общей сложности заказчиков «секс-кукол» не больше двухсот на весь мир.
– Не на весь мир, а на жителей наиболее состоятельных стран. А сколько среди них влиятельных политиков и бизнесменов? – Стэн поднял голову от экрана. – Человек сорок-пятьдесят? В процентном отношении к общему числу власть имущих их слишком много. Утончённые изверги, правящие миром и ни во что ставящие все человеческие нормы. Не было бы их – не было бы и центра. Спрос рождает предложение!
>*<
Наконец изучение материалов центра закончили, и Нейбауэр объявил, что пора переходить к рассмотрению деятельности других организаций.
– Попытки создания големов были во многих лабораториях – это очень перспективное направление. Единственное отличие центра – его учёные смогли намного опередить конкурентов. Основными заказчиками «муравьёв» являлись фирмы, работавшие по оборонным заказам своих правительств. Сведения о них очень скупы, бо́льшая часть информации защищена гостайной, но кое-что нам удалось узнать.
Высветившиеся на экранах списки документов поразили всех, и если до этой минуты некоторые специалисты иногда недоумевали, почему их работа ведётся тайно, то теперь уже все поняли, по какой причине полсотни человек несколько месяцев работают, не имея возможности общаться с родными и даже выйти на улицу. «Секс-куклы» и «муравьи»-слуги были всего лишь игрушками и соотносились с вот этим заказами, как разработка сотен игровых приложений для планшета – с созданием этими же программистами системы управления танковой колонной.
– Вы говорите, это малая часть? – неверяще переспросил Родионыч, лучше остальных поняв, что им придётся изучать, кого судить.
– Да. В основном то, что было обнаружено в архивах центра и в напрямую связанных с ними фирмах-посредниках, – подтвердил Мишель.
Лёшка с Мишкой, уже очень хорошо понимавшие черноволосого швейцарца, переглянулись, одновременно сообразив, что он, как аристократ и тайный сотрудник конторы, наверняка помогал добывать секретную информацию – сам или через влиятельную родню.
– У нас не так много времени, – напомнил Нейбауэр. – Приступим к работе.
В архиве почти не было видеозаписей или фотографий, но оказалось много медицинской и технической документации, с которой теперь работали специалисты, а остальные только подтверждали: «Это бесчеловечно».
Оборонные предприятия заказывали у центра технологии создания роботов-аватаров, спарринг-манекенов, экзоскелетов, но не для прямого использования, а для переделки под задачи армии и спецслужб. Аватары, через которые учили големов, а в клиниках ставили на ноги парализованных, отлично подходили и для пыток, и Лёшка, единственный из всех присутствующих, понимал, каково было одетым во вроде бы безобидный костюм-сетку людям. И ведь ничего не докажешь: на теле нет следов побоев, а что где-то в соседнем здании гогочущая толпа избивает манекен – так это обычная тренировка. С экзоскелетами было проще. Их использовали в качестве образца, дорабатывая конструкцию и электронную начинку под военные нужды.
А вот как делалась эта доработка – другой вопрос. Выводы мальчишек, что основными заказчиками «муравьёв» были военные, оказались верны. Бездумных «болванов» серии «лепонт» закупили более десятка стран, не для вроде бы напрашивающегося в первую очередь использования в качестве «пушечного мяса» (серьёзных войн на Земле, к счастью, пока не было), а для испытания на них разработок военных. Та же история, что и с обычными «лабораторными мышами»: «Это не люди, а искусственно выращенная биомасса, этические нормы здесь не применимы». И големов кромсали, вживляя опытные образцы датчиков излучения и электромагнитных волн, протезы конечностей, электроды дистанционного управления.
Конечно это были не киборги из фантастики, ну и что же? Бездумные «куклы», зачастую – просто обрубки тел в экзоскелетах, – показывали великолепные результаты, в одиночку справляясь с десятком спецназовцев. Другие, столь же бездумные, но с предварительно выработанными рефлексами, управляли симуляторами военной техники, намного точнее, чем обычный компьютер, выполняя стандартные задачи. Да они и были всего лишь приставками к компьютерам – те же обрубки с искорёженными имплантами мозгами.
Нет, големов никто не собирался пускать в реальный бой, на них просто отрабатывали методики, позволявшие улучшать боевую подготовку обычных солдат, разрабатывать тактику ведения дистанционного боя, когда один человек управляет несколькими аватарами, «срастается» с боевым экзоскелетом, а то и танком или истребителем. Задумки фантастов вековой давности отрабатывались на воплощённой идее тех же фантастов. Ну а мораль – это понятие устаревшее, особенно для военных стратегов.
>*<
– Я не понимаю, как мы вообще умудрились захватить центр, – недоумевал через неделю Мишка, глядя на заходящее за горы солнце. – Это же одна из узловых точек оборонки любой страны, а мы, всего несколько сот человек в мире, смогли его взять штурмом за каких-то полчаса! Да они о наших планах должны были знать ещё до того, как мы о центре подумали!
– А я не знаю, как мне удалось бежать, – так же недоумённо поддержал друга Лёшка. – Я же как амёба под микроскопом должен был быть.
– И ещё интересно, – заметил стоявший у окна Митя, – нас делали не для военных. Мы как раз сегодня вспоминали: нам не давали ни одного задания по расчёту ракет или военных спутников.
– Ага. – Шери ещё неловко, но уже самостоятельно взобрался на невысокий подоконник и сел боком, глядя на вечерний пейзаж и доедая из креманки сладкое суфле. – Мы работали над двигателями, жизнеобеспечением и защитой от метеоритов и космического излучения, но об оружии даже не знали, что оно в мире есть. Нам потом Лена о нём рассказала.
– Ничего удивительного. – Незаметно подошедший Мишель сел на подоконник напротив Шери, по-мальчишески улыбнувшись ему, и обернулся к Мишке с Лёшкой:
– Всё просто. Центр не был напрямую связан с оборонкой, да и не одна это организация. По сути это партнёрское объединение нескольких фирм, структура которого сходна со структурой конторы. Первым и самым влиятельным было русское отделение, но все филиалы работали самостоятельно, сотрудничая в основном для обмена технологиями и расширения рынков сбыта. И с правительствами своих стран никогда официально не контактировали – соблюдали традицию, введённую ещё исконниками. Они осознанно не стремились занимать первые строчки рейтингов, чтобы не привлекать ничьего внимания: частная научная фирма среднего уровня, и всё, особо себя не рекламировали.
– В «Баялиге» постоянно крутили ролик: «Тебя нет, если нет рекламы», – вспомнил Лёшка.
– Вот-вот! Рекламы нет, значит, и никакого научного центра нет. Да, уникальные технологии, но продавались они через подставные фирмы, – подтвердил Мишель. – Отсутствие рекламы – лучшая защита от неприятностей. Кому надо, и так всё знают.
– Мимикрия, да? – спросил только что подошедший (задержался в столовой) Анри. – Я видел фильм про морских животных, там осьминоги камушками притворялись, а потом – хоп! И обед к себе тянут.
– Точное сравнение! – рассмеялся Мишель. – Иди сюда, место ещё есть. Ребята, подвиньтесь-ка.
Анри устроился на подоконнике рядом с братьями и, поджав ногу, опёрся подбородком о коленку.
– Значит, центр – это как осьминог, да? Такой маленький, серенький, а щупальца вон куда пустил.
– Скорее он один из главных осьминогов в колонии, – усмехнулся Мишель. – Шесть больших осьминогов, много маленьких, и все в свите огромного осьминога, который совсем не прячется – такой большой, что его просто не замечают уже. А он делает вид, что не замечает остальных осьминогов, которые кормятся и его кормят.
Услышав эти слова, Лёшка вспомнил свои мысли о том, что центр – огромный, раскинувшийся по всей планете монстр, а филиалы – просто его щупальца. Но образ Мишеля оказался более точным. И весь центр – только часть этого монстра. А сам он кто? Наверное, это и впрямь не отдельные люди или организации, а вся система, поставившая своей целью материальную выгоду любой ценой. Монстр, на самом деле настолько огромный, что его не увидеть, не опознать. И которого нужно победить, просто потому, что иначе он уничтожит всё, в том числе и самого себя.
Лёшка встряхнул головой и вслушался в разговор друзей.
– Тогда это уже не колония, а суперколония, симбиоз хищников. – Мишка, огляделся и придвинул к себе плетёное кресло.
– Как сеньора Кано рассказывала, да? – Шери облизал ложечку и со вздохом отставил креманку в уголок подоконника. – Я с ней вчера говорил, она много о животных рассказывала, и об эволюции. Как раньше бактерии поодиночке были, а потом в колонии начали собираться и единым организмом становиться. Интересно, очень. Она говорит, что у каждого вида есть врождённые альтруисты и эгоисты, и если эгоистов становится слишком много, вид погибает. Тогда получается, что хозяева центра – врождённые эгоисты. Так, Миш?
Мишка устало вздохнул. В последнее время ребята начали отделять своё «я» от братьев, у них всё больше проявлялось наметившееся ещё зимой разделение по интересам, и Шери выбрал именно психологию, задалбывая названного брата вопросами. Мишка радовался этому выбору, но уже начал уставать, мечтая о времени, когда их вынужденная изоляция закончится, и мальчишка сможет поступить на подготовительные курсы в университет. Пока же парню приходилось искать ответы на совершенно неожиданные вопросы.
– Наверное. Давай потом, а? Мишель, ну ладно, что центр формально не связан с военными и правительствами – это понятно, но как нам удалось так быстро его захватить? Ведь у них должны были быть осведомители.
– И были. – К компании присоединился Родионыч. – И Лёшку они искали очень старательно. Только переоценили свои силы и не знали, что вмешалась Айша, тоже игрок не из последних.
– Кэт увезла меня в Сибирь, причём на частном самолёте, – пожал плечами Лёшка, – вот они и прохлопали.
– Она провернула старый трюк, – усмехнулся Родионыч. – Тот мобиль, на котором она тебя подобрала, был зарегистрирован не на неё, а на подставного алкаша. Айша дала приказ своим людям, те нашли похожего на тебя фигурой мужика и подстроили аварию с пожаром. В мобиле нашли два обгорелых трупа – официального владельца и неизвестного в твоей одежде. Осведомители центра сразу вышли на владельца модного агентства, потому что такое шоу с прыгающими в окно полуголыми красавцами не скроешь. Прости, не хотел тебя обидеть. Ну вот, вышли на агентство, узнали про мобиль, про аварию, и подумали, что тебя уже можно списать со счетов. Анализ-то ДНК трупам не делали, милиции и без этого дело полно, а то, что ты сел в этот мобиль, видели десятки людей. Хозяева центра расслабились, к тому же ты на самом деле нигде не отсвечивал. Да и сейчас о тебе не подозревают, мы всё сделали так, чтобы твоё имя пока не всплывало, ты для них пока что мёртв. О конторе они вообще не думали, как и о том, что кто-то может заинтересоваться их деятельностью. Мишка вон знает – в России центр считался едва ли не благотворительной организацией, у них серьёзный фонд помощи больным был, причём именно взрослым, что редкость. Центр реально помогал многим, сотрудники его фонда в большинстве случаев – честнейшие люди, которые тоже под удар попали.
Родионыч вздохнул и заговорил уже более деловым тоном:
– Центр выглядел среднего уровня медицинской фирмой, плюс благотворительной организацией, причём никак не связанной с силовыми структурами, поэтому не привлекал ничьего внимания. Если бы они усилили охрану, то уничтожили бы идеальную маскировку. И примерно так же было во всех странах. И в Эквадоре, где они уже почти договорились о сотрудничестве с местной фармацевтической компанией. Не забудьте, что они великолепно защищены частными связями с сильными мира сего, и поэтому мы сейчас здесь, а не даём показания в открытом суде. Мишель, сколько «гостей» ваши люди задержали за последнее время?
– Не считая журналистов и дронов с камерами, за месяц было более десяти попыток проникновения в поместье якобы «заблудившихся туристов» и две попытки подкупа персонала. Обо всяких радиоуправляемых тараканах, птичках и тому подобной мелочи вообще не говорю! И не представляю, что будет, когда СГМ объявит о начале суда…
Он не договорил, потому что у Родионыча настойчиво запиликал вызов кома. Разговор оказался перебит и интересующая всех тема осталась недообсуждённой.
>*<
– Ну Курьяныч и учудил! – смеялся за завтраком Родионыч. – И ведь ещё по зиме всё решил, через мою голову!
– А что он сделал? – Митя с удовольствием доедал овсянку с молоком и карамельным сиропом, которую специально для русских постояльцев готовили повара.
– То же, что и Пашка, – одобрительно хмыкнул Родионыч. – Добился разрешения на усыновление голема, причём знаете какого? «Лепонта»! И теперь ждёт тебя, Лёш, чтобы ты помог ему с воспитанием младшего братца.
– Чего?! – У Лёшки из руки выпала ложка, Мишка закашлялся, поперхнувшись кофе, а Лена вообще окаменела, совсем по-детски открыв рот. Такого от Курьяныча никто не ожидал.
– Брата твоего младшего усыновил, вот чего! Сейчас в реабилитационном центре с ним нянчится. Говорит, Ира с зимы рядом с родильной камерой, чуть не молится на Кольку – они пацана так назвали, – и заявила, что если родня приёмыша не признает, то она от такой родни отречётся. Правда, пока от них тёща отреклась, «на всю жизнь». Петька смеётся, говорит, что отречение оригинальное: тёща каждый день требует видео «этого гомункула» и шлёт файлы по детской психологии. Курьяныч боится, что когда они с пацаном домой приедут, тёща Кольку за месяц избалует до безобразия.
– Однако… – Виктор, забыв о приличиях, почесал затылок. – Ну даёт Курьяныч! Молодец!
– Молодец-то молодец, но требует при первой же возможности отпустить к нему Лёшку, чтобы Колька со старшим братом пообщался.
– Это будет возможно через несколько дней, – уже привычным для всех бесстрастным тоном сказал услышавший слова Родионыча господин Нейбауэр. – У нас остался всего один эпизод, при рассмотрении которого необходимо присутствие господина Лефорта с супругой, потом они, при соблюдении должного уровня безопасности, разумеется, могут уехать на несколько дней. Господин Данилов, ваши люди обеспечат такую безопасность?
– Д-да… – Родионыч, как и все вокруг, опешил: отпускать главных свидетелей в момент подготовки обвинения по одному из крупнейших дел в истории международного права?!
– Не удивляйтесь, – ободряюще улыбнулся сидевший за соседним столом Мишель. – Нас всех перевозят в другое место, а то здесь становится слишком многолюдно. И некоторым разрешили повидаться с родными – тем, кому ехать относительно недалеко. Мальчикам переезд пойдёт на пользу: на новом месте есть полностью изолированная морская бухта, в которой можно купаться и загорать.
– Правда?! – Все трое аж засияли от такого обещания счастья.
– Правда. А сейчас доедайте, и за работу.
>*<
В конференц-зале собрались уже все, и теперь шуточно выговаривали ребятам за опоздание, отлично понимая, что они, несмотря ни на что, обычные дети, которым и добавки на завтрак хочется. Ведь уже ходят весь день сами, а на это сколько энергии требуется.
– На повестке последний выявленный эпизод, – объявил Нейбауэр. – Господа Йегер и Капустин, вы готовы давать пояснения к представленным материалам?
– Да, – очень негромко подтвердил Стэн. – Но прошу сначала выслушать господина Йегера. Именно он проводил основное расследование на Земле. О заключительном этапе расскажу уже я, но позже.
– Хорошо. Прошу вас.
– Вы все знаете, что я не связан ни с наукой, ни с конторой, и всё это время удивлялись, почему я участвую в работе группы, – негромко заговорил чернявый немец. – Но до этого момента я не имел права разглашать конфиденциальные сведения. Я являюсь одним из ведущих специалистов частного детективного агентства…
В зале раздались смешки. Усталые люди уже не выдерживали напряжения, и слова немца напомнили всем дешёвые комедии, вызвав нервную реакцию.
– Да, вот так, – улыбнулся Йегер. – Звучит забавно, но я действительно частный детектив. Три года назад к нам обратился клиент, обеспокоенный исчезновением старшего сына, на тот момент преуспевающего сорокапятилетнего бизнесмена. Мужчина не пропал без вести, не погиб, а, продав дело, забрал жену и младшую дочь и уехал неизвестно куда. Сначала мы разрабатывали версию с вступлением в какую-нибудь секту, но это противоречило характеру пропавшего: он был убеждённым атеистом, имел научную степень по физике и занимался разработкой промышленных тридов. Его жена тоже никогда не интересовалась духовными практиками. Изменений в поведении перед исчезновением не было – люди просто уехали, и всё. Вскоре мы выявили ещё несколько похожих случаев в Германии, а наши коллеги сообщили о таких же непонятных исчезновениях в других европейских странах и Северной Америке. Всех их объединял один признак: люди были высокообразованными инженерами, реже – врачами или учёными со степенями по естественным и точным наукам; ни одного гуманитария среди них не оказалось. Все были атеистами, говорили о приоритете точных и естественных наук над социальными. Если они работали по найму, то просто увольнялись, если же имели собственный бизнес – продавали его, причём всегда за реальную цену, но, как нам удалось узнать, деньги практически сразу снимались со счетов. Благодаря этому мы смогли напасть на след. Оказалось, что все пропавшие продавали своё имущество подставным лицам, реальным же владельцем становилась общественная организация «Дорога в будущее», пропагандирующая идеологию трансгуманизма. На её предприятиях производились протезы, импланты и другое медицинское оборудование, документы были чистыми, связи с преступниками или правительственными организациями обнаружить не удалось. Единственное, что мы смогли узнать – эта организация поставляла свои товары на Луну, причём поставки очень значительные.
– Но там же жесточайший контроль! – вырвалось у кого-то. – Доставка грузов на Луну до сих пор стоит бешеных денег, дешевле золотой дом на Земле построить.
– Их продукция очень небольшого размера, – пояснил немец. – В основном это микросхемы, формально для вычислительной техники, но могут применяться и в медицинских имплантах. Заказчиком была опять же международная компания; она основала на Луне научную лабораторию и небольшой цех по производству космического оборудования – в основном рабочих экзоскелетов, средств связи и различных датчиков. Вскоре мы выяснили, что все пропавшие, а их, считая с членами семей, было около шестидесяти человек, переехали на Луну в качестве сотрудников этой технической компании. Всех доставили туда частными рейсами в обход официальных служб, поэтому в списке лунных жителей они не значатся.
– Как это возможно? – снова вырвалось у нескольких человек. У Ван, давно уже работавший как рядовой эксперт, пояснил:
– Это дыра в международном законодательстве. Луна формально подчиняется СГМ, но фактически на ней, кроме международной колонии, есть несколько частных секторов, связанных с основным комплексом коммуникациями, но недоступных для наших представителей. Частные компании не имеют права на поверхность планеты, но, при условии выполнения требований по селеноразведке, допускаются к разработке полезных материалов. У них свои космодромы на Земле, своя техника. Мы в СГМ отстали от технического прогресса, что им на руку.
– Да, они воспользовались пробелами в законах и создали автономную колонию, – подтвердил немец. – Мы бы ничего не смогли сделать, но случайно узнали, что одна из подставных фирм «Дороги в будущее» заключила с французским филиалом центра контракт на поставку «биоматериала для медицинских исследований». Вышли на центр, поняли, что это не наш уровень, и связались с конторой. Это было как раз перед штурмом центра, и нас попросили помочь с захватом головного офиса «Дороги».
– Да, обращаться с этим в полицию мы не могли, – подтвердил Мишель. – Мы были вынуждены привлекать частные агентства, уже и так разрабатывавшие «Дорогу» и её двойников в других странах. Простите, что перебил. Продолжайте, пожалуйста.
– Спасибо. – Немец дружески-суховато кивнул Мишелю. – Штурм офиса «Дороги» провели в ту же ночь, что и взятие филиалов центра. Мы обнаружили косвенные доказательства проведения опытов над людьми, в основном – по не имеющим медицинского обоснования протезированию и испытанию различных химических веществ. Судьба заказанного у центра «биоматериала» неизвестна, мы даже не знаем, сколько всего големов было приобретено. Но всё это лишь документы. Господин Капустин столкнулся с реальными последствиями деятельности организации.
– Это завтра, – глухо сказал Стэн. – Сейчас лучше ознакомиться с полученными вами документами, их не так уж много.
Документы «Дороги в будущее» оказались важными, но безличными: количество изготовленного по спецзаказам оборудования, договоры на разработку имплантов, иногда разрешения добровольцев из числа сотрудников организации на проведение над ними экспериментов, но без подробностей последних. Юристы «Дороги» были профессионалами и оформили всё так, чтобы комар носа не подточил. Только заказы на поставку микросхем и чертежей оборудования для Лунной колонии, да единственное упоминание «биоматериала» из центра связывали респектабельную общественную организацию с делом о големах и запрещённых экспериментах.
>*<
– Информация о возможных незаконных исследованиях в одном из частных секторов нашей колонии поступила в июне прошлого года, – начал утреннее заседание непривычно бледный Стэн. – Времени на расследование и подготовку к аресту оставалось очень мало, да и условия на Луне специфические. За месяц мы смогли выяснить, что сектор, выделенный фирме десять лет назад, имел свою посадочную площадку для одноразовых пассажирских и грузовых кораблей, корпуса которых затем разбирались и шли на переработку. Через основной порт фирма получала лишь комплектующие для систем жизнеобеспечения. Также через основной порт иногда прибывали и уезжали сотрудники и официальные лица – то ли хозяева, то ли управляющие фирмы. А вот вывозилась вся продукция исключительно через основной порт. Это связано с особенностями колонии: корабль может сесть в любой удобной точке, но подняться с грузом возможно исключительно при использовании оборудования центрального порта, частные организации не имеют возможностей для строительства своих космодромов. Это не исключает использования небольших многоразовых кораблей на пять-десять человек, проследить за которыми мы не в состоянии. На момент начала расследования в подозрительном секторе по официальным данным находилось человек семьдесят. Они иногда появлялись в основной колонии, но тесно с нами не общались. Это обычно для работников частных фирм; они отделяют себя от основного населения, то ли сами, то ли из-за требований корпоративной этики – тут не поймёшь. Сам сектор находился в общем комплексе колонии и имел централизованную систему жизнеобеспечения. Так делается специально: когда все подвязаны на один водяной насос и воздушный фильтр, особо дурить не будешь – побьют сразу, без вмешательства охраны и ремонтников. Конечно, у всех есть и автономные системы на случай ЧП, но с ними много вопросов.
Пока Стэн говорил, на экранах высветились схемы Лунной колонии, расположенной в лавовых трубках с несколькими выходами на поверхность. Один из выходов подсвечивался, но подробного плана прилегавших к нему помещений не было. Стэн пояснил:
– Частные фирмы оборудуют свои сектора сами, служба безопасности следит только за тем, чтобы была защита от излучения, метеоритов, ну и подключение к системе жизнеобеспечения. Так что расположения помещений мы толком не знали. Вам на Земле просто: кусочек взрывчатки, небольшой таран – и проход свободен. А у нас всё герметично, двери прочные, открытый огонь или тем более взрыв – угроза всей колонии. Так что попасть в закрытый сектор мы не могли. Отключение электричества, воды, не говоря уже о воздухе, – гибель всех, находящихся в секторе.
– Вы же упоминали аварийные системы? – недоумённо спросил американец.
– У них ограниченный ресурс. – Стэн говорил всё медленнее, слова давались ему с трудом, на бледном лбу выступили искорки пота. – Отключение основной системы возможно, но оно ничего не даёт, когда заблокированы шлюзы в сектор и никто не знает, на сколько хватит у частника автономных мощностей. До этого у нас были неприятные случаи, их, к сожалению, замяли. В последний раз из-за попадания метеорита перебило кабель к одному из наружных модулей частной посадочной площадки. Учёные потом долго не могли поверить, что такое точное попадание возможно, говорили, что один шанс на несколько миллиардов, а он сбылся. В модуле тогда были три сотрудника, и мы успели в последний момент: резервные генераторы оказались слишком слабыми, запаса кислорода вместо положенных двух суток едва хватило на четыре часа. Нехорошая история, экономия на жизнях. Так что мы этого боялись. Но попасть в сектор было необходимо. Решили сымитировать аварию электрооборудования, эвакуировали людей из соседних секторов, потребовали допустить нас для ремонта. Это происходило в ту же ночь штурма. Но они, как выяснилось, успели получить тревожный сигнал из земного офиса, что его берут штурмом…
– Мы не знали, что у них автоматическая система оповещения… – напряжённым, но не возмущённым, а, скорее, болезненным голосом вставил немец.
– Это уже не имеет значения… – Стэн включил экраны. – Мы попробовали пустить сонный газ, но… Они сделали свой выбор. Открыли все наружные шлюзы. Когда мы смогли проникнуть в сектор…
На экранах мелькали резкие пятна, яркий свет сменялся чернотой, нигде не было привычных в любой атмосфере полутеней. Разбросанные мощным потоком воздуха вещи, бумажная труха под ногами, почерневшие, рассыпающиеся от малейшего прикосновения растения, тела на полу. Дети. Несколько фигурок застыли среди ярких игрушек в небольшой песочнице, девочка – на качелях. Казалось, что они только что играли, смеялись. Обычные дети. Но почти сразу пришло понимание – нет, не обычные. Отблёскивающие металлом и пластиком конечности – слишком много для нормального человека, – вживлённые в глазницы оптические камеры, странные антенны, словно сросшиеся с черепами малышей.
– Детские комнаты намеренно расположили вот так – рядом со шлюзом… – вымученно-бесстрастно пояснил Стэн, но его голос перекрыла безмерно грязная брань, такая, какой не слышал ни один мужчина. Даже Родионыч неверяще повернулся к… тёте Ане. Она, ничего не видя и не слыша, смотрела на почерневшее смеющееся лицо девочки и кричала. А потом потеряла сознание. Мишель кинулся к шкафчику с аптечкой, Мишка с отцом переложили мать на стоящий у стены диванчик.
– Я не думал, что она знает такие слова, – сам еле сдерживая эмоции прошептал Виктор.
– Она не знает. – Бледный Мишка выхватил у Мишеля аптечку. – Она, наверно, их когда-то услышала, а теперь из-за потрясения это воспоминание прорвалось. Тс-с. Мама, ты как? Лежи, не вставай! Как сердце?
К счастью, нервный срыв не сказался на здоровье тёти Ани: у неё была только слабость, а так она даже не помнила последних минут перед обмороком. Работать в этот день она не могла, да и все остальные тоже. Лёшка обнимал трясущуюся Лену, прижимавшую к себе Митю, Родионыч точно так же успокаивал бледных и наигранно спокойных Шери и Анри. Даже у бесстрастного Нейбауэра дрожали руки.
– Перерыв на два дня! – объявил австриец. – Господин Дюбуа, что с переездом?
– Вилла почти готова, послезавтра можем въезжать. – Мишель, видимо, в общих чертах знал о событиях на Луне, ведь ещё раньше говорил об особых счётах Стэна с трансгуманистами, но потрясён был не меньше остальных.
– Тогда продолжим работу на новом месте. – Нейбауэр, отставив стакан с водой, тяжело вздохнул: – Идите отдыхать.
>*<
Только поздно вечером Стэн коротко рассказал собравшимся в библиотеке мужчинам, что произошло на Луне.
– Есть религиозные фанатики, и все их опасаются, что понятно: ненависть к «не таким», вера в одержимость бесами и подобную галиматью, отказ от медицины и прочее мракобесие кажется сейчас нелепым. – Писатель нервно ходил по комнате, стараясь хотя бы так выплеснуть накопившееся напряжение. – Но кто сказал, что наука не может заменить в мозгах людей богов? Я не об искренней вере, а о замене одного суеверия, ритуала поклонения другим. Некоторые люди не могут жить так, чтобы не разбивать лбы в молитве, и без разницы, кому – Господу, Аллаху, Будде, Марксу или теории относительности. Им нужен идол, который объяснит всё происходящее и снимет с них ответственность. И сейчас многие таким идолом выбирают науку. Не истинную – познание мира во всём его многообразии, а жёсткую схему теорий-догм. Одна из таких «священных догм»: технический прогресс нельзя остановить или контролировать, он безличен и всеобъемлющ, как естественная эволюция, на смену которой он и пришёл, а человеку остаётся только послушно следовать за этим прогрессом. Почему, зачем – им это не важно. Это новая религия, а они, пусть и отрицают это, – её жрецы.
Стэн протянул Мишелю опустевший стакан для вина, нервно выдернул с тарелки тонкую стружку ароматного сыра, и продолжил:
– Члены «Дороги в будущее» были такими «жрецами». Фанатиками, но не религиозными, и это всех сбивало с толку. Когда человек начинает молиться напоказ, это заметно всем, а когда он читает статью по протезированию – так просто работает над новой моделью для предприятия. Он на это и учился. Сначала они просто разрабатывали новые экзоскелеты и протезы, и даже не очень расстраивались из-за жёсткой конкуренции: все делают одно дело, а доход и так неплохой. Но постепенно начали понимать, что люди не хотят «идти по пути прогресса». Так что эти фанатики стали экспериментировать сами. На Земле это делать опасно: вмешательство в организм без серьёзных медицинских причин не одобряется, некоторые операции и применение непроверенных лекарственных препаратов запрещено, а люди на улицах слишком часто оглядываются на «калек». Так ведь они не калеки, а новые, улучшенные люди! Они – будущее! А им нельзя даже собственных детей приобщить к этому знанию. Если нельзя на Земле, так можно в космосе – постчеловек как раз и будет жить там, не привязанный к этим тесным каменным шарикам. Так что они решили перебраться на Луну: там можно изолировать колонию, не вызывая ни у кого подозрений. Они выкупили отводок лавовой трубки и оборудовали его под свои нужды. А потом провели лотерею среди членов организации: кто переселится в новый мир прекрасного будущего, чьи дети станут первыми «квизатц хедерах»…
– Кем? – не понял слегка сомлевший от хорошего красного вина Лёшка.
– Это из старинной книги, означает примерно «сверхчеловек». – Стэн вытянул ещё один ломтик сыра и начал новый круг по комнате. – Так что они организовали на Луне колонию, постепенно перевезли туда выигравших в лотерею – одноразовыми кораблями, так что мы о них даже представления не имели. И занялись экспериментами. Не только себя кромсали, но и детей своих «на алтарь будущего» положили. Причём, кроме родившихся на Земле, создали целое поколение генетически изменённых детей из искусственной матки. И делали операции даже младенцам! Ребятишки другой жизни не знали, и верили, как могут верить лишь дети. Нам удалось восстановить их архив с видеозаписями, это… Я тогда и поседел – до того ни одного седого волоса не было.
Он помолчал, справляясь с эмоциями.
– Эти фанатики науки так стремились «облагодетельствовать» человечество, дать ему новые возможности, не спрашивая, хотят ли люди такого. Вы сами знаете их идеологию: безостановочное расширение возможностей тела и мозга, физическое бессмертие, освобождение человека от физической боли и душевных страданий; при этом для них применимы все способы, потому что «устаревшая мораль постчеловеку не нужна». Эдакий постгуманистический рай. Идея фанатиков, а не умеющих критически мыслить учёных. Так что они, как и любые сектанты-фанатики, были готовы к смерти. Они оказались предусмотрительнее хозяев центра: разработали уникальную систему оповещения, поэтому, получив сигнал тревоги и одновременно с ним запрос от нашей службы безопасности, уничтожили записи и убили себя. У них у всех в мозг были вживлены электроды, так что по сигналу руководителя их мгновенно парализовало. Они осознавали всё, но не могли даже моргать. Потому и лица у них такие спокойные. А потом открылись шлюзы. На нашей совести двести человек, треть из них – дети.
– Не на вашей, – очень мягко и в тоже время безоговорочно перебил его У Ван. – Они решили сами, когда вступили в организацию.
– Но мы могли предполагать! – Стэн дёрнулся, собираясь ударить кулаком в стену, но вовремя вспомнил, что в руке у него стакан, и только расплескал немного вина, хорошо, не на ковёр. – На Земле-то такого не было!
– Так потому что здесь другие условия, и большинство членов «Дороги» и подобных ей организаций – не такие упёртые фанатики. – Йегер с сочувствием посмотрел на бледного писателя, невольно переняв от него и манеру речи. – Так что здесь они рассредоточены по разным городам. Вы это сами понимаете.
– Понимаю. – Стэн подтёр бумажной салфеткой пролитое вино. – Здесь по большому счёту просто «прихожане», если использовать религиозные термины. Так что это в чём-то сходно с историей Монсегюра: посвящённые жертвуют собой, обычные прихожане маскируются, скрывая веру.
– А мы в роли «христовых воинов», – грустно усмехнулся падре Марко, переглядываясь с коллегами других конфессий. – Незавидная роль. Они в глазах людей станут «святыми».
– Нет, делать их мучениками нельзя! Нужно показать, к чему привели их эксперименты. – Отец Иоасаф, по монашеской привычке отделявший себя от остальных аналитиков, в этот вечер был необычно разговорчив. – Думаю, в произошедшем и наша вина – всех христиан, и тем более пастырей. Мы так долго старались противопоставить веру и нравственность науке, что добились своего: люди уверовали, что наука и мораль несочетаемы. Я часто вижу, как прихожане отказываются от прививок, лечения, иногда даже от соблюдения гигиены, потому что это «грех душе». Запрещают детям осваивать новые технологии, как «бесовскую выдумку», ходят не пойми в чём, путая скромность с безобразностью. А остальные, посмотрев на всё это, считают веру безумием и делают наоборот: вместо отказа от технологий – превознесение их, вместо ханжества – отторжение морали как «ограничивающей свободу человека». С одной стороны поклоняющиеся не Господу, а ритуалу «верующие», с другой – такие вот трансгуманисты.
– И те, и другие отвергают истинную человечность ради обряда… Мишель, налейте нам вина. – Падре Марко протянул стакан. – Истина – в радости быть человеком и помогать другим становиться человечнее. Этому учил нас Господь.
Мишель достал новую бутылку, помогавший ему Родионыч протянул аль-Сабиру упаковку с гранатовым соком: мусульманин по вере не мог пить вина. Но в этот вечер расслабиться и забыть об увиденном хотели все, и – неосознанно – помянуть тех, кто ради своих убеждений погубил и себя, и своих детей. Как бы то ни было, но они имели право на такие поминки. А остальные – право на то, чтобы подобное никогда больше не повторилось.