– Я велел вам сделать анализы дважды именно потому, что надеялся, что ошибся я сам, или что была ошибка в данных. Но это не так…
Они молчат несколько секунд, и Джин мысленно видит все, что происходило в последнее время. И свадьба, и фотографии с гостями, и свадебное путешествие, и первые УЗИ – все это внезапно словно обесцветилось. Но потом, стряхнув с себя это оцепенение, она качает головой, пытаясь обрести равновесие и ясность ума.
– Ну и что нам теперь делать?
Врач ей улыбается.
– Нам повезло. Обследования во время беременности позволило нам обнаружить эту опухоль на начальной стадии. Следовательно, нам нужно сразу начать циклы химиотерапии и радиотерапии, и тогда мы победим болезнь полностью.
– А ребенок?
– Чтобы начать это лечение и победить опухоль, мы должны прервать беременность.
Джин ошеломлена этими словами. Потерять Аврору, потерять ее так, только что ее увидев, услышав, как быстро бьется ее сердечко, почувствовав, как иногда она тихонько брыкается, – и уже больше никогда ее не увидеть? И уже никогда ее не встретить, даже случайно?
– Нет.
Врач смотрит на нее изумленно.
– Что «нет»?
– Нет, я не хочу потерять мою дочь.
Он кивает.
– Я предполагал, что вы можете так ответить. Это ваше решение. Хотите немного подумать? Поговорить со своим мужем, близкими?
– Нет, я уже решила. Какие могут быть последствия, если я подожду, пока пройдут эти месяцы?
– Не знаю. Лимфома может расти очень медленно, и тогда у нас не будет большой проблемы начать лечение после рождения вашей дочери. Но она может оказаться и агрессивной, и тогда нам придется приложить гораздо больше усилий. В любом случае вы должны хорошенько подумать: это не такая опухоль, которую можно недооценивать. Но я бы хотел настоять, нам следовало бы начать немедленно.
Джин качает головой:
– Нет.
– Сейчас у нас была бы восьмидесятипроцентная возможность излечения, а через пять месяцев – шестидесятипроцентная.
Джин пытается улыбнуться.
– Что ж, хороший процент. Я думала, будет хуже.
Доктор Фламини вздыхает.
– Вы девушка жизнерадостная и оптимистичная. Продолжайте думать и рассуждать в том же духе, я вам советую. Наш душевный настрой может очень сильно влиять на состояние нашего организма, а особенно если он болен… – Врач ей улыбается, гладит ее по руке, и гладит по-отечески. – Не будьте слишком строги к себе. Подумайте хорошенько. И если вдруг передумаете, не делайте ошибки не менять своего решения только потому, что сегодня вы приняли его в моем присутствии. В вашей ситуации оказывались многие женщины. И они себя спрашивали: «А если он родится, а мамы не будет? Не было бы лучше, если бы та же самая дочка родилась, когда я поправлюсь?»
Джин улыбается.
– В жизни мы можем лукавить, как угодно, но и вы знаете, и та мать знает: это была бы вторая дочка. Вы сказали, что я оптимистка. И знаете, что я вам скажу? Я надеюсь, что у меня родится и та, и другая.
104
Я в поезде, еду в Милан. Ренци взял для меня купе бизнес-класса. Оно настолько эксклюзивное, что я в нем один. У меня встреча с Калеми, чтобы, может, заключить договор на два первых вечера на Пятом канале «Мединьюс» и на один вечер – на Четвертом канале «Мединьюс», если все пойдет хорошо. «Футура» сделала бы скачок вперед. Я смотрю на часы. У Джин был намечен визит к врачу по поводу Авроры. Наверное, она его уже закончила и ушла из клиники. Я пытаюсь ей позвонить, и она мне отвечает после первого же гудка.
– Ого, как быстро! Я думал, что ты или в машине, или, полуголая, перед врачом.
Джин смеется.
– Ну не преувеличивай… В крайнем случае я открываю живот. Мне нужно было сделать только УЗИ. Я сделала это быстро и уже дома.
– Хорошо. А как прошел визит?
– Отлично. Аврора совершенно здоровая и растет; она попала в кадр, когда сосала пальчик. Я сделала фотографию и сейчас тебе ее пришлю.
– Просто красавица! А ты? Все в порядке? Ты встревожена? Как ты себя чувствуешь?
– Я в отличной форме. Сегодня днем я пойду на первый урок плавания для беременных. Мне это посоветовали: так тело останется более упругим.
– Но ты и так суперупругая.
– Да, конечно, отскакиваю, как мячик. Ты это хотел сказать?
– Да ты что! Я считаю, что как мама ты еще красивей.
Джин закрывает глаза. Он и не знает, как ей приятно слышать этот комплимент и как он ей помогает. Но она пытается скрыть свою озабоченность. Все будет просто прекрасно.
– Ты врун, дорогой Манчини. Эти слова тебе подсказывает самая коварная часть твоего сердца. Или то, что находится ниже?
– Ага, я понял – печень! Вообще-то она мне ничего не говорит.
– Твой член! Тот, кто для достижения «цели» чего только тебе не посоветует! Однако теперь, когда есть Аврора, он должен немного посидеть на диете.
– Неправда, врач сказал, что одно другому не мешает.
К сожалению, Стэп, врач сказал и другое, но ты этого не знаешь.
Нет, мне нужно завершить разговор, а не то я расплачусь.
– Прости меня, моя мать уже внизу, перезвоню тебе позже.
– Конечно, любимая, не беспокойся.
– Эй, скажи мне только одну вещь: как прошло шоу пародий «Угадай-ка»? Вчера вечером я видела кусочек, мне очень понравилось!
– Пока еще не пришла информация; как только узнаю, тебе сообщу.
Мы прекращаем разговор. И правда: мне пока еще ничего не прислали, но почему? Уже десять сорок одна; обычно к этому времени результаты приходят. Я звоню Ренци, и он отвечает мне сразу же:
– Я собирался тебе позвонить.
– Ну, говори же! Мне очень любопытно. Как там наш рейтинг? Говори.
– По-моему, нам поставили столько баллов потому, что этому не верили и они сами. Она поднялась на пять пунктов. «Угадай-ка» с восемнадцати пунктов перешла на двадцать три. Ты понимаешь?
– Да нет, не может быть, ты шутишь.
– Мне позвонили все. Даже гендиректор. Они по-настоящему довольны, сказали, что был нужен глоток свежего воздуха.
– Ерунда какая-то. Мы взяли его из Чивитавеккья, но со временем он завоюет Америку, будет новым Майком Бонджорно.
– Да, но только наоборот: Майк родился в Нью-Йорке и завоевал Италию.
Ренци всегда точен.
– Ладно, пусть так. А что мы теперь будем делать с нашим новым ведущим?
– Я с ним долго разговаривал. Пока он ничего и ни с кем не подписывает, хочет подумать. Он сказал, что не торопится. Он там, у себя в кабинете, получил кучу телефонных звонков и даже подарки от «Рэтэ». Они хотят, чтобы продолжал он.
– Серьезно? А что с Валли?
– Когда он увидел, что «Угадай-ку» поручили другому, он сразу же оклемался. А когда узнал, что это шоу поднялось на пять пунктов, он просто рассвирепел, а теперь, когда узнает, что вместо него дальше будет Симоне Чивинини, он, думаю, попытается наложить на себя руки еще раз.
– А ты уверен, что они так решили?
– Конечно!
– А они могут?
– Теперь договор позволяет ему все. Они попросили Чивинини отработать всю неделю. Думаю, чтобы посмотреть, работает ли он так на самом деле, или, может, все получилось так хорошо только потому, что ему была любопытна первая передача. Короче говоря, они хотят понять, настоящий он феномен или нет. А в конце недели они решат, что делать.
– А Валли они об этом сообщили?
– Нет. Они сказали, что это должен сказать ему ты, это же ты продюсер.
– Ага, конечно, я продюсер, когда тебе захочется и заблагорассудится…
Ренци на другом конце провода смеется.
– Стефано, я вижу и все преимущества, и все недостатки твоего продюсерства. Позвони ему, я уверен, что ты сообщишь ему об этом как нельзя лучше…
– Ты бы это сделал гораздо лучше, учитывая, как ты меня сейчас надул.
– Да, но…
– Но это должен сделать я, знаю, понял, это же я продюсер. Ладно, сейчас ему позвоню, а потом тебе расскажу.
И я заканчиваю разговор. Немного молчу, а потом открываю на смартфоне папку «Блокнот» и набрасываю некоторые главные мысли, на которые нужно опираться в разговоре. Я так всегда делаю, прежде чем начать неприятный разговор. Потом может случиться, что он пойдет совсем в другом направлении, но, по крайней мере, я попробовал все и оценил, что было бы сказать лучше всего. Я перечитываю заметки и потом набираю номер.
– Добрый день, Риккардо, как ты?
– А как я могу быть? Как человек, которого предали, которому нанесли смертельный удар друзья – все те, кто ежедневно притворялся, что они меня любят.
– Почему ты так говоришь? Прости, но никто бы никогда не отдал твою передачу кому-нибудь другому, если бы вчера у тебя не было той проблемы.
– Какой проблемы?
– Ну ладно, в общем, ты был не в форме.
В своих заметках я отметил: «Не говорить ни слова про то, что он собирался наложить на себя руки».
– Я понял, но если бы я знал, что передача все равно выйдет в эфир, я бы пришел в себя! Я думал, что ее могли отложить, что могли прислать фильм – но уж никак не то, что мою передачу вел бы другой!
– Ты прав, Риккардо, но вчера, из-за всего того, что случилось, так было лучше. Ты чувствовал себя неважно, это бы заметили.
– Нет, зрители ничего бы не заметили. И я тоже могу притворяться – прямо, как тот, Чивинини. Он так хочет всем понравиться, но на самом деле ненавидит людей. Он не как я: я-то их по-настоящему люблю…
– Да, ты прав…
– К тому же, он сделал кучу ошибок, когда общался с вип-персонами… К тому же, он мог шутить гораздо больше, ставить их в неловкое положение, а он, наоборот, сделал так, чтобы они казались прямо-таки эрудитами.
– Ну да…
– В любом случае двадцать три пункта он получил из-за эффекта новизны. Жаль, что он никогда не узнает, как он опустится в рейтинге и насколько! Потому что сегодня вечером вернусь я, и ты увидишь, что благодаря тому, что случилось вчера, мы снова наберем двадцать три пункта, если не больше!
– А, ну да, я тебе позвонил именно поэтому. В «Рэтэ» хотели бы, чтобы на этой неделе продолжал Чивинини.