– Нет-нет, стоп! Никуда не годится. Ну почему так быстро? Ты куда-то спешишь? Черт, зрители у себя дома пугаются! Это не значит, что если ты делаешь в таком темпе, то репетиция кончится раньше, и ты сможешь вернуться домой трахать эту бедняжку, которая вынуждена с тобой жить…
Я поворачиваюсь к Джорджо.
– И что, этот режиссер – такой ушлый?
– Роберто Манни – гений.
– То есть ты хочешь сказать, что среди менее ушлых подходящих нет? Ты только представь, что должен чувствовать тот, кто приводит в движение кран!
Тут Роберто, режиссер, замечает, что мы пришли, и представляет нас людям в студии.
– Ребята, смотрите, кто пришел! Наш продюсер Стефано Манчини и его преданнейший Джорджо Ренци.
С этими словам он указывает микрофоном на руководителя маленькой музыкальной группы, расположившейся под съемочной площадкой, и маэстро при виде этого жеста мгновенно дает знак оркестрантам сыграть приветственную мелодию. Несколько секунд все с энтузиазмом играют, потом дирижер машет ладонью в воздухе и тут же сжимает ее в кулак: это знак чтобы прекратить. Все перестают играть, и только одна труба издает последнюю ноту без сопровождения других, но поскольку все это было сплошной импровизацией, режиссер не обращает на это особого внимания.
– Как хорошо, что вы пришли нас навестить. Прошу вас, прошу, устраивайтесь здесь…
Он указывает нам на сидения в первом ряду, с которых быстрым жестом заставляет встать нескольких человек, словно приказывая им исчезнуть. Мне за него стыдно, но в конце концов я усаживаюсь.
– Мы репетируем, оттачиваем кое-какие стандартные вещи, потому что они будут в передачах всегда. Поскольку эту игру будут показывать в начале вечера, в прайм-тайм, и в ней будет столько вопросов и ответов, то, думаю, было бы неплохо, чтобы люди привыкли к рутине.
Я слышу его сицилийский акцент и вижу, как он себя держит – уверенно и дерзко. Он длинноволосый, с бриллиантовой серьгой в ухе. Одет он странно: его галстук фирмы «Эрмес» соседствует с обтрепанными, спадающими с него брюками, которые не держатся на его толстом брюхе. Этот тип мне не нравится: он – своего рода телевизионный Марадона. На самом деле я терпеть не могу Марадону. Ни один человек, получивший в дар такой, как у него, талант, не имеет права его растрачивать. Он должен быть примером, а не посмешищем.
– Вот, хочу вам кое-что показать… – предлагает нам режиссер.
– Конечно, почему нет? – Ренци более привычен ко всему этому.
– Эй, давайте, начинаем сначала.
К нам подходит девушка.
– Здравствуйте, меня зовут Линда, я помощница режиссера. Вот схема программы, если вы хотите следить за ее разными блоками.
– Спасибо.
Один из сценариев она передает мне, другой – Джорджо, а потом уходит. И тут же около нас садится молодой парень.
– Добрый день, рад познакомиться. Я Витторио Мариани, один из авторов программы. На самом деле я мог бы считаться руководителем проекта, но отказался от этого титула; он слишком ограничивает других.
Я обращаю внимание на сходство, и решаю ему об этом сказать:
– Я работал с твоим отцом, очень приятным человеком. В какой-то степени это он ввел меня в телевизионный мир.
– Да, знаю. Знаю и все, что произошло здесь, в этом театре.
– Он помог мне и в этом. Ты на него похож.
– Надеюсь стать похожим на него и в профессиональном смысле!
– Поживем – увидим.
Витторио смотрит на меня приветливо.
– В любом случае, спасибо, что вы меня взяли. Папа обрадовался, когда я ему об этом сказал.
– Как он?
– Спасибо, лучше.
– Хочу его навестить. Должен сказать тебе правду: мы взяли тех, кого нам порекомендовали как авторов в «Рэтэ». Резюме просматривал Ренци, так что он выбрал тебя за твои способности, а не из-за твоего отца.
– Хорошо. В любом случае эта программа мне очень нравится, и я надеюсь сделать ее как можно лучше.
– Уверен, что так и будет.
Витторио возвращается к работе. Репетиция продолжается, режиссер с микрофоном у рта называет номера камер, а Риккардо, ведущий, продолжает спокойно объяснять, делая вид, что обращается к телезрителям, и совершенно серьезно разговаривает с подставными участниками, которых здесь рассадили.
Режиссер следит за отбивками по монитору.
– Два, три, один, два…
Потом он вызывает одиннадцатую камеру, требуя провести ее на штативе высоко над площадкой.
– Стоп! Нет, так не пойдет. Никуда не годится… Черт, ну неужели это так трудно?
По всей видимости, да, приходит мне в голову. Может, дело в том, чтобы найти для этой камеры другую траекторию, проще. И тут взрывается Риккардо.
– Э нет! Да хватит уже! Можно я продолжу? Может, уже хватит меня то и дело прерывать? Ведь и я должен понимать происходящее. Такое впечатление, будто я снимаю «Бен-Гур»!
Режиссер смеется.
– Ну и что такого сложного в том, что ты должен говорить? Как тут можно ошибиться? Тебе даже и репетиции не потребовались бы!
– А ты? У тебя двенадцать камер! Даже у слепого получилось бы!
– Но я это сказал в том смысле, что ты такой мастер, что тебе и репетировать не нужно!
– Ну да, конечно, издевайся надо мной, издевайся… Будто я такой идиот, что не понимаю.
И с этими словами Риккардо швыряет листок с вопросами на пол и уходит с площадки. Леонардо, ассистент студии, тут же торопится его подобрать. Кто-то суетится, кто-то устремляется за ведущим и пытается его догнать.
Похоже, Роберто Мани, как никто другой, привык к происходящему.
– Ну да, не хватало мне еще истерики примадонны! Но на программе он себя всегда ведет хорошо… Леонардо, продолжай ты.
Ассистент, как ни в чем не бывало, отключает свой микрофон, встает на место ведущего и обращается к статисту, изображающему участника программы.
– Ну и каков твой окончательный ответ?
– Но я его уже дал ведущему!
– А теперь ты должен повторить его мне. Тебе заплатили за то, чтобы повторять его до семи вечера, да хотя бы тысячу раз, и все за ту же цену. Потом, если станешь знаменитым, сможешь задавать любые вопросы типа этого, а если нет, продолжай повторять, и все тут. Так что повторяй.
– Хорошо… – Статисту становится стыдно. – Наполеон страдал от мигрени.
– Нет, неправильно, от гастрита. У тебя же была возможность поменять вопрос, но ты все равно ошибся.
– Да какая разница, это же только для проформы, я знаю…
Ко мне подходит Джорджо.
– Может, лучше, чтобы ты сходил за ведущим в гримерку…
– Ты уверен?
– Ты же продюсер. А то кажется, будто тебе все равно.
– Ладно, схожу.
Я встаю с кресла и прохожу мимо режиссера, который продолжает приказывать операторам камер:
– Вторая, восьмая, девятая камера, вытяни чуть подальше… Да, вот так. Первая.
Я иду по боковому коридору, по которому, как я видел, пошел ведущий. Встречаю девушку, выходящую из редакции.
– Где здесь гримерка Риккардо Валли?
– Последняя справа.
– Спасибо.
Подойдя к его двери, я стучу.
– Кто там?
– Стефано Манчини.
– Входи.
Риккардо сидит на диване перед журнальным столиком. Напротив него, на другом диване, сидят два молодых автора, парень и девушка. Когда я вхожу, они сразу же встают и представляются.
– Рад познакомиться, я Коррадо.
– Паола.
– Очень рад, Стефано Манчини.
Риккардо обращается к ним с улыбкой:
– Оставьте нас одних, продолжим потом.
Ничего больше не говоря, они выходят из гримерки и закрывают за собой дверь.
– Хочешь чего-нибудь, Стефано? Попить? Кофе, немного воды? Чего-нибудь поесть…
– Нет, спасибо. Мне бы хотелось, чтобы ты успокоился!
– Я? С этой деревенщиной и дубиной это невозможно. Он заставляет меня переделывать сцены сто тысяч раз только потому, что над нами должна проходить эта чертова «рука»! Да и к тому же мне эта постановка не нравится, мне видится другая площадка. Она у меня здесь, в голове. – С этими словами он наклоняется вперед, показывая мне поредевшие волосы на затылке. Потом он снова садится и, судя по всему, немного успокаивается. – Да и к тому же телезрители хотят видеть первые планы, понимать, что происходит. Всем, кто меня смотрит, больше шестидесяти. Как тебе кажется, они думают, что они на дискотеке? Он чувствует себя Ридли Скоттом из Рагузы! Он должен показать своим землякам, что стал крутым, но тогда пусть наберется смелости и снимет фильм! Пусть он уходит из этого проекта, разрывает договор и пробует! Не понимаю людей, которые не хотят признавать свою роль. Ты режиссер на телевидении? Ну так делай это хорошо, делай, как положено, делай нормально! И не издевайся надо всеми потому, что они не выполняют твоих идиотских указаний!
Действительно: в чем-то он прав.
– Хорошо, Риккардо, а тебе нравится передача?
– Очень. Мне нравится, как она идет, нравится идея с девушками и финальная игра. Но особенно мне бы понравилось, если бы я смог ее репетировать!
– Ну и давай!
– А вам что, обязательно надо было выбирать этого Роберто Манни? Эту передачу сделать легко, ее мог бы сделать каждый, но он, и именно из-за своего мастерства, тут все запорол!
Они оба играют совершенно одинаково.
Потом Риккардо бросает на меня лукавый взгляд.
– А вот это неплохо: «тут он все запорол». Мне кажется, что, если ты ему это скажешь, это будет для него ударом.
– Сомневаюсь. Мне кажется, он достаточно толстокожий, чтобы перенести любой удар.
Наконец Риккардо кивает.
– Да, мне кажется, что ты прав. Но я очень рад работать с «Футурой». Поможешь мне в этом? Мне бы хотелось сделать это как можно лучше, для этого мне только нужна возможность. Но если я не смогу репетировать, то как я это сделаю?
– Хорошо. Дай мне, пожалуйста, кофе.
– Конечно.
Он встает, сразу же бросает кофейную капсулу в кофеварку «Неспрессо» и нажимает кнопку, чтобы ее включить. Проходит немного времени, и он передает мне чашку:
– Вот, возьми. Тебе с сахаром?