— Так точно, экселенц, с начала августа. Прибыл из Рейнской области. Инженер по вооружению одного из заводов Круппа. Подготовку проходил в…
— Достаточно, фон Шлиден. Мне все известно о вас. Подойдите поближе.
Генерал от инфантерии Отто фон Ляш, командующий Первым военным округом Восточной Пруссии, подтянутый, выше среднего роста, начинающий полнеть, но умело скрывающий это, мужчина, мягко ступая по ковру, вернулся к столу и взял в руки пакет, запечатанный сургучом.
— Гауптман фон Шлиден! Я поручаю вам сугубо секретное задание. Вам известно, что русские стоят на границе. Месяц, другой, и они, возможно, будут на нашей территории. Мы с вами солдаты и потому должны трезво оценивать обстановку… По приказу рейхсфюрера Гиммлера в оставляемых нами районах должны быть созданы группы «вервольф». Это будут особые подразделения, если хотите, наши немецкие партизаны. Сейчас формированием «вервольф» занимаются господа из СД, гестапо, партии и «гитлерюгенд». Вермахту приказано оказать им всякое содействие, и, в частности, выделить необходимое оружие и боеприпасы. Вы, гауптман, старший офицер отдела вооружения и потому сделаете это лучше других.
Ляш протянул фон Шлидену пакет.
— Здесь ваши полномочия, инструкции, списки частей, у которых возьмете оружие. Поступаете в распоряжение оберштурмбанфюрера Хорста. Это офицер для особых поручений при восточнопрусском начальнике СД. Отправляйтесь немедленно. Хорст ждет в гестапо. У вас есть машина?
— В ремонте, экселенц…
— Возьмите одну из моих.
Он позвонил и сказал вошедшему адъютанту:
— Распорядитесь, Фридрих: машину гауптману. Идите, фон Шлиден.
— Хайлитль!
Машина мягко тронулась с места, вывалилась за ворота штаба и, набирая скорость, понеслась через Альтштадт.
Центральная часть Кенигсберга, превращенная в развалины летними бомбардировками, подавляла обезображенными стенами домов, слепыми окнами и красной кирпичной пылью, словно кровавыми пятнами, покрывавшей землю. Вернер фон Шлиден, прибывший в самый разгар бомбардировочного сезона, на себе испытал, что такое тысяча самолетов, которые утюжат небо, по несколько раз заходя на смертоносный курс.
«Летающие крепости» янки и томми обычно летали на большой высоте, стремясь уйти от огня зенитных батарей. Они летели строем ромба, в каждом из которых было до полусотни огромных машин. За одной эскадрильей шла вторая, третья, четвертая… Однажды Вернер фон Шлиден насчитал двадцать «летающих ромбов».
Бомбы самолеты сбрасывали все разом, когда эскадрилья оказывалась над необходимым для бомбометания квадратом. Взрывались они, бомбы, тоже почти одновременно — эффект был ужасающим… Это был один гигантский и как бы растянутый во времени взрыв, после которого вместо городских кварталов возникали пустыри, заваленные битым кирпичом.
Уходили «летающие крепости», и растерзанная земля покрывалась серебристыми полосками из станиоля. Их сбрасывали самолеты, чтобы создавать помехи на экранах радиолокаторов противовоздушной обороны Кенигсберга. Порой вместе с бомбами на головы жителей столицы Восточной Пруссии падали и подвесные баки из-под горючего, которые английские и американские летчики сбрасывали на землю, израсходовав топливо в них и перейдя на основные запасы…
Сейчас Кенигсберг получил передышку. Второй фронт застрял в Бельгии. Союзникам было не до Восточной Пруссии, а русские город сейчас беспокоили редко. «Затишье перед бурей», — мрачно говорили товарищи Вернера. Сам Вернер фон Шлиден отмалчивался, и лишь иногда таинственно намекал на главный шанс фюрера, который повернет ход событий.
Улицы, заваленные обломками разрушенных зданий, давно уже расчистили, и черный «мерседес» быстро добрался до площади. Обогнув площадь перед Нордбанхоф[6], машина повернула в проулок между канареечного цвета зданием криминальной полиции и угрюмой громадой судебных учреждений Восточной Пруссии. Через сотню метров Ганс, здоровенный детина-шофер, ефрейтор из личной охраны командующего округом, резко затормозил у здания Управления имперской безопасности.
— Поедем во двор, господин гауптман?
— Не стоит, Ганс, ждите меня здесь.
Фон Шлиден открыл дверцу, подхватил с сиденья сумку с пакетом и шагнул к подъезду. Навстречу ему шел длинный унтерштурмфюрер[7], в фуражке с высоченной тульей.
— Гауптман фон Шлиден? — отрывисто спросил он. — Идемте со мной. Они прошли подъезд с автоматчиком у входа, миновали темный вестибюль, поднялись на второй этаж и долго шли длинными коридорами, заполненными эсэсовскими офицерами в черных мундирах и сотрудниками гестапо в штатских костюмах.
У одной из дверей, обитой черной клеенкой, офицер, сопровождающий гауптмана, знаком предложил Вернеру фон Шлидену остановиться.
— Входите, гауптман, — сказал он.
За дверью была маленькая приемная с двумя узкими диванчиками и небольшой конторкой, за которой у пишущей машинки сидела молодая женщина в форме шарфюрера СС.
— Оберштурмбанфюрер у себя? — обратился к ней унтерштурмфюрер.
Она молча повернула голову в сторону двери и пожала плечами.
Унтерштурмфюрер приоткрыл дверь, потом распахнул ее шире и пригласил фон Шлидена войти.
Тот прошел вперед, остановился, щелкнув каблуками и выбросил в приветственном жесте руку.
— Входите, входите, гауптман…
Оберштурмбанфюрер[8] Хорст поднялся из-за стола и направился к Вернеру.
— Вы привезли пакет от генерала Отто фон Ляша?
— Так точно, оберштурмбанфюрер!
— Давайте сюда. И можете сесть.
Хозяин кабинета показал ему на кресло, потом вернулся к столу, сломал сургучные печати, вытащил несколько исписанных на машинке листков бумаги, быстро пробежал глазами первый из них, заглянул в последний, отложил все листки на край стола и повернулся к расположившемуся в кресле гауптману.
— Сидите, сидите, — сказал Вильгельм Хорст, увидев, что Вернер попытался вскочить. — Генерал инструктировал вас, фон Шлиден?
— В самых общих чертах, оберштурмбанфюрер.
— Общих чертах? — Хорст усмехнулся. — Что ж, частности, гауптман, я возьму на себя.
Он уселся за стол, пододвинул листки из пакета, привезенного Вернером, стал внимательно рассматривать каждый. Потом отобрал некоторые из них и звонком вызвал молодую женщину из приемной.
— Зарегистрируйте, Элен, и под расписку передайте этому офицеру.
— Это будут экземпляры для вас, гауптман, — продолжал он. — После операции не забудьте сдать в канцелярию нашего отдела.
— Будет исполнено, оберштурмбанфюрер! — ответил Вернер.
— А теперь слушайте меня внимательно, — сказал он, когда Элен вышла из кабинета. — Вы, гауптман, поступаете в мое распоряжение на четыре-пять дней, может быть на неделю. С собою в дорогу ничего не брать. Все приготовлено. Выезжаем немедленно. Вы с машиной?
— Так точно, машина генерала Ляша. И шофер…
— Машину отпустите. Поедете вместе со мной. Подождите в приемной.
— Слушаюсь, оберштурмбанфюрер.
Вернер поднялся.
— Разрешите идти?
Хорст вместе с ним подошел к двери.
— Гельмут, — сказал он унтерштурмфюреру, вскочившему с диванчика в приемной, — отпустите машину гауптмана. Он едет с нами. И сразу зайдите ко мне.
Вернер сидел в приемной, изредка поглядывая на стучавшую на машинке женщину за конторкой. Она работала очень быстро, не обращая никакого внимания на постороннего офицера. Появился унтерштурмфюрер и молча прошел в кабинет Хорста.
Вернер фон Шлиден разглядывал женщину в эсэсовской форме и старался угадать, что она за человек и какой ключ к ее сердцу подойдет безотказно, если возникнет в этом потребность. И надо ли вообще подбирать ключи к женскому сердцу, чтоб использовать его хозяйку в своей работе. Гауптман считал, что женщин опасно вовлекать в такие дела, какими занимается он сам. Вернер отнюдь не умалял женских достоинств, но справедливо не доверял преданности, основанной только на чувстве. Это всегда осложняло работу и требовало излишних затрат духовной энергии. А на такую роскошь гауптман не имел права.
«И все же надо выяснить, кто она, — подумал он. — И вообще поручение генерала подоспело вовремя…»
Из коридора в приемную вошел высокий, под стать своему шефу, унтерштурмфюрер, которого Хорст назвал Гельмутом.
Потом он еще два раза выходил и входил в кабинет, пока, наконец, не показался оттуда сам оберштурмбанфюрер в длинном блестящем плаще. Вернер фон Шлиден встал.
— Едем, гауптман, — сказал Хорст.
Длинными коридорами они проходили быстро. В здании стало безлюдно, словно и не было час назад тех эсэсовцев в черных мундирах и сотрудников в штатском, которых видел фон Шлиден. Во дворе стоял «мерседес», похожий на тот, что привез гауптмана, но за рулем сидел рыжий солдат в черной форме.
Рядом стоял уже знакомый Вернеру офицер-эсэсовец.
— Гельмут фон Дитрих, — сказал он, протягивая руку Вернеру. Шлиден назвал себя, и унтерштурмфюрер сел рядом с шофером.
— Садитесь, гауптман, — жестом показал рядом с собой на сиденье Хорст.
«Мерседес» выехал на Гендельштрассе, повернул налево, и Вернер на повороте увидел, что за ними следом идет крытый грузовик.
Старый Кранц давно собирался сходить в Ландсберг, чтобы достать табаку у двоюродного брата, державшего небольшую лавку на самом перекрестке дорог, идущих через городок. Днем Кранца совсем одолели хозяйственные заботы. Один мужчина на весь дом, от невесток проку мало, старуха почти не встает, а купить на бирже Арбайтсамт в Кенигсберге русского или польского батрака и потом содержать его старику Кранцу не по карману. Да и не по душе ему такие работники. Мать у Кранца происходила из мазурских славян, поэтому нет-нет да и вспоминал Кранц, что немец он только наполовину. Особенно в последнее время.
Осеннее солнце низко висело над горизонтом, когда он собрался наконец в дорогу.