Три метра над небом. Трижды ты — страница 104 из 138

– Что-что? Да вы с ума сошли? Это я сделал эту передачу, это я придумал дивертисмент «Угадай-ки», это я выдумал серию смешных реплик и сцен с Джури! Я… я напишу на вас заявление в полицию!

– Послушай, думаю, что ты не можешь этого сделать. Юристы «Рэтэ» изучат с лупой весь договор, чтобы понять, можешь ты его обжаловать или нет. Это же ясно, что тебе нечем ответить, а иначе бы они никогда не решились сделать что-то подобное.

Он не знает, что возразить, и помалкивает, так что я продолжаю пытаться его убедить.

– Видишь ли, Риккардо, мне кажется, в твоих интересах принять это предложение. Послушай моего совета: разберись ты с этой сумятицей. Отдохни пока немного, приведи в порядок твои личные дела, учитывая все эти утечки в прессу. И тогда увидишь, что прав ты; «феномен Чивинини» сойдет на нет, и ты возвратишься с победой, но, самое главное, снова спокойным. Я, если у меня дома какая-то проблема, которую я не могу решить, понимаю, что это мне не по силам…

Риккардо молчит. А потом решительно начинает снова:

– Видишь ли, дорогой Манчини, ты ошибаешься: для меня было бы идеально продолжать вести мою передачу, а вот ты почему-то пытаешься связать мне руки, давая мне понять, что это не в моих интересах.

Мне хочется смеяться, но я пытаюсь сдержаться.

– Да что ты, это совсем не так; дело в том, что мы оба имеем дело с решением «Рэтэ», и, уверяю тебя, оно не в моей власти.

– Хорошо, я выслушаю моего адвоката.

– Вот именно. Сделай так, а потом мы опять созвонимся. Но держи себя в руках, я тебе советую.

– Хорошо.

И он отключается.

Не могу в это поверить. Мне удалось заставить образумиться истеричную примадонну и убедить его учесть свои преимущества в этой ситуации, которая, как ни крути, для него все равно вынужденная. Я себя уже не узнаю. Печально, что он думает только о своих интересах, об успешной передаче, которая от него уплывает, а не о своем любовном романе, который трещит по швам. Он не подумал о человеке, которого разочаровал и которого, судя по всему, любил. Вчера ради него он едва не наложил на себя руки, а сегодня ради денег и успеха «Угадай-ки» он готов на все. Значит, это действительно правда: геи – точно такие же, как и мы. Жаль, а я-то думал, что они лучше.

105

Ренци стучит в дверь кабинета Симоне.

– Можно?

– Ну конечно! Не стесняйся, входи.

Ренци приоткрывает дверь чуть шире и замечает, что напротив него сидит Анджела, его девушка.

– Привет! Извини, я думал, что ты один.

Симоне улыбается.

– При ней ты можешь говорить все, она – часть меня.

Услышав эти слова, девушка светится от счастья и приходит в волнение.

– Хорошо. Я хотел сказать, что все мы очень довольны: это невероятный успех, которого никто не ожидал.

– Знаешь, когда Стефано мне сказал: «Веди ты» – я подумал: «Хочешь посмотреть, как я кончу наподобие Магалли?»

Ренци удивлен.

– А, так ты знаешь эту историю…

Анджела смотрит на него с любопытством:

– Про телевидение Симоне знает все; он следит за ним практически всегда, с самого начала, и единственный человек, кто не знает про Магалли – это я.

Ренци смотрит на Симоне и просит его это разъяснить.

– Так вот, да будет тебе известно, что Джанкарло Магалли был одним из авторов программы Энрики Бонаккорти «Алло, кто играет?» А потом, во время ее беременности, он ее на лету заменил и сделал это так хорошо, что из авторов его перевели в ведущие.

Ренци улыбается и добавляет:

– А в следующем году он сразу же стал вести ту же программу, потому что Бонаккорти перешла из «Итальянского радио и телевидения» в «Медиасет».

– Которая тогда называлась «Фининвест», – уточняет Симоне.

– Точно, но программа изменила название: «Алло, это „Итальянское радио и телевидение”?» – насмешливо добавляет Ренци.

– Верно.

Анджела смотрит на него и улыбается.

– Ого, да вы можете сходить на передачу «Поставь на кон все». Я даже не знаю, кто из вас двоих выиграет, отвечая на вопросы об истории телевидения.

Ренци указывает на Симоне.

– Он. У него память лучше. Он даже помнит даты каждой из тогдашних передач.

Анджела кивает.

– Иногда он с какой-то просто невероятной точностью рассказывает мне что-то из моего прошлого – то, чего я уже и сама не помню. Думаю, он мошенничает.

Симоне становится серьезным.

– Я никогда не мошенничаю. Скорее, я заставляю человека страдать, но говорю правду.

На секунду кажется, что обстановка становится несколько напряженной. И Ренци искусно сразу же ее разряжает:

– Ну как, ты уже решил, как продолжать передачу?

– Да, я хотел тебе это предложить. Я позвал сюда, в компанию, Витторио Мариани и других авторов, чтобы переделать кое-что в сценарии, и еще, если вы не будете возражать, пригласил Данию Валенти: мне кажется, она единственная среди всех действительно способная.

Анджела кивает.

– И к тому же самая красивая или, по крайней мере, самая женственная! Она уверенная, спокойная и не соперничает с другими.

Симоне разводит руками.

– Вот видишь? А ведь я ее даже не подготовил. Это такая редкость, когда одна женщина так говорит тебе о другой женщине… Тебе она нравится?

Ренци напрягается, но всеми силами старается этого не показать.

– Да, ваши оценки кажутся мне справедливыми.

Симоне смотрит на него со странной улыбкой, как если бы он прекрасно знал, что у Ренци с ней роман. Но, судя по всему, он еще сомневается.

– Так, значит, мы договорились?

– А что бы ты хотел с ней сделать?

Произнося эту фразу, Ренци конфузится от досады, которую испытывает. Ему кажется нелепым быть таким ревнивым, без всякого повода, по крайней мере, конкретно в этом случае.

Симоне открывает ноутбук.

– Ну вот, смотри, я отметил кое-какие симпатичные сценки, которые мы можем поставить, но, самое главное, я бы хотел, чтобы вместо Джури была она. А иначе я бы поставил их обоих в дурацкое положение, если судить по тому, как это было у Джури с Риккардо. У них были такие тесные отношения… – Он смеется. – Ну, это во всех смыслах, но я не хотел на это намекать. Мне-то больше нравится перекидываться шуточками с женщиной, говорить ей комплименты, прикалываться над ней. И Дания, как мне кажется, подходит для этого как нельзя лучше. Ты согласен?

Сейчас Ренци рассуждает исключительно с профессиональной точки зрения.

– Да, это верно.

– А Джури мог бы сделать вид, что в нее втрескался и что страдает и из-за того, что мы с ней общаемся, и потому что она мало-помалу отвлекает внимание публики на себя. Тогда они начнут соперничать и всякий раз будут преподносить мне сюрпризы, которые я отметил тут, в компьютере… – И Симоне поворачивает его к Ренци, показывая ему уже довольно длинный список. – Ладно, это только некоторые идеи, потом я доведу их до ума с другими авторами.

– Можно?

И тут на пороге появляется Витторио Мариани с тремя авторами и, естественно, Дания Валенти.

– Привет. Ну конечно, входите. – Симоне выходит из-за своего письменного стола. – Пойду принесу стулья для всех. Нет, давайте сделаем лучше… – Он обращается к Ренци: – А можно нам перейти в конференц-зал?

– Ну конечно, так вам будет удобнее. И работаться будет лучше.

Тогда все выходят из кабинета.

Анджела целует Симоне и говорит:

– Ну ладно, я пойду. Созвонимся позже.

– Хорошо, любимая, до встречи.

Она прощается со всеми и уходит. А Ренци улыбается Дании, которая, обменявшись с ним взглядами, входит в конференц-зал вместе с другими. Симоне закрывает дверь, и Ренци остается за ней смотреть через стекло. Он видит, как они говорят, но ничего не слышит. Они смеются, шутят, следят за тем, что Симоне пишет или рисует на большой доске. Потом все становятся серьезными, выслушивая то, что, при поддержке Витторио, объясняет им Симоне. Один из самых молодых парней, некий Адельмо, подходит к Дании и что-то говорит ей на ухо. Она смеется. Потом он говорит что-то еще, и она вместо ответа бьет его кулачком по спине, комически браня парня за то, что он осмелился ей сказать. Дания велит ему перестать, она хочет следить за тем, что объясняет Симоне. Однако вдруг она чувствует на себе чей-то взгляд. Тогда она оборачивается к двери и видит в глубине коридора Ренци, который на нее смотрит. Дания ему улыбается, она по-настоящему счастлива. Он улыбается ей в ответ, но, едва вернувшись в свой кабинет, не испытывает ничего, кроме ярости из-за накатившей на него ревности.

106

Раффаэлла дает последние указания Иман, своей домработнице:

– Нет, это просто невероятно, что ты так до сих пор еще и не поняла, как надо сервировать стол! Я хочу, чтобы столовые приборы лежали именно в таком порядке. Маленькая ложка для закуски должна лежать первой снаружи.

– Но иногда вы хотите, чтобы она была перед тарелкой – с самого начала обеда или ужина.

– Это когда мы подаем торт или что-нибудь сладкое. Тебе приходилось видеть сладости?

– Да, в морозилке их полно.

– А тебе приходилось видеть размороженные продукты? Знаешь, как они выглядят?

– Нет, но…

– Ну, тогда мы можем разглагольствовать до завтрашнего утра. В любом случае, ты должна делать то, что я тебе говорю.

Раффаэлла повышает голос.

– И никогда не спорить! Вечно ты споришь! Делай, как положено, и все!

Иман замолкает и, обходя вокруг стола, перекладывает столовые приборы в том порядке, как это потребовали. А Раффаэлла тем временем проверяет цветы у входа, которым тесно в хрустальной вазе, но, едва она их касается, лепестки этих желтых тюльпанов опадают все сразу, плотным слоем покрывая полку.

– Клаудио! – громко кричит она.

Вскоре он появляется в конце коридора.

– А я как раз к тебе шел.

– Ты хотел извиниться до того, как я это обнаружила? Слишком поздно. Смотри, смотри, какие цветы ты купил! Я к ним только прикоснулась, и бац! – они все опали.