1
Корабль резко положило на левый борт, командир с трудом удержался на ногах и судорожно вцепился в обмерзшие релинги.
«Уйти от английских и русских субмарин, чтобы утонуть в шторм у самых ворот Пиллау», – горько усмехнулся про себя командир «Тюрингии».
– Двадцать градусов вправо! – крикнул он в самое ухо помощнику, который склонился к нему, увидев, что командир хочет что-то еще сказать.
Услышав команду, помощник, перебирая руками поручни, двинулся к рулевой рубке.
Корабль подвернул вправо, ветер пришелся почти по корме, и размахи качки заметно уменьшились. Командир по-прежнему стоял на открытом крыле мостика и вглядывался в иззубренный волнами горизонт.
Из рубки выглянул помощник. Ветер отнес его слова, но командир «Тюрингии» понял, о чем тот кричал, и, стараясь не держаться за релинги, пошел ему навстречу.
В рубке он увидел в руках матроса дымящийся кофейник, которым тот размахивал в такт качке, и улыбнулся. Кофе был совсем кстати, и командир подумал, что вскипятить его сейчас не менее трудно, чем вести по взбесившемуся морю, набитому субмаринами, вот эту посудину с дьявольским грузом.
Легкий крейсер германского флота «Тюрингия», изрядно потрепанный штормами и авиацией союзников, ускользнувший от подводных лодок англичан в Северном море и русских в Балтийском, на форсированном режиме работы главных двигателей мчался в Пиллау. Этот порт был последним в перечне убежищ, рекомендованных командиру секретной инструкцией.
Десять дней назад Отто фон Шлезингер, командир «Тюрингии», был вызван из Киля, где стоял его корабль, в резиденцию рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера в Берлине. Рейхсфюрер принял его лично, но о цели вызова не сказал ни слова, кроме общих фраз о том, что он, Отто фон Шлезингер, должен быть счастлив выполнить задание, от которого, возможно, зависит судьба Великой Германии. Инструкции командир получил в одном из отделов Главного управления имперской безопасности. Там же представили ему штурмбаннфюрера Германа Краузе. Эсэсовец должен был сопровождать «Тюрингию» в ее таинственном походе. Сейчас Герман Краузе дрыхнет мертвецки пьяный в отведенной ему каюте.
Герман Краузе давно уже проклял свою судьбу и начальство, перебросивших его из теплой и спокойной Бразилии в эти дьявольские края, где с неба пикируют самолеты, а под зеленой водой Балтики и Северного моря рыщут готовые влепить в борт корабля торпеду подводные лодки.
После гибели субмарины «Валькирия», пропавшей без вести в водах Атлантики, в Берлине приняли решение отказаться от доставки никеля столь сложным и, как оказалось, небезопасным путем. Германа Краузе и доктора Зельхова отозвали из Рио-де-Жанейро в столицу рейха. Здесь доктор Зельхов довольно быстро получил назначение в нейтральную Швейцарию. «Везет этому пижону! Опять подальше от войны!» – злился Герман Краузе, узнав об этом. Он-то ведь получил приказ остаться в Берлине в качестве офицера особой службы, занимающейся различными деликатными операциями в самых горячих местах военных действий.
Доктор Зельхов уехал в Швейцарию, и штурмбаннфюрер Краузе слышал, что там ему предстоит сложная миссия по установлению контактов с секретными организациями западных противников Германии. А ведь это солидная гарантия уцелеть в случае катастрофы, которая уже чувствовалась, особенно теми, кто был связан с тайными службами Третьего рейха. А Германа Краузе повысили в звании за командировку в Италию, где он едва не попал в лапы партизан, а теперь вот он сопровождает этот чертов груз на крейсере «Тюрингия», груз, от которого, видите ли, зависит судьба Германии.
Пока крейсер находится в море, Герману Краузе совершенно нечего делать, а чтоб оставили голову мрачные мысли, он пьет и пьет без просыпу…
Из Киля крейсер «Тюрингия» вышел, держа курс вокруг Ютландского полуострова, к Датским проливам. В Скагерраке фон Шлезингер вскрыл пакет и узнал дальнейшее направление пути своего корабля. Таких пакетов пришлось вскрыть еще два, чтобы войти наконец в один из небольших норвежских портов.
Здесь «Тюрингию» уже ждали. Не менее роты эсэсовцев окружили причал, пока с него на корабль доставлялся неведомый груз. В ценности этого груза командир крейсера не сомневался, памятуя об атмосфере сугубой секретности, окружавшей операцию.
Погрузка окончилась довольно быстро, и крейсер «Тюрингия» взял курс на Гамбург. Но уже в море штурмбаннфюрер Герман Краузе вручил командиру пакет, предписывающий идти в Киль Датскими проливами. Через час после изменения курса крейсер едва ушел от эскадрильи английских самолетов. «Тюрингию» спасла полоса тумана, куда она еле успела добраться. Герман Краузе в тот день напился – в первый раз за все время пребывания на корабле – и с тех пор пил не переставая. Вот тогда, в тот самый день, он и разболтал командиру, что именно хранится в стальном брюхе крейсера «Тюрингия».
– Впереди земля! – крикнул помощник.
– С нами бог, – сказал командир. – Это Пиллау… Запросите разрешение на проход через боны.
2
Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль до поры до времени не верил в атомную бомбу. Не верил поначалу в нее и президент Соединенных Штатов Франклин Д. Рузвельт, которому Альберт Эйнштейн направил 7 марта 1940 года второе письмо, в котором снова предупреждал о ядерной опасности со стороны нацистов. И именно Черчилль некоторое время спустя убедил Рузвельта развернуть широкие ядерные исследования и предпринять конкретные практические шаги по созданию атомного оружия.
Еще в 1939 году английский физик Чедвик изучил статью Уиллера и Нильса Бора о разных свойствах изотопа урана и авторитетно сообщил британскому правительству: можно со всей уверенностью считать, что при осуществлении цепной реакции неизбежен ядерный взрыв.
Именно в этот период Уинстон Черчилль, тогда еще не ставший главой правительства Великобритании, обратился с письмом к военному министру, в котором с изрядной долей скептицизма написал следующее: «Есть основание полагать, что по мере обострения международной обстановки нас попытаются запугать россказнями об открытии нового секретного оружия, с помощью которого якобы можно стереть Лондон с лица земли… Возможно, ядерное оружие и в самом деле не уступает взрывчатым веществам сегодняшнего дня, но вряд ли оно приведет к чему-либо опасному».
А немцы тем временем захватили урановые рудники в Чехословакии, запасы катангской руды в Бельгии, единственный в мире завод тяжелой воды в Норвегии. Накопить несколько тонн ее – и Вернер Гейзенберг запустит урановый реактор!
И тогда прозревший наконец Черчилль отправил в Америку физика Маркуса Олифанта с личным своим поручением: убедить своих заокеанских коллег в реальной атомной угрозе, которая не по дням, а по часам растет в Германии.
Президент США, который в свое время заразился недоверием Черчилля к физикам, получив новую информацию от него, усомнился в резкой смене позиции «Дабл-ю» и послал на Острова собственных экспертов – Джорджа Пеграма и открывшего десять лет назад эту самую тяжелую воду Гарольда Юри, нобелевского лауреата.
Вывод посланцев Рузвельта был безапелляционен: если не принять своевременных мер, Гитлер получит атомную бомбу раньше союзников.
А немцы после взрыва на заводе в Веморке восстановили разрушенный норвежскими патриотами цех высокой концентрации и возобновили производство тяжелой воды. Когда же 16 ноября 1943 года полторы сотни «летающих крепостей» устроили тройной полет на Рьюкан, немцы приняли решение демонтировать завод, хотя он и не пострадал почти от бомбежки, чего нельзя сказать о мирном норвежском населении.
20 февраля 1944 года норвежские диверсанты нанесли еще один жестокий удар германской атомной промышленности. Они взорвали паром «Гидро», на котором нацисты перевозили через горное озеро Тинсье тридцать девять барабанов с четырнадцатью тоннами тяжелой воды разной степени концентрации. Несмотря на тщательную охрану, норвежцы так удачно провели свою акцию, что паром затонул точно на середине озера, в самом глубоком месте.
Вернер Гейзенберг и его коллеги потеряли, в пересчете на последнюю степень концентрации, целую тонну тяжелой воды.
Теперь крейсер «Тюрингия» доставил последние ее норвежские запасы, а также технологическое оборудование и секретные материалы. Подстегиваемые неумолимым временем, которое перестало на них работать, нацисты не теряли надежды запустить урановый котел, создать атомную бомбу и повернуть ход истории, когда на стрелках часов будет без пяти двенадцать.
3
Данные о начальнике порта, полученные от Фишера, заставили Вернера фон Шлидена принять решение. Транспорты с никелем беспрепятственно приходили в Кёнигсбергский порт; драгоценная руда доставлялась из Пруссии в центральные и западные земли Германии, а он, такой надежный и находчивый Янус, от которого ждали график движения пароходов, бездельничал и пил шнапс со всякими подонками, не представляющими для его главного дела никакой ценности!
Но вскоре Вольфганг Фишер сообщил Янусу, что в молодости начальник порта баловался демократическими идеями и даже принимал участие в некоторых выступлениях против правительства. Было это в незапамятные времена, еще до прихода Гитлера к власти, но эти грехи начальника порта в гестапо известны. Правда, тайная государственная полиция не трогает его. Фридрих Грау не однажды доказал свою лояльность и преданность делу фюрера, даже вступил в нацистскую партию, но до сих пор чувствует себя неуверенно. Страх перед неминуемым арестом постоянно висит над ним как дамоклов меч.
На этом страхе начальника порта перед гестапо и решил построить свою игру Вернер фон Шлиден.
…Начальник Кёнигсбергского порта жил один, семью он отправил к родителям жены в Баварию, дома оставалась лишь старуха-экономка.
Сегодня начальник порта поздно вернулся домой, поужинал, отослал спать старую Луизу и закурил сигарету, сидя у камина, где тлели угольные брикеты. День был ветреным и зябким. Начальник порта продрог и сейчас наслаждался теплом, исходящим от углей в камине.
Внезапно он вздрогнул. В дверь забарабанила нетерпеливая рука. Хозяин дома выбежал в переднюю. На его вопрос из-за двери ответили:
– Гестапо!
Дрожащими руками Фридрих Грау отодвинул щеколду. Дверь распахнулась, едва не ударив его, в комнату стремительно вошел офицер в шинели с меховым воротником и фуражке с низким козырьком, закрывающим половину лица. В руках он держал пистолет.
– Вы?..
Гестаповец назвал фамилию начальника порта.
Тот, клацая зубами, утвердительно кивнул.
– Собирайтесь немедленно.
Начальник порта заметался по комнате, хватаясь за вещи. На нем были только халат и брюки, но поздний гость подал ему мундир, лежащий на одном из кресел, снял с вешалки и сунул в руки пальто, нахлобучил на голову фуражку и, подталкивая в спину пистолетом, повел к выходу.
На крыльце начальник порта споткнулся и едва не упал. Гестаповец поддержал его за плечо и негромко проговорил:
– Осторожно! Не сломайте себе шею. Она вам еще пригодится… Вперед!
Начальник порта уловил в этих словах зловещий смысл и окончательно пал духом.
Перед калиткой особняка, в котором жил начальник порта, стоял длинный легковой автомобиль. Конвоируемый гестаповцем, хозяин дома вдруг подумал, что погода улучшается: появились звезды на небе и светят они ярче, чем прежде, так бывает обычно к похолоданию. Дверь автомашины распахнулась, и, оборвав его такие праздные в подобную минуту мысли, гестаповец приказал ему садиться.
Они сели на заднее сиденье, впереди за рулем высился шофер. Лица его не было видно, но военного образца шапку начальник порта рассмотрел. Не успела захлопнуться задняя дверца, как машина сорвалась с места и умчалась в слепую ночь затемненного Кёнигсберга.
– …Итак, вы отрицаете свою связь, преступную, шпионскую, с английской разведкой? – спросил гестаповец. – Но ведь вы агент Сикрет интеллидженс сервис.
– Нет, нет, это, конечно, недоразумение, – бормотал начальник порта. – Я не виновен! Разумеется, не виновен…
Они сидели вдвоем в кабинете. После долгих блужданий по безымянным улицам начальника порта привезли сюда, откуда он никогда бы не сумел выбраться самостоятельно, Он попросту не знал, где находится сейчас. Но в том, что попал в лапы гестапо, начальник порта ни разу, конечно, не усомнился.
– Мы имеем сведения, что вы намерены передать англичанам график движения транспортов из порта Ухгуилласун, – сказал гестаповец. – Да, да! График движения транспортов с никелевой рудой… Выдали англичанам военную и государственную тайну!
– Какой абсурд! – воскликнул начальник порта. – Кто-то оболгал меня, господин…
Он забыл дома очки и теперь близоруко сощурился, силясь рассмотреть знаки различия на мундире гестаповца.
– Оберштурмбаннфюрер, – сказал офицер.
– Это ложь, господин оберштурмбаннфюрер, и это легко доказать.
– Попробуйте.
– Дело в том, что я не могу передать график, так как такового графика не существует…
– Поясните, – с трудом сдерживая волнение, равнодушным голосом прошептал Вернер фон Шлиден, мнимый гестаповец.
– О выходе каждого транспорта сообщается заранее, а идут они к нам безо всякой системы. Иногда мы узнаем о выходе постфактум, когда корабль уже следует в Кёнигсберг. Я полагал, что это вам известно, господин обер…
– Молчать! В последний раз спрашиваю: когда вы были завербованы английской разведкой? С кем держите связь? Фамилии, пароли, явки! Если солжете, я передам вас в руки специалистов по развязыванию языка. Итак, когда вас завербовали англичане? Отвечайте!
Начальник порта приподнялся в кресле и вдруг рухнул обратно. Он потерял сознание.
«Только этого мне не хватало», – подумал Вернер фон Шлиден, подходя к начальнику порта, лежащему неподвижно в кресле.
Янус похлопал его по щекам, и тот открыл глаза, испуганно глянул на Шлидена.
– Встаньте, – сказал Вернер фон Шлиден и протянул руку.
Начальник порта поднялся и смотрел на Вернера, помаргивая глазами от яркого света лампы, направленного ему прямо в лицо.
– От имени рейхсфюрера СС я благодарю вас за стойкость и верность идеалам фюрера, – сказал Вернер фон Шлиден и убрал яркий свет лампы с лица начальника порта. – Приношу вам наши извинения за этот небольшой спектакль. Дело в том, что вами действительно заинтересовалась английская разведка. Мы имеем сведения, что в аппарате управления порта находится их человек. Сикрет интеллидженс сервис пыталась скомпрометировать и вас, но мы правильно разобрались во всем и пришли к выводу, что вы верный слуга рейха.
– Благодарю вас, господин оберштурмбаннфюрер, – прошептал ошеломленный начальник порта. – Это так неожиданно… Я все еще никак не могу прийти в себя от произошедшего…
– Что делать… На войне как на войне, – сказал Вернер фон Шлиден. – Но это не все. Мы решили с каждым транспортом посылать своего человека, который обеспечивал бы интересы службы безопасности. Для этого нам необходимо знать сроки выхода каждого транспорта из порта Ухгуилласун.
– Я могу официально извещать ваше ведомство…
– Нет-нет! Это опасно, так как мы до сих пор не знаем, кто из наших сотрудников является английским шпионом. Давайте условимся действовать по-иному. Вы никому, понимаете, никому не сообщаете сроков выхода. Нам же эту информацию будете передавать следующим образом. Я буду звонить вам по телефону. Пароль «Говорит Вилли. Когда приедет Грета?» Ведь это ваша жена, не так ли?
– Совершенно верно.
– Если в кабинете будут посторонние, отвечайте: «Позвоните позже». Если вы один – передавайте срок выхода очередного судна. Примерный ответ: «Грета обещала вернуться первого декабря». О том, чтобы ваш телефон не прослушивался, мы уже позаботились.
Вернер подошел к сейфу, открыл его и положил перед начальником порта листок бумаги с машинописным текстом и внушительным грифом Управления имперской безопасности наверху.
– Это обязательство не разглашать ничего из того, что произошло с вами сегодня. Помните: «Молчание – золото». А зачастую молчание – это жизнь. Еще раз прошу извинить нашу службу за причиненное вам беспокойство. Позвольте предложить рюмку коньяку…
4
Лагерь военнопленных располагался между Главным вокзалом и Кёнигсбергским морским портом. Основная часть содержащихся там людей использовалась немецкой администрацией в качестве портовых грузчиков. Раньше почти весь лагерь комплектовался из русских военнопленных. Но в последнее время, по мере приближения Красной армии к границам Восточной Пруссии, русских все чаще вывозили в западные районы Германии. А совсем недавно в этот лагерь перевели остатки двух лагерей, находившихся за чертой Кёнигсберга.
Значительные изменения в людском составе осложнили деятельность подпольной организации лагеря. Организация существовала второй год и за это время сумела превратиться в значительную силу. Она сплотила всех сильных духом, поддержала ослабевших, по мере возможности устраивала диверсии и даже установила связи с немецкими антифашистами, чудом уцелевшими в Кёнигсберге.
Во главе организации, носившей название «Свободная Родина», был штаб, состоявший из пяти человек. Начальником штаба был капитан Красной армии Степан Волгин, сотрудник Особого отдела армии, «попавший» в плен под Харьковом. Конечно, немцы и не догадывались, что в руки им попал советский разведчик, специально заброшенный в логово врага. Степан Волгин числился интендантским офицером, он сумел войти в доверие у лагерной администрации и теперь заведовал вещевым довольствием военнопленных.
«Свободная Родина» строилась по принципу строгой конспирации, которая исключала провал всех в случае предательства или неосторожности кого-либо из ее членов. Но самые большие хлопоты и неудобства приносили штабу перемещения людей, которые время от времени проводила лагерная администрация. Вот и сейчас в лагерь прибыла новая группа военнопленных. К ним надо внимательно присмотреться, прощупать каждого и попытаться заменить ими товарищей, отправленных в западные районы. Но в первую очередь выявить возможных провокаторов, подосланных гестапо.
…В полутемной каморке, служившей Волгину как бы «служебным помещением», собирались члены штаба и командиры четырех отрядов, на которые были разделены все боевики организации.
– Почему нет Августа? – спросил кто-то Волгина.
– Его пока не будет, товарищи. Он выполняет особо важное задание, о котором я не могу ничего сказать вам сейчас.
Август Гайлитис – один из пяти членов штаба – пользовался правом свободного выхода из зоны и бывал на работах за пределами лагеря. Доцент Рижского университета в прошлом, прекрасно говоривший на немецком языке, Август Гайлитис попал в разведку лишь в сорок первом году, когда ушел из Риги добровольцем Красной армии. Кроме того, Август был и замечательным механиком, и лагерная администрация часто посылала его для различной работы в город по специальным запросам или промышленных предприятий, или частных лиц.
– Давайте, друзья, быстренько доложите, как проходит проверка вновь прибывших людей, – сказал Степан Волгин. – Собирайтесь с мыслями, еще и еще раз подумайте о тех, кого вы будете сейчас рекомендовать в организацию… Дело серьезное, как бы нам не допустить промашки.
5
Вчера вечером Индра, старшая дочь генерала Вилкса, подошла к отцу и, заглянув Арвиду Яновичу в глаза, сказала:
– Я знаю, отец, что не имею права об этом спрашивать… Но ты мне скажи только одно: как Сережа? Тебе известно о нем что-нибудь?
Арвид Янович взял ее за плечи.
– Допустим, – сказал отец. – Но ты сама понимаешь, что большего я сказать тебе не могу.
– Понимаю, отец… Как он там?
Вилкс вздохнул:
– Трудно ему, дочка, очень трудно… Сережа, конечно, устал. Он ничего не сообщает об этом, но где-то между строк я чувствую, как тяжело ему сейчас. Ты понимаешь, ему, словно Антею, надо бы прикоснуться к родной земле, набраться от нее сил… Но я не могу ему этого позволить, а впрочем, он и сам бы не смог себе разрешить такое… Вот еще немного осталось… Думаю, что скоро мы все будем вместе. О большем не спрашивай, Индра.
– Я понимаю, отец. Жалко, что ты не можешь ему сообщить, как все мы его любим и ждем домой…
Генерал улыбнулся:
– Ну, уж это мы как-нибудь ему сообщим. Придется мне использовать служебное положение. Может быть, и привет от тебя передам.
– Ты все шутишь, отец, – вздохнула Индра. – Но я вот еще о чем хотела поговорить с тобой. Ты ведь знаешь, что перед самым отъездом туда Сережа познакомился с девушкой, студенткой университета. Кажется, она училась на отделении немецкой литературы филологического факультета. Я была еще девчонкой, но хорошо запомнила ее, меня Сережа познакомил с ней. По-моему, они хотели даже пожениться…
Арвид Янович помрачнел, насупился.
– Это так, дочка, – сказал он. – Сережа спрашивал моего совета…
– И что ты ему сказал, отец?
Генерал Вилкс пожал плечами:
– Ты ведь знаешь, Индра, куда отправлялся твой брат…
– Понятно… Сережа согласился с тобой и остался одиноким.
– Но ведь я хотел…
– Ладно, отец. Ты тоже прав. По-своему прав. Только я подумала: мы должны узнать о судьбе этой девушки. Ведь Сережа, вернувшись, может нас спросить о ней.
– Ты помнишь ее имя, Индра?
– Вчера я нашла в старом Сережином альбоме письмо. Оно от этой девушки. Зовут ее Елена. Фамилия Туровская.
– Туровская? – переспросил генерал Вилкс.
– Елена Станиславовна, – уточнила Индра.
На следующий день Арвид Янович срочно вызвал подполковника Климова к себе в кабинет.
– Получено важное сообщение от Януса, – сказал Арвид Янович. – Он передает, что интересующий нас груз прибыл в Пиллау. Крейсер «Тюрингия» сумел прорваться через все заслоны и вывез интересующие нас материалы из Норвегии. Предполагается, что немцы попробуют вывезти всю эту тяжелую воду и технологическое оборудование в глубь Германии через Польшу. Познакомьтесь вот с этими документами и давайте вместе подумаем, как помешать фрицам осуществить их планы. Располагайтесь поудобнее и думайте. Я вас оставлю минут на двадцать.
Арвид Янович протянул Климову папку, которую просматривал перед его приходом, и вышел из кабинета. Когда он вернулся, Климов стоял посреди комнаты с блокнотом в руках и чертил в нем карандашом замысловатые фигурки. Папка с документами была закрыта и лежала на столе генерала.
– Придумал что-нибудь интересное, Алексей Николаевич? – веселым голосом спросил Вилкс. – Вижу, вижу: какие-то добрые идеи вас посетили.
Климов улыбнулся.
– Какие там идеи, Арвид Янович, – сказал он. – Есть тут, правда, соображения, не знаю, как вы на них посмотрите…
– Ты давай выкладывай, выкладывай, скромник, – переходя на «ты», заговорил Арвид Янович.
– Из сообщения Януса стало ясно, товарищ генерал, что разгрузка «Тюрингии» будет производиться в морском порту Кёнигсберга. Исходя из этого, можно использовать группу Портного, Степана Волгина и Августа Гайлитиса для организации диверсии в порту. Отправить в небо крейсер вместе с его опасным грузом. Контроль за исполнением можно возложить на Слесаря или Януса.
– Януса вы старайтесь загружать как можно меньше, – сказал Арвид Янович. – Не забывайте, что он работает не только на ваше отделение…
– Не забываем, Арвид Янович. Так вот об этом варианте. Нет слов, он эффективен, но есть здесь одно «но».
– Вы имеет в виду тяжелую воду и техническую документацию?
– Конечно. Мне кажется, что ее-то нет смысла отправлять в небо. Не говоря уже об опасности радиоактивного заражения, о котором еще никто толком не знает, но ученые предупреждают, что она, эта опасность, существует. Могут пострадать мирные жители и наши люди, работающие в порту.
– Вы совершенно правы. Но и рисковать этим нельзя. Материалы ни в коем случае не должны уйти в Германию. А кроме того, на тяжелую воду могут покушаться и другие… И еще: мы получили из «Спецлаборатории № 2» особое заключение ученых, работающих в области ядерных исследований. В нем говорится, что, даже если немцы не создадут бомбы, взрыв которой будет связан с неуправляемой цепной реакцией, они могут создать другое страшное оружие – радиоактивную бомбу. Мы располагаем сведениями о том, что еще в июле 1943 года американский физик Конэнт направил своему правительству докладную записку. В ней он предостерегал, что если гитлеровцам удастся поставить производство тяжелой воды, то они смогут каждую неделю получать тонну – понимаете, Алексей Николаевич: тонну! – радия… Этого количества достаточно для радиоактивного уничтожения такого города, как Лондон. Понимаете, как это опасно? Да еще в сочетании с появившимися у нацистов новыми самолетами-снарядами, которыми они через Английский канал бомбардируют столицу Великобритании.
– Понимаю, Арвид Янович.
– Что вы надумали еще? Ведь первый вариант, если мы его все-таки примем, может провалиться по независящим от нас обстоятельствам. Любая непредвиденная случайность, и все…
– Мне думается, что груз немцы будут отправлять по сухопутью. Для авиации это сложно, да и ненадежен сейчас воздушный маршрут. В таком случае необходимо будет связаться с польскими товарищами, подкрепить их нашей группой, которую в нужный момент отправим по воздуху. Кого-то из наших людей, работающих в Восточной Пруссии, можно подключить для связи с польскими партизанами и выброшенной группой. В этом варианте уже не имеет смысла идти на уничтожение крейсера «Тюрингия». Ведь за группой все равно будем посылать самолет. Значит…
– Понимаю вас, Климов. Давайте разрабатывать второй вариант. Не позднее чем завтра вы представите мне развернутый план операции. Посоветуйтесь с коллегами из вашего отделения, а завтра с утра я жду вас здесь. Документы оформите в спецчасти на свое имя и возьмите с собой.
Он взял в руки папку со стола и протянул ее Климову.
– Это еще не все, Алексей Николаевич. Как протекает операция по выяснению графика движения транспортов с никелевой рудой?
– Янус передает, что никакого графика движения судов не существует.
– Поясните.
– Выход каждого судна из порта Ухгуилласун в Кёнигсберг намечается в произвольное время, безо всякой системы.
– Совсем не в духе немцев.
– Научились, Арвид Янович… Раз нет графика, Янусу придется передавать информацию по каждому судну.
– Это куда сложнее, – сказал генерал.
– Конечно. Поэтому Янус предупредил, что возможны случаи, когда суда с никелем проскочат в Кёнигсберг. А пока Янус сообщил о выходе из Ухгуилласуна очередного транспорта.
– Моряков информировали?
– Разумеется. Моряки ждут…
– И вот еще что, Алексей Николаевич. Моя личная просьба к вам… Необходимо установить одну молодую женщину. До войны она окончила филологический факультет Московского университета. Фамилия ее Туровская, зовут Елена Станиславовна…
Через два дня Климов сообщил генералу Вилксу, что в декабре 1941 года бывшая аспирантка МГУ Туровская, после специальной подготовки, переброшена за линию фронта.
6
Когда все разошлись, по одному, соблюдая осторожность, Степан Волгин решил сходить в пятый блок и узнать, как идет работа по подготовке потайного хранилища для оружия. Они с большим трудом доставали его, готовясь в решающий момент в бою завоевать свободу.
Когда Степан Волгин пересекал аппельплац[16], он обернулся и увидел Августа Гайлитиса, быстрыми шагами идущего от входных ворот лагеря.
«Ищет меня», – подумал Степан и, незаметно сбавив ход, пошел медленнее.
Когда они поравнялись, Август Гайлитис негромко, не глядя в сторону Степана, сказал:
– Вернись к себе. Есть важный разговор.
И той же походкой скрылся за соседним бараком. Степан прошел аппельплац до конца, заглянул все-таки в пятый блок, только не стал теперь уже заниматься тем, для чего шел туда. Минут через пятнадцать начальник штаба «Свободной Родины» был в своей каморке.
Август Гайлитис ждал его там.
– Что случилось? – тревожно спросил Степан Волгин.
– Слушай, – сказал Август. – Надо во что бы то ни стало сделать так, чтобы наши люди попали на разгрузку крейсера «Тюрингия», который сейчас следует морским каналом из Пиллау в Кёнигсбергский порт. Это приказ… О т т у д а.
И Август многозначительно повел глазами в потолок.
Степан неопределенно хмыкнул:
– Попробовать, конечно, можно. Ты же сам знаешь, Август, что это не всегда зависит от нас. А что будет дальше?
– Пока это все. Дополнительно нам сообщат. Главное, чтобы наши люди попали на разгрузку «Тюрингии». Мне дали понять, что задание это величайшей важности…
7
Прибытие в Кёнигсберг крейсера «Тюрингия» выводило Януса на передний край другой скрытой войны, о которой так мало было известно в те годы, да и сегодня еще прочитаны далеко не все секретные документы, связанные с атомной гонкой в годы Второй мировой войны.
Мы уже знаем, что введенные в заблуждение своим коллегой, физиком Вальтером Боте, считавшим опыты Жолио Кюри с графитом околонаучным абсурдом, немецкие ученые начисто отказались от графитовых замедлителей цепной реакции и сосредоточили свои усилия на тяжелой воде. Это было роковое решение.
Замедляли собственные успехи в ядерных исследованиях и сами германские физики, хотя их оппозиционное отношение к гитлеризму вовсе не было повсеместным и последовательным, правда на Западе пытаются со слов немецких ученых-атомников изобразить дело так, будто все они без исключения саботировали создание «нового оружия». Скрыл от нацистов свои расчеты атомной бомбы Фриц Хоутерманс, валял, что называется, дурака Отто Ган, отказался работать в «урановых группах» Макс фон Лауэ. А вот Вернер Гейзенберг, возглавлявший коллективы физиков в Лейпциге и Берлине, трудился на совесть, если можно назвать совестью чувства, ради которых он и его коллеги служили маниакальным идеалам гитлеризма.
Вернер Гейзенберг активно пропагандировал перед фашистскими бонзами атомную бомбу. Еще 26 февраля 1942 года он созвал в Берлине теоретическую конференцию, на которую пригласил Мартина Бормана и Генриха Гиммлера, а также Геринга, Кейтеля, Шпеера. Вот слова из доклада Гейзенберга:
«Если удастся сложить уран-235 в единый кусок, достаточно большой для того, чтобы количество нейтронов, улетающих вовне через его поверхность, оказалось значительно меньше числа нейтронов, размножающихся в толще куска, количество последних чрезвычайно возрастает за очень короткое время. И тогда вся энергия расщепления урана, равная 15 миллионам миллионов больших калорий на тонну, высвободится за малую долю секунды».
Эти научные авансы первого атомника рейха повлекли за собой дополнительное финансирование ядерных исследований, все сотрудники ядерных лабораторий получали освобождение от службы в вермахте.
Спустя короткое время, а именно 4 июня 1942 года, на втором совещании по вопросу создания принципиально нового оружия присутствует министр вооружения Альфред Шпеер. Его сопровождают генералы фон Лееб, Фром, адмирал Витцель и заместитель Геринга по люфтваффе фельдмаршал Мильх. И физик Вернер Гейзенберг впервые произносит имя нового оружия – атомная бомба.
На вопрос фельдмаршала Мильха, смогут ли бомбардировщики ВВС Германии поднять в воздух новую бомбу такой мощности, чтобы она стерла с лица земли город с миллионным населением, скажем, Лондон или Ленинград, главный атомник «Дас Дритте Райх» поднимает в экстазе руки над головой и восторженно восклицает:
– Позвольте, господин фельдмаршал, но эта бомба всего лишь размером с ананас!
Это заявление вызвало бурный восторг среди военных и промышленников. Осторожный Альфред Шпеер тем не менее официально запросил Главное управление имперской безопасности о возможных работах в этой области в странах антигитлеровской коалиции. Но гитлеровская разведка не смогла сообщить министру вооружения ничего определенного, ничего вразумительного. Сам же Гейзенберг заверил Альфреда Шпеера, что заокеанские физики явно отстают от успехов в этой области, уже имеющихся у Третьего рейха.
При этом Вернер Гейзенберг приложил огромные усилия к тому, чтобы снизить эффект своего заявления о бомбе-«ананасе». На прямой вопрос фельдмаршала Мильха о сроках передачи бомбы военным для использования ее по назначению Гейзенберг, охваченный паникой, что ему предъявят приказ фюрера к такому-то числу доставить бомбу на аэродром, начинает затемнять, загораживать нарисованную им картину ужасного действия бомбы пространными рассуждениями о необходимости предварительного пуска реактора, об ограниченности экономических возможностей Германии, о проблеме получения сверхчистого урана, о нехватке тяжелой воды. Словом, резюмирует он, на создание бомбы понадобятся годы… Гейзенберг разжег воображение генералов и тут же постарался погасить его, испугавшись грядущей ответственности перед человечеством.
Спустя некоторое время, а именно 23 июня 1942 года, Альфред Шпеер докладывал Гитлеру о предпринятых им мерах по дальнейшему вооружению вермахта. Разочарованный второй частью ядерной информации Вернера Гейзенберга о реальных сроках создания нового оружия, министр вооружения все же оставил в своем докладе фюреру вопросы, связанные с атомной бомбой.
Но поместил он их в сообщении Гитлеру только под номером шестнадцать.
А Вернер Гейзенберг сосредоточил свои усилия на создании и запуске уранового реактора с тяжелой водой в качестве замедлителя цепной реакции. Снова и снова он сталкивался с нехваткой тяжелой воды…