Не могу поверить: он рассказывает это всерьез, он не понял шутки.
– Ну да, конечно, с тех пор все стало гораздо проще, могу себе представить.
– Вот именно!
Он смотрит на нее взглядом, в котором читается невероятное счастье.
– А вот и мы! Извините за опоздание…
Подходит Маркантонио с невероятно красивой девушкой – высокой, худощавой, с длинными черными волосами, большими глазами и пухлыми губами. Она жует жвачку и улыбается. Нам она говорит только: «Привет».
– Это Мартина.
Все мы с ней здороваемся, представляемся. Эле, естественно, рассматривает, как она одета.
– Ну так чего же вкусненького мы поедим? Когда вы сказали, что мы встречаемся в «Джиджетто», я был так рад! Я не был здесь уже целую вечность. Только приехав в Рим, я жил именно на этой улице.
Эле смотрит на него с любопытством.
– А ты все еще живешь в Монти?
– Нет-нет, я переехал, живу в Прати. В одном из переулков, выходящих к улице Кола ди Риенцо, Мартине так удобней.
– Почему?
Маркантонио смотрит на меня, понимая, что сейчас может произойти непоправимое.
– Она ходит в местную школу, на улице Вергилия: ей только выйти из дома – и она уже там…
– А, понятно. Ну и как ты себя чувствуешь, когда делаешь уроки вместе с ней? Должно быть, это для тебя приятное воспоминание: прошло уже двадцать лет…
– Плюс-минус. Повторять пройденное всегда полезно.
Эле качает головой, искренне возмущенная этой разницей в возрасте.
Я беру в руку айпэд и пытаюсь их отвлечь:
– Тут столько всякой еды… – Делаю вид, что я удивлен, пытаюсь вернуть ситуацию в нормальное русло. – Ну как, что будем делать? Закажем?
Эле берет бумажное меню:
– Да, но лучше по этому.
Просматриваю его и начинаю читать вслух:
– Ну, кому жареное?
– Я вегетарианка!
Мартина улыбается, словно намекая: «Вы совсем не могли ожидать от меня ничего другого, не правда ли?»
Эле, наоборот, намеренно перегибает палку:
– А вот я, наоборот, просто обожаю все жареное, так что мне – артишоки по-еврейски, два боккончини из моцареллы и жареную буррату.
Сильвио присоединяется:
– Мне – два жареных шарика из риса с мясной начинкой и треску по-венециански.
– И мне тоже.
По крайней мере, в этом мы можем быть одного мнения.
А вот Джин, несмотря на ее тайну, полагает, что она все еще в пределах нормы:
– Мне – два жареных цветка тыквы.
Мы продолжаем в том же духе, заказывая всего понемногу: пиццу «Маргарита» с моцареллой и помидорами, кальцоне, «Маргариту» без помидоров, с моцареллой и грибами, так что если бы не было огромного блюда салата ассорти по-вегетариански, у нас был бы настоящий классический стол.
Маркантонио в восторге:
– Здешняя пицца действительно исключительная: тонкая и хрустящая – именно такая, как мне нравится.
Эле смотрит на него с удивлением:
– Но почему это мы никогда сюда не приходили? Мы всегда ходили обедать в «Монтекарло» или в «Баффетто».
– Не знаю, иногда это немного зависит от времени: привыкаешь к одному месту и всегда ходишь туда, без особой причины.
– Да, правда…
– И все-таки мы пришли сюда.
И они улыбаются друг другу. Похоже, они сложили оружие. Потом они снова переглядываются. Теперь это уже другой взгляд – лукавый взгляд сообщников, рассказывающий историю их прошлого, их романа. Бог знает, какие воспоминания пробудила в каждом из них эта улыбка. Потом Эле опускает взгляд. Маркантонио на меня смотрит, улыбается и пожимает плечами. Кажется, они почти счастливы, что встретились снова. И если раньше мы волновались, что между ними может пойти что-то не так, то теперь нас волнует противоположное.
– Ладно, я закурю сигарету. – Похоже, вегетарианка уже раздражена. – Пересяду в другое место, а то тут семья с маленьким ребенком в коляске. Хотя мы и на улице, мне бы не хотелось, чтобы они докучали мне из-за того, что я курю.
Сильвио тоже встает.
– Давай я тебя провожу, мне тоже захотелось.
Так что за столом мы остаемся вчетвером – точь-в-точь как тогда, по время нашей первой телепередачи, когда я только что познакомился с Джин и вскоре после этого – с Эле и Маркантонио.
– Эй, если мы будем молчать слишком долго, мне станет не по себе.
Джин пытается растопить лед.
– И не спрашивайте у меня подробностей о свадьбе, потому что я в жутком стрессе. Может, это и самовнушение, но сначала кажется, что это будет проще простого, а потом мало-помалу начинаешь волноваться, тосковать и думать, что все может пойти не совсем так, как хотелось бы. Сначала думаешь о свадебном приеме, который кажется тебе катастрофой, а потом представляешь себе жениха, который за день до свадьбы удирает со своей бывшей или со стриптизершей с тоскливейшего мальчишника…
Я смеюсь.
– Сожалею.
– Почему?
– Потому что я заранее знаю, что мой мальчишник будет развеселым.
– Ай да молодец, браво! И ты надо мной посмеешься, убежав с какой-нибудь?
– Пока нет… Я это решу в последний момент: если ты приедешь в церковь, а там никого нет, значит, произошло именно так, как ты сказала.
– Это как?! Нет, погоди-погоди… Давай-ка скажи мне об этом сразу. Избавь меня от напрасных волнений.
– Ладно, ты меня убедила. Так уж и быть, приду.
– Отлично, я рада! Только не передумай, ладно? Я была на нескольких свадьбах и не понимаю невест, которые идут к алтарю в слезах. Некоторые прямо рыдают, словно идут на казнь! По мне, так свадьба должна быть красивой, веселой, приносящей счастье…
Я смотрю на Джин – на то, как она говорит. Она кажется мне такой милой; ее глаза светятся, в них стоят слезы радости, она лучезарно улыбается. Ее восторг удивительный, заразительный.
Она смотрит на нас, потом на секунду задумывается, и наконец ее одолевает сомнение.
– Ой, вот я говорю-говорю, а может, и сама зарыдаю первой.
И все мы смеемся.
– Я осушу твои слезы.
Джин оборачивается и внезапно бросает на меня пристальный взгляд.
– При условии, что это будут слезы радости. Тогда осуши их своими поцелуями.
Маркантонио поворачивается к Эле.
– Черт побери, а вот ты мне никогда ничего подобного не говорила.
– Ты не дал мне времени!
– Если бы ты мне сказала что-нибудь подобное, я бы на тебе женился.
Эле оборачивается к Джин.
– Но почему? Ты ему сказала что-нибудь подобное, чтобы убедить его на тебе жениться?
– Нет, я ему пригрозила.
– И он испугался?
– Ужасно.
Эле подхватывает игру и качает головой:
– В самом деле… Я-то знала, что этот Стэп только блефует! Я думаю, что он даже никого никогда не бил, это все миф.
Я смеюсь.
– Совершенно верно: били всегда меня.
– Ну вот, наконец-то, в этот вечер выходит наружу вся правда.
Эле меня толкает, а потом оборачивается к Маркантонио.
– Ну вот ты объясни мне одну вещь… Почему мы с тобой расстались?
Маркантонио смотрит на нее удивленно и кивает:
– Знаешь, а я и сам не знаю. Мы начали с того, что перестали видеться, а потом и созваниваться…
– Значит, тогда мы боялись… Иногда не хватает смелости жить красивей.
Мы остаемся сидеть так, словно в нерешительности, при этих словах Эле, на которые у Маркантонио нет ответа. И тут вдалеке появляются Мартина и Сильвио; они возвращаются к столу. Эле это замечает.
– Ладно, поживем – увидим… А теперь хватит, а то твоя сиделка возвращается.
Джин присвистывает.
– Ух ты! В самую точку!
Маркантонио сразу парирует:
– Но почему? А разве твой – не мальчик для развлечений?
– Нет, он преподает в университете.
– Ну надо же! А я думал, что он учится в одном классе с моей сиделкой.
Но когда те двое подходят к столу, все, естественно, ведут себя уже по-другому.
Мартина садится. Ей любопытно:
– О чем вы говорили? Я видела, что вы смеялись…
Джин знает, что ответить:
– О моей свадьбе.
– И о той, которая будет и у меня, – вмешивается Эле.
Мартина смотрит на нее удивленно:
– Так ты тоже выходишь замуж?
– Если найду смелого человека…
Она избегает взгляда Маркантонио.
Но Мартина решительно продолжает:
– А разве вы не боитесь выходить замуж? Все говорят, что брак – это могила любви! Может быть, дело не ладится потому, что люди чувствуют себя обязанными. Думаю, в браке люди в конечном счете плохо живут, потому что это обязанность, договор.
Сильвио с ней соглашается:
– Молодец. Я тоже так думаю.
Маркантонио улыбается и смотрит на Эле:
– Смотри, они нашли друг друга. Это чувство.
Эле пожимает плечами:
– Иногда еда бывает вкусной. А иначе что это за жизнь? Вот, например, жареные штучки, которое нам сейчас принесут… От них, конечно, может потом быть плохо, но такие они вкусные… Примерно так же с браком. Брак – это тот смелый шаг, который придает всему другой вкус. Но он не может привести ни к чему, кроме хорошего.
И, словно желая подчеркнуть свою последнюю мысль, она берет с тарелки одну из тех жареных штучек, которые только что принесли, и откусывает от нее большой кусок:
– Ай, какое горячее!
Маркантонио начинает смеяться, накладывая себе в тарелку немного еды.
– Вот видишь? А вот этого ты не учел. Сейчас она тебе совсем не нравится, твои вкусовые рецепторы уже давным-давно потеряли чувствительность, и в этом виноват ты сам.
Мартина, совершенно счастливая, улыбается.
– Ну надо же, вкусовые рецепторы! Просто невероятно! Мы как раз проходим их в школе!
На этот раз Маркантонио и Эле переглядываются и смеются вместе.
– Да, вот именно…
Мартина смотрит на них.
– А что такое? Что я такого сказала? Это же правда, а? Я совсем не вру, мы их действительно изучаем.
Маркантонио и Эле смеются еще сильней, никак не могут остановиться. Они заражают своим смехом и нас; реплика Мартины действительно оказалась слишком комичной. Этот тот хохот, который неизвестно почему всегда нападал на нас, пока мы учились в школе. Потом с нами долго такого не случалось, но, как это ни абсурдно, он может охватить нас в трагические моменты. Даже во время скорби, но когда все-таки еще есть какая-то надежда. Когда, например, ты находишься рядом с больным или с кем-то еще, вспоминаешь что-то печальное из прошлого, и вдруг происходит что-то необъяснимое, все начинают см