1
Начиная 16 декабря 1944 года наступление на Западном фронте в районе Арденн, Гитлер, с одной стороны, как будто не стремился к проведению стратегического маневра, имевшего целью отбросить англо-американские войска к побережью Атлантического океана. Хотя и пытался захватить Антверпен с тем, чтобы перерезать линию снабжения англо-американских войск горючим. В то же время, судя по заявлению, которое сделал еще 3 ноября 1944 года генерал-полковник Иодль, начальник штаба оперативного руководства ОКВ – «Оберкоммандовермахт» перед узкой группой генералов на Западном фронте, Адольф Гитлер надеялся перейти после удара в Арденнах к «решающему наступлению». План такого наступления уже был разработан в ОКВ.
Приказав произвести оценку сил западных союзников и подсчитать собственные ресурсы живой силы в боевой Германии, которые можно выделить для Западного фронта, Гитлер на основе полученных данных сделал вывод, что он может повернуть ход событий в обратную сторону. Учитывая, что у Эйзенхауэра мало сил в Арденнах, нет эшелонированной обороны и янки не ожидают наступления немцев в этом месте, верховное командование выбрало для наступления участок Монжуа – Эхтернах.
Гитлер считал, что, форсировав реку Маас, его танковые дивизии перережут тыловые коммуникации американских войск, которые, по данным немецкой разведки, проходили через Мааскую долину. С выходом германских танков в район Брюсселя и Антверпена окажутся под угрозой и коммуникации 21-й группы армий англичан, а с захватом Антверпена эти коммуникации будут перерезаны. Тогда немецкая армия получит возможность со всех сторон обрушиться на англичан и американцев, отрезанных от баз снабжения. И фюрер полагал, что сможет разгромить от 25 до 30 дивизий союзников. Ему нужен был именно такой успех. Не меньший…
Фюрер Третьего рейха отлично сознавал опасность войны на два фронта и, памятуя, правда, с большим опозданием, о завете Бисмарка и Шлиффена в отношении опасности любых направленных против Германии коалиций, о категорическом утверждении «железного канцлера», что воевать против России для Германии крайне опасно, тем не менее до самого последнего надеялся расколоть антифашистский блок, столкнуть между собой членов антигитлеровского союза.
Наступление под Арденнами должно было показать правительствам США и Великобритании, а также тем, стоящим за ними кругам, что германская армия достаточно сильна, чтобы противостоять ударам союзников. Это был маневр, который по замыслу Гитлера заставил бы англичан и американцев форсировать переговоры о сепаратном мире, переговоры, которые, как мы уже знаем, давно были завязаны через сверхсекретные каналы разведок трех государств.
В создавшейся ситуации германское руководство особое значение придавало обороне Восточной Пруссии, где по замыслам гитлеровских военных теоретиков должны были увязнуть советские армии. Задержав наступление советских войск на этой территории, организовав одновременно массовые террористические выступления оставленных в тылу советских частей отрядов «вервольф», Гитлер надеялся выиграть время с двоякой целью. Во-первых, для того чтобы расколоть коалицию воюющих против Германии государств и натравить их друг на друга. Во-вторых, завершить работы над новым оружием и, применив его, ошеломить и разгромить противника.
Главный гитлеровский агитатор министр информации доктор Геббельс в выступлениях по радио и в печати призывал немецкие войска сохранять стойкость. Он обещал немцам, что в самое ближайшее время будет применено сверхмощное секретное оружие и «доблестные войска» начнут генеральное наступление на Восточном фронте в Киевско-Кавказском, Псковско-Ленинградском и Смоленско-Московском направлениях.
Итак, два последних козыря оставались на руках у незадачливого ефрейтора. Сепаратные переговоры и сверхоружие. Но в условиях беспредельной ненависти человечества к фашизму, тем, кто мечтал повернуть оружие гитлеризма только против Советского Союза, приходилось считаться с настроением своих собственных народов.
А до создания атомной бомбы немецким физикам было еще далеко. Ведь им не удалось еще запустить урановый реактор, который тем не менее уже с декабря 1942 года работал у Энрико Ферми в Чикаго.
2
На улицах было холодно и сыро, но это совсем не чувствовалось в просторной комнате ничем не примечательного на вид здания в одном из кварталов лондонского Сити. Этот дом был удивительно похож на таких же своих близнецов-соседей, во множестве разбросанных в этом районе города. В них помещались страховые общества, конторы маклеров, адвокатов, респектабельные «Икс, игрек, сыновья и компания», основанные еще в эпоху первоначального накопления британского капитала и в Викторианскую эпоху мирового колониального владычества Джона Булля.
Но дом, о котором идет речь, населен был совсем другого рода специалистами, хотя, в общем-то, связь их с теми, о которых шла речь выше, не была такой уж отдаленной.
Здесь располагался один из филиалов Сикрет интеллидженс сервис, и в просторной жарко протопленной комнате начальник отдела «I – RW» Джордж Маккинли принимал своего заокеанского коллегу.
Оба разведчика сидели у гаснущего камина, положив ноги на решетку и глубоко утонув в креслах. Они непринужденно беседовали. Не нужно было особенно присматриваться к гостю английского хозяина, чтобы узнать в нем вездесущего Элвиса Холидея.
– Вам известно, что оба наших правительства условились объединить все усилия по сбору материалов, касающихся создания сверхоружия в Германии? – спросил Холидей.
– Я давно уже проинформирован об этом, мистер Холидей, равно как и о том, что мне поручено оказывать вам посильную помощь. Боюсь только, что вряд ли эта помощь будет достаточно эффективна: нам мало что известно о работах немцев в этой области.
– Скромность всегда украшала настоящих джентльменов, – усмехнулся гость. – Но я должен заметить, что в данном случае она чрезмерна. Кому, как не вам, знать о том, что именно ваша информация, мистер Маккинли, переданная в Штаты вашим премьер-министром, заставила нашего президента активизировать работы по созданию атомной бомбы. Впрочем, сейчас меня интересуют польские связи Сикрет интеллидженс сервис, в частности, с отрядами Армии Крайовой. Ведь они непосредственно в вашем ведении, не так ли?
– Вы неплохо осведомлены, мистер Холидей, – сказал Джордж Маккинли. – Мне хотелось, чтобы вы конкретизировали то, что вам требуется там.
– Извольте, сэр.
Эл Холидей приподнялся в кресле и ловко швырнул в тлеющие угли камина окурок сигареты.
– Вы передайте нам, например мне лично, одного или двух ваших резидентов в Польше, которые связаны с отрядами Армии Крайовой. Они будут выполнять некоторые акции по плану, который я сообщу вам сейчас. Приказ пусть исходит от вашего ведомства и даже от вашего имени. Для начала давайте посмотрим кого-нибудь в районе Данцига.
3
– Для выполнения этого важнейшего поручения рейсхфюрера мне необходимы шестнадцать армейских грузовиков и соответствующая охрана, герр комендант.
– Но… Позвольте, штурмбаннфюрер! Ведь вам известно, какие трудности с транспортом…
– Никаких «но»! Или вы не ознакомлены с моими полномочиями? В таком случае я вам их напомню. Впрочем, я лучше позвоню сейчас в Берлин…
– Что вы, что вы! Я сочту за честь оказать все возможные услуги вашему ведомству, хотя, повторяю, с транспортом в городе очень и очень трудно, штурмбаннфюрер.
– Если к указанному мной сроку грузовики будут готовы, я обещаю не забыть вашего рвения и исполнительности. Если нет…
Штурмбаннфюрер Герман Краузе, не договорив фразы, резко повернулся и вышел из кабинета коменданта Данцига.
Хлопнула дверь. Комендант вздохнул и тяжело плюхнулся в кресло. Через боковой вход неслышно проскользнула в кабинет высокая фигура в черном мундире.
– А, это ты, Готфрид, – сказал комендант. – Видел этого типа? Шестнадцать грузовиков!
– Птичка из Берлина, с такими лучше не связываться, – сказал оберштурмфюрер Готфрид Репке. – Только на кой черт ему шестнадцать грузовиков, ведь транспорт, который он сопровождает, прибыл из Кёнигсберга только на восьми… Пожелает ли этот Краузе прихватить кое-какой дополнительный груз из Данцига?
– Послушай, Готфрид, у меня голова и без того забита всяким дерьмом, а ты мне подсовываешь новые загадки. Сейчас мне надо добыть ему грузовики, а что он с ними сделает – мне наплевать.
– Ты совершенно прав, Фридрих, – сказал Репке. – Но мне пора. Жду тебя вечером у меня дома. Будет веселенькая компания. На такой чертовой работе просто грех не расслабиться иногда.
4
Уже совсем стемнело, когда на шоссе, соединяющем Данциг с Варшавой, показалась колонна из шестнадцати тяжелых грузовиков. Колонну возглавляли два бронетранспортера с эсэсовцами, замыкали ее такой же бронетранспортер и легковая машина, в которой ехал штурмбаннфюрер Герман Краузе.
Ровно через час после выхода колонны из Данцига головной бронетранспортер прижался к обочине и сбавил ход. Потом затормозил и остановился. Машины остановились одна за другой. Освещая грузовики скупым лучиком замаскированных фар, камуфлированный «Опель Адмирал» Германа Краузе вырвался вперед и вскоре подвернул к переднему бронетранспортеру. Из кабины бронемашины выпрыгнул эсэсовский офицер – начальник охраны и перешел в машину Краузе, продолжавшую стоять у бронетранспортера. Минут через пятнадцать начальник охраны вернулся к себе, и колонна двинулась по шоссе.
Ровно через полтора часа колонна вновь замедлила ход и остановилась. Где-то в середине ее один из грузовиков вывернул из строя и повел за собой остальные машины. Колонна разделилась поровну. Одна ее часть свернула налево, по дороге на Краков, вторая продолжала идти прежним маршрутом. Ее по-прежнему сопровождали два бронетранспортера с эсэсовцами и начальником охраны во главе. Замыкающий прежнюю колонну бронетранспортер и «Опель Адмирал» штурмбаннфюрера Краузе свернули по дороге налево.
5
Сильный ветер, с утра раскачивавший высокие верхушки деревьев Гембицкого леса, со второй половины дня стал стихать, а к вечеру совсем потерял силу. Лес успокоился, с неба медленно сыпал редкий снежок, застревая на лапах темно-зеленых елей.
С сумерками подморозило. Когда в наступившей темноте отряд Армии Людовой снялся с последней стоянки и двинулся к месту засады, под сапогами бойцов мягко поскрипывал снег. Командир советской диверсионной группы капитан Петражицкий потер рукой ухо и шепотом сказал ребятам, чтоб опустили ушанки: форсить, мол, ни к чему, а возвращаться домой с обмороженными ушами и вовсе не стоит.
Приземлились они удачно, если не считать вывихнутого большого пальца руки у радиста. К счастью, рука оказалась левой, и срывом связи это не грозило. Правда, ребятам уже порядком надоела виртуозная ругань Яши Передерия, награждавшего несчастный палец изысканными эпитетами, но с этим можно было мириться.
На земле их ждали связные одного из партизанских отрядов Армии Людовой. Его командир был оповещен о визите группы Петражицкого заранее через определенные каналы. Через два часа после приземления капитан Петражицкий объяснил суть предстоящей операции поручику Мазовецкому, известному больше по кличке Безрукий и стоившему, по оценке гитлеровской администрации в Польше, двадцать тысяч рейсхмарок.
Беседа проходила на польском языке, который капитан Петражицкий знал в совершенстве, и продолжалась она почти до утра. Рано утром из места расположения отряда вышли двое. Один из них – варшавский студент, участник нескольких террористических актов Адам Мшивек, во втором нетрудно было узнать одного из тех парней, которые еще недавно садились в самолет на московском аэродроме. Ребята миновали посты сторожевого охранения, не останавливаясь, прошли партизанскую деревню, служившую перевалочной базой отряда, и, стараясь не привлекать внимания посторонних, с черного хода вошли в просторный особняк местного ксендза, отца Алоиза, настоятеля католического храма в соседнем селе, расположенном в двух километрах от железнодорожной станции. Через час на парадном крыльце показался сам ксендз, почтительно провожавший двух эсэсовских офицеров.
Гитлеровцы часто навещали гостеприимный дом ксендза, и на этих гостей никто не обратил внимания.
Вечером того же дня гостей святого отца можно было встретить на улицах Данцига.
6
«Молодец Ирокез! – подумал Элвис Холидей. – Так тщательно подготовить операцию… Ведь он сумел довести свое воздействие на ход операции до самой Польши и дальше… Люди Ирокеза связались с Армией Крайовой, и теперь исход операции предрешен. Не зря, совсем не зря убрал я Штакельберга – Зероу, единственного, кто мог провалить Ирокеза в Кёнигсберге. Кончится война, я потребую с Ирокеза ящик виски за эту услугу… Нет, одним ящиком ему не обойтись! Никак не обойтись…»
Элвис Холидей поднялся из кресла, подошел к окну и отдернул штору. Лондонская ночь посмотрела ему в глаза. Холидей передернул плечами, отошел от окна, остановился посередине комнаты и потянулся.
«Теперь все дело в руках этих парней из АК. Черт побери, как бы они не завалили операцию. Не нравится мне этот Маккинли. Напыщенный сноб, а не разведчик. Только ничего не поделаешь. Без помощи англичан сейчас в Польше нечего делать… Пора, давно пора и там готовить своих людей».
Элвис Холидей пристально посмотрел на огонь в комнате, сощурился, протянул руку к бутылке с виски, стоявшей на низком трапециевидном столике, и плеснул в стакан.
7
Едва ребята-лазутчики, переодетые в форму эсэсовских офицеров в домике ксендза, вернулись из Данцига, тридцать лучших бойцов из отряда Безрукого и семеро парней группы Петражицкого во главе со своими командирами покинули лагерь и довольно сложным маршрутом, тщательно соблюдая все меры предосторожности, двинулись к намеченному пункту.
Было уже за полночь, когда постовые сообщили о приближении колонны грузовиков.
– По местам! – приказал поручик Мазовецкий.
После разделения грузовиков на шоссе та половина колонны, с которой двигалась легковая машина Германа Краузе и которую ждали сейчас бойцы Армии Людовой и парни, прилетевшие из Москвы, перестроила порядок своего движения. Бронетранспортер стал вторым. Перед ним шел грузовик с солдатами. Затем три тяжелые машины, кузова которых были тщательно укрыты брезентом. Затем машина штурмбаннфюрера и еще четыре грузовика за нею следом.
Поручик Мазовецкий единственной рукой сжал правое плечо капитана Петражицкого.
– Как твои ребята, капитан? – спросил он.
Петражицкий повернулся:
– Сейчас увидишь, Вацлав. Парни у меня не новички в таких делах. Со взрывчаткой работают как кошка с мышкой… Да и стреляют как Робин Гуд.
После того как колонна грузовиков, вышедших из Данцига вечером, разделилась, штурмбаннфюрер Герман Краузе разрешил себе немного вздремнуть. «Опель Адмирал» уютно покачивало: просторное заднее отделение машины позволяло как следует вытянуть ноги. Сон долго не приходил, но затем Краузе как-то вдруг сразу провалился в другой мир.
Ему снился бессвязный, весь в непоследовательных обрывках сон. Явь и странные фантасмагории перемешивались, заполняли подсознание штурмбаннфюрера. Вначале снился ему солнечный пляж Копакабана в Рио-де-Жанейро. Потом он увидел себя в строю штурмовиков на улице Нюрнберга, асфальт которой вдруг уплыл из-под ног и оказался палубой военного корабля, проваливающегося в морскую бездну. Потом Герман Краузе поднимался в воздух в гондоле гигантского дирижабля, а вокруг спускались на парашютах типы, в каждом из которых штурмбаннфюрер с содроганием узнавал рейсхфюрера СС Генриха Гиммлера. Он застонал во сне, когда увидел себя в яме, наполненной человеческими скелетами, и ощутил во рту вкус пропитанной кровью земли. Штурмбаннфюрер Краузе не проснулся, и сотня лошадиных сил «Опель Адмирала» продолжала мчать его живое еще тело по дороге.
Герман Краузе так и отправился в мир иной в самый разгар очередного кошмара, не успев осознать, что черное тело то ли торпеды, то ли чудовищной акулы, мчащейся прямо на штурмбаннфюрера – последнее, что дано было увидеть ему в этом мире.
Все три заряда, заложенные искусными руками парней капитана Петражицкого, сработали одновременно. Передний грузовик подпрыгнул над шоссе, в воздухе развернулся почти на сто восемьдесят градусов и рухнул, накренившись набок. Все это произошло так мгновенно, что водитель бронетранспортера не сумел свернуть и врезался в грузовик, в кузове которого раздавались крики солдат, беспорядочные выстрелы, а из-под капота автомобиля вырвалось оранжевое пламя.
Другим взрывом разнесло вдребезги грузовик, замыкавший колонну, и вспыхнувшие обломки его закрыли колонне путь для отступления.
«Гости» отца Алиоза недаром разгуливали по улицам Данцига. Минируя шоссе, десантники уже знали план построения колонны, и на машину штурмбаннфюрера достался заряд меньшей силы. Но подрывники не знали, что между сиденьем шофера и задним отделением машины находится добрый заряд сильного взрывчатого вещества, заложенного людьми оберштурмфюрера Готфрида Репке по указанию его шефа из Кёнигсберга.
Два взрыва последовали почти одновременно. Бежавший к колонне Петражицкий посмотрел на лейтенанта Сорокина, руководившего минированием.
– Не понимаю! – крикнул тот, на ходу вскидывая автомат и скупыми очередями открывая огонь по остановившимся грузовикам. – Все было по инструкции! Может быть, в машине везли взрывчатку…
– Ладно! – махнул капитан Петражицкий. – Разберемся потом…
Командир отряда Армии Людовой выбрал для нападения на колонну автомашин крутую котловину в южной части Гембицкого леса. Взрывы раздались, когда первый грузовик выбрался на один из склонов, а последний начал спускаться в котловину. Все машины оказались внизу и представляли собой отличную мишень.
Солдат охраны оказалось что-то около полусотни, только неожиданность нападения решила успех боя. Большие неприятности мог причинить пулемет бронетранспортера, но в первые же минуты схватки Адам Мшивек, подобравшись поближе, удачно забросил в железное чрево машины немецкую гранату на длинной ручке.
Пленных партизаны не брали. Отряд мстителей, загнанных эсэсовскими карателями в лесные бункеры непроходимых лесов, не мог позволить себе такой роскоши, а группе Петражицкого было известно, что «языков», заслуживающих транспортировки в Москву вместе с грузом, ради которого они устроили весь этот фейерверк, среди пассажиров колонны не было.
– Быстрее ищите контейнеры с грузом! – приказал капитан Петражицкий. – Они должны быть в четвертом грузовике! Обращайтесь с ящиками осторожно…
Выстрелы стихли. Машины горели, и только четвертый грузовик был совершенно не поврежден, если не считать отверстий на лобовом стекле от автоматной очереди, прошившей шофера.
– Скорее, скорее! – покрикивал на своих людей Безрукий.
Бойцы собирали оружие, обыскивали трупы эсэсовцев, откладывая в сторону документы.
Лейтенант Василий Сорокин и Сергей Броницкий, ходивший с польским студентом в Данциг, первыми подбежали к четвертому грузовику и, с маху откинув брезент, перепрыгнули в кузов.
Одинокий выстрел среди наступившей уже лесной тишины прозвучал страшно и обреченно. Под брезентом четвертого грузовика загрохотала вдруг автоматная очередь. Все бросились к машине.
Из-под края брезента показался ствол автомата. Бойцы схватились за оружие, но увидели, как, отвернув свисавший полог, Броницкий сбросил автомат на мерзлую землю и освободившейся рукой подтащил к краю кузова тяжелое тело лейтенанта Сорокина.
Люди подхватили его внизу и бережно опустили на шоссе, залитое бензином и кровью.
– Гад, гад там прятался! – сказал Сергей. – Недобитый гад…
– Что же ты, Вася, как же так, а? – ошеломленно спросил Петражицкий мертвого Сорокина и медленно стащил с головы серую шапку-ушанку.
8
– Самолеты королевской авиации дважды летали к нашим людям в Польшу, но оба раза безрезультатно. Если вы настаиваете, мистер Холидей, то полетят в третий, хотя риск этот вряд ли оправдан.
Начальник отдела RW-1 Джордж Маккинли развел руками, всем своим видом показывая, что если бы не строгая инструкция шефа Интеллидженс сервис оказывать максимальную помощь этому заносчивому янки, то он, Джордж Маккинли, вряд ли удостоил бы его каким-либо вниманием.
«Паршивый сноб, – подумал Элвис Холидей. – Сейчас левый хук в корпус и апперкот правой по челюсти – вот как надо с тобой разговаривать, напыщенная обезьяна»…
Вслух он сказал:
– Вы ведь знаете, мистер Маккинли, как важна для наших стран та операция, которую мы с вами вместе проводим. Если самолеты летали зря, то это значит, что наши агенты не успели провести операцию по не зависящим от них обстоятельствам, и сегодняшней ночью…
– Вчерашней, мистер Холидей, вчерашней…
Элвис остолбенело посмотрел на Маккинли, позволившего себе весьма тонко улыбнуться, когда он подавал американскому разведчику листок с расшифрованной радиограммой.
Вы так торопились обвинить меня в бездействии, что не дали мне даже сообщить вам об этом обстоятельстве. Планируемая акция проведена одним из отрядов Армии Крайовой вчерашней ночью. В руках у вас донесение нашего резидента. Читайте, мистер Холидей, читайте.
«Отрядом АК командир Януш Филин уничтожена колонна грузовиков на шоссе из Данцига в Познань зпт о которой сообщалось выше тчк. Ничего похожего на груз согласно письма зпт привезенного агентом Красулей зпт не оказалось тчк. В грузовиках находились металлические бочки с неизвестной рудой тчк Прошу разъяснений тчк.
Подпись: Егерь».
9
Из рапорта капитана Петражицкого, написанного им по прибытии десантно-разведывательной группы в Центр:
«…Таким образом, наши потери составили: геройски погибший на боевом посту заместитель командира группы лейтенант Василий Пименович Сорокин (представление о посмертном награждении прилагается) и умерший от ран по дороге в лагерь боец отряда Армии Людовой…
Помимо груза и материалов, указанных в инструкции, в грузовиках находились бочки с рудой. Образцы руды прилагаются.
Контейнеры с грузом и материалами были доставлены в лагерь на волокушах.
Самолеты в количестве двух машин прибыли в лагерь через час после нашего возвращения.
Согласно агентурным данным, полученным нами от начальника разведки соединения Армии Людовой майора Нашинского перед вылетом с лесного аэродрома, в ту же ночь неизвестным отрядом уничтожена вторая часть колонны, игравшая роль громоотвода.
Отмечаю особую доблесть и бескорыстную самоотверженную помощь бойцов Армии Людовой и их боевого командира, поручика Анджея Мазовецкого. Ходатайствую перед командованием Центра о награждении польских товарищей…»
10
– Но, рейхсфюрер, послушайте, ведь даже он сам не особенно верил эффективности именно этого оружия…
Это была первая фраза, которую бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг, шеф VI управления РСХА, сумел вставить в поток угроз и проклятий Генриха Гиммлера, произносимых рейхсфюрером тихим зловещим голосом.
Вальтер Шелленберг, заметно укрепивший свое влияние после бесславного конца шефа военной разведки – абвера – адмирала Вильгельма Канариса, стоял сейчас посреди просторной комнаты, скорее холла, служившего Генриху Гиммлеру кабинетом, вытянув руки по швам, слегка выпятив грудь и чуть склонив голову вперед и вправо. Моложавое лицо его было встревоженным и подобострастным одновременно.
– Вы, бригадефюрер, не сумели обеспечить безопасность транспортов с никелем, идущих из порта Ухгуилласун в Кёнигсберг, еще раньше вы проворонили события в Иране, вы позволили, наконец, из-под самого носа увести последнюю возможность создать «сверхоружие», вы и ваши люди ничуть не лучше тупых мясников Мюллера, умеющих делать только грубую работу!
Шелленберг мог, конечно, возразить Гиммлеру, что все перечисленные упреки можно отнести ко всей службе безопасности в целом и что его управление не может нести всей ответственности за произошедшее. Но Вальтер Шелленберг недаром считался учеником Райнхарда Гейдриха и отлично постиг суть поговорки: «Слово – серебро, а молчание – золото». Знал он и о ее гестаповском варианте.
Генрих Гиммлер выдохся, хотел еще что-то выкрикнуть в лицо Вальтеру Шелленбергу, подобострастно глядевшему шефу в глаза, но махнул рукой.
– Да, фюрер не придавал значения именно этому оружию. Но только потому, что физики не гарантировали близких сроков ввода его в действие.
Вальтер Шелленберг, считавший себя интеллектуалом и высоко ценивший свои умственные способности, панически боялся Генриха Гиммлера, когда оставался с ним наедине. Похвалявшийся, в глубине души, конечно, умением вычислить любого человека, бригадефюрер терялся, когда дело доходило до необходимости угадать следующий поступок Гиммлера.
Вальтера Шелленберга, который был на десять лет моложе рейхсфюрера – он родился в Сааре, в семье фабриканта, в 1910 году, – друзья называли «везунчиком». Изучивший медицину и юриспруденцию, вступивший в НСДАП уже после прихода Гитлера к власти, Шелленберг уже в 1939 году возглавил IV управление РСХА – гестапо. В 1942 году он передал дела Мюллеру, взяв на себя Шестое управление – зарубежную разведку, а после 20 июля 1944 года получил в свое распоряжение и абвер адмирала Канариса.
Вместе с тем во внешнем облике Генриха Гиммлера, родившегося 7 октября 1900 года в Мюнхене, в семье старшего советника системы народного образования, не было ничего демонического. Невзрачная личность в пенсне, мелкий чиновник, лавочник… Он служил с 1917 года в баварском пехотном полку, но мировая война шла к концу, а в разразившейся вскоре революции в Германии Гиммлер был на стороне правых сил. Потом вступил в созданный Эрнстом Ремом «Имперский военный флаг», участвовал в Мюнхенском путче 9 ноября 1923 года, стал приближенным Штрассера, а потом уничтожил в 1934 году обоих своих покровителей.
Гиммлер получил в свое время диплом специалиста сельского хозяйства, очень любил животных, пытался разводить кур на промышленной основе.
В 1925 году он вступил в нацистскую партию, где его в первое время, помня о сельскохозяйственном хобби, называли простецки «Гиммлер-навоз». В эти годы началось формирование личной охраны Гитлера – отрядов «Shutzstaffeln» – сокращенно SS. В 1929 году эту особую гвардию фюрера возглавил Гиммлер. Он начал менее чем с двухсот человек, постепенно превратил СС в партийную полицию, а затем и в армию, дал эсэсовцам статус рыцарского ордена. В 1929 году получил от Гитлера звание рейхсфюрера СС. С 1933 года полицей-президент Мюнхена. В 1936 году статс-секретарь Имперского министерства внутренних дел и начальник германской полиции. В дальнейшем добился слияния полиции и СС. Имперский комиссар по укреплению германской народности, ответственный за депортацию и германизацию в захваченных вермахтом и войсками СС странах Восточной и Южной Европы. Главный организатор уничтожения евреев, поставивший это непостижимое по объему убийство на самую высокопроизводительную технологию.
С 1943 года Генрих Гиммлер – имперский министр внутренних дел и генеральный уполномоченный по имперской администрации. После неудачного покушения на Гитлера, когда доверие к военным пошатнулось, Гиммлер взял на себя еще две, уже чисто армейские должности – командующего армией резерва и начальника вооружения сухопутных войск.
В этом последнем качестве он непосредственно отвечал теперь перед фюрером за создание атомной бомбы.
– Вы знаете, конечно, – заговорил Гиммлер спокойным голосом, будто бы и не походил на разъяренную овчарку минуту назад, – директиву фюрера, которой устанавливался максимальный срок для любой работы над любым оружием – шесть месяцев. Все остальное исключалось из планов научно-исследовательской работы или зачислялось во второстепенные мероприятия. Это была ошибка, мой Вальтер, и теперь уже слишком поздно ее исправлять. Но вы знаете нашего фюрера, и мне не хотелось бы обременять его гений последним неприятным событием. Видите ли, это может стоить кое-кому головы… Вы поняли меня, Шелленберг?
– Так точно, понял, рейхсфюрер, и совершенно с вами согласен: гений фюрера должен быть направлен только на победу германского оружия, а неприятные события – наш с вами удел. И потом, я уверен, что лучше реальные ракеты «Фау-2», которые уже сыпятся на головы лондонцев, чем фантастические обещания наших ученых. Сейчас для нас главное – выиграть время, рейхсфюрер.