«А как было с мамой? – хотел бы спросить я. – Она недостаточно изменилась? Не была в состоянии измениться? Ее тебе было мало? Что в ней было не так, папа? Она мне казалась идеальной, но явно не была такой для тебя, или была, но недостаточно». Но все это, естественно, я ему не говорю.
– Вот именно, брак удачен, когда супруги меняются вместе.
Тут звонят в дверь, и папа встает. Похоже, его обрадовало, что его прервали, словно это дало ему немного времени, чтобы лучше обдумать, как бы сказать еще какую-нибудь гадость.
– Это пришел Паоло.
И отец, сияя от удовольствия, возвращается с ним под руку.
– Привет, Стэп!
– Привет.
Я встаю, и мы обнимаемся. Мы молчим, немного волнуясь. Паоло начинает смеяться.
– Черт побери, а ведь сегодня я волнуюсь больше, чем когда женился сам!
– Ты всегда слишком поддавался восторгам и радовался за других, не заботясь о собственных чувствах.
Паоло садится на диван.
– А ты знаешь, что то же самое мне всегда говорит Фабиола? Клянусь тебе! А потом она говорит: «У тебя всегда находятся слова, чтобы сказать что-то приятное другим; ты всегда умеешь писать им записочки, когда нужно. А вот нам – никогда!» Но о чем ты говорил?
Я смеюсь.
– Да, на самом деле завтра не моя свадьба. Это, выходит, всего лишь повод, чтобы научить тебя говорить что-то приятное, когда нужно… Да ты, дурачина, все тот же.
Отец смеется, а я сажусь рядом с братом и немного ерошу волосы, которые у него всегда аккуратно причесаны.
– Хотите кофе?
– Почему бы нет? Спасибо, папа.
– А тебе, Стэп?
– Да, спасибо, и мне тоже.
Мы сидим на диване, болтаем, смеемся и попиваем кофе, отгоняя от себя все мысли. Папа даже немного откровенничает, рассказывая нам такие вещи, о которых он нам никогда не говорил.
– Я познакомился с ней на вечеринке, а когда провожал ее обратно домой, она, ваша мать, сказала: «Уезжай отсюда, съезжай с улицы Орти делла Фарнезина, она такая темная». И тогда я подумал: «Ого, да я ей нравлюсь». А потом, когда я остановил машину, она посмотрела на меня с удивлением. «Что ты делаешь? За кого ты меня принимаешь? Берегись, я сейчас закричу!» Тогда я ей соврал и сказал: «Да ты что! Извини, дело в том, что у меня упала зажигалка, и я боюсь, что она окажется у меня под тормозом». И я сделал вид, будто что-то поднимаю, даже показал ей сжатый кулак, в котором будто бы что-то есть: «Да вот она!» Сунул кулак в карман и снова тронулся с места. Мне пришлось ухаживать за ней три месяца, прежде чем в конце концов мы поцеловались.
Паоло смеется:
– А вот этого, папа, ты никогда не рассказывал.
А вот мне мама это рассказывала – в тот самый день, когда я пришел навестить ее в больнице:
«Должна рассказать тебе одну вещь, о которой папа не знает. У меня никогда не хватало смелости ему в этом признаться. Когда мы с ним познакомились в первый раз, он сразу же попытался меня поцеловать, но, когда я его спросила, почему он остановил машину, он сделал вид, будто потерял зажигалку. А потом, в один из следующих дней, когда мы были вместе, я достала сигарету и попросила: „Дай мне, пожалуйста, огонька!” Он ответил: „А я не курю! У меня нет зажигалки”. И даже не вспомнил. Таким твой отец был всегда. Он лгал и забывал то, о чем солгал».
Я прислушиваюсь к их разговору. Они опять смеются. Папа рассказывает о вечеринке с друзьями и мамой в клубе «Пайпер», когда там давала концерт Патти Право, и мама была одета, как она. Но это он нам уже рассказывал тысячу раз.
– Ну ладно, я пошел…
Я встаю.
– Погоди, погоди… – Папа возвращается с костюмом в сумке. – Куда ты идешь без этого?
Паоло смотрит на меня с любопытством.
– А разве ты его не примеришь? Не устроишь нам модный показ?
– Я устрою его завтра, и под музыку…
– Нет-нет, подожди, завтра она устраивает свой модный показ!
– Ну и ладно. В любом случае вы меня увидите.
Внезапно Паоло проявляет любопытство:
– А где ты будешь ночевать сегодня? Джин дома? Или нет?
– Да, она хотела побыть в покое и проверить все, что ей нужно, как следует подготовиться… Так что ушел я.
– Хочешь, поедем ко мне? Фабиоле будет приятно.
На самом деле у меня есть кое-какие сомнения, но я говорю другое:
– Сегодня вечером я буду допоздна с друзьями, решил снять номер в «Хилтоне», так что завтра, прежде чем отправиться на свадьбу, я хорошенько искупаюсь в бассейне.
– На твою свадьбу! Смотри, не перепутай.
– Не перепутаю. Увидимся завтра. Возьми, Паоло: обручальные кольца понесешь ты… – Я передаю ему коробочку. – Наверняка завтра ты будешь шикарнее меня.
Паоло смотрит на коробочку с гордостью, словно на него возложена величайшая в мире ответственность.
И я еду в «Хилтон». Там я подхожу к стойке, беру ключи и поднимаюсь в свой номер на последнем этаже. Кладу костюм в шкаф. Туда же кладу ботинки и все остальное, необходимое для того, чтобы быть идеальным женихом. Потом я ложусь на кровать, чтобы немного отдохнуть, но не успеваю расслабиться, как рядом со мной звонит телефон.
– Добрый вечер. Вас здесь ожидает господин Гвидо Балестри.
– Да, спасибо, скажите ему, что я уже иду.
Я снова надеваю ботинки, беру ключи, закрываю дверь, вызываю лифт, и, пока его жду, пытаюсь представить себе, какой такой мальчишник они мне приготовили. Мне становится все любопытнее, и при этом меня охватывает приступ паники. Это мой последний холостяцкий день. Завтра я женюсь.
67
– Эй, а это что такое?
Гвидо стоит, прислонившись к черному «мерседесу» класса «Е».
– Эта машина привезет тебя туда, где тебя ждет сюрприз.
– Мне нравится.
– Тогда садись.
Я сажусь рядом с ним, впереди.
– Нет-нет, садись сзади. Сегодня водителем буду я.
– А это мне нравится еще больше.
Я пересаживаюсь назад, и Гвидо спокойно трогается с места.
– Вот, для тебя приготовили музыку. Послушай, какая вещь.
Он вставляет диск в стереопроигрыватель автомобиля, и из колонок сразу же начинает звучать музыка группы «Пинк Флойд».
– Ого, совсем неплохо, хорошее начало…
– Дальше будет только лучше.
Гвидо передает мне футляр от диска. На нем стоит подпись Скелло.
– Потом поймешь. Все в порядке.
Я читаю имена самых любимых моих исполнителей. «Неграмаро», Бруно Марс, Кортни Лав, Брюс Спрингстин, Лучио Баттисти, Тициано Ферро, Кремонини… Пока мы едем по городу, песни звучат одна за другой. Машина едет тихо; это стиль Гвидо – без резких рывков и торможений.
– Куда мы едем? Можно узнать?
Гвидо улыбается мне из зеркальца.
– Это сюрприз. На вот, возьми. Надень ее.
И он передает мне черную повязку на глаза.
– Мне нельзя смотреть, куда мы едем?
– Вот именно. Таков приказ самого главного босса.
– И кто он?
– Тот, кто помог мне организовать все это – друг, которого ты знаешь и который предоставил в распоряжение такой мир, что ты даже не можешь себе представить…
Я изображаю испуг.
– Ай-ай-ай! Хочу домой!
Гвидо смеется.
– Слишком поздно! Ты в плену. Надевай повязку, и все тут! Вот увидишь, ты об этом не пожалеешь.
– Значит, я должен доверять?
– Как всегда!
Я ничего на это не говорю, но, учитывая, чем все кончилось в последний раз, мне как раз стоило бы не доверять! Но я-то здесь! И я надеваю повязку и решаю развлекаться. Тем более что женятся всего раз в жизни, не правда ли? По крайней мере, я на это надеюсь.
– Эй, а кто он, этот самый главный босс? Ты сказал, что я его знаю… Или это мошенник? Или классный чувак? Это мужчина? Женщина? Скажи же мне, наконец, что меня ждет? Вечеринка с выпивкой, с наркотиками, с женщинами, с музыкой, с безумием?
Я слышу, что Гвидо смеется.
– И не только!
– Черт побери, мне нравится!
Я откидываюсь на сидение «мерседеса», а Гвидо жмет на акселератор, и тут же из стереопроигрывателя, как предупреждение, звучат слова Лучио: «Ты вспоминаешься мне такой красивой, какая ты есть, и даже, может, еще красивее…» Машина меня куда-то везет, я не сопротивляюсь, закрываю глаза под маской и слушаю эту песню, все еще невероятно актуальную: «Но есть кое-что, чего я не забываю… Всего одна улыбка, и я, взглянув в твое лицо, понял, что мне пришел конец. Нашу любовь унес ветер…» Ты воспел каждое мгновение страданий нашей любви, Лучио, и так идеально, так совершенно… Но что ты действительно испытал из того, о чем рассказываешь своей музыкой? Этот вопрос останется без ответа. Ты, Лучио, идеальный спутник каждого нашего вопроса, не находящего ответа. Любовь рождается и умирает безо всякой разумной причины, и в этом – ее прекраснейшая тайна, и та боль, которая меня все еще не отпускает. Мне не хватает воздуха, я приоткрываю окно, совсем чуть-чуть, и чувствую, что что-то изменилось. Я открываю рот и дышу полной грудью, ощущаю вкус жизни. Я узнаю эти места.
– Эй, да мы едем к морю…
Представляю, как Гвидо смотрит на меня из зеркальца.
– Так нечестно, ты снял повязку!
– Мне не нужно его видеть, я его чувствую.
Я продолжаю вдыхать этот воздух. Я дышу ветром, ароматом волн, запахом этого бесконечного пространства, представляю себе эту синеву, сопровождавшую меня всегда. Чувствую его слева и поворачиваюсь – словно для того, чтобы его обнаружить, и тепло солнца придает мне уверенности.
– Да, мы едем к морю.
– Не могу тебе ничего сказать.
Музыка продолжает звучать. Лигабуэ – «Иногда ночью», Васко – «Смысл». А потом снова Лучио, с этими ни на что не похожими, неповторимыми ритмами и великолепным вступлением – «Да, путешествовать». Это звучит, как приказ. «Он бы отрегулировал тебе спидометр, немного увеличив минимальную скорость, и ты бы не ударился головой так сильно, нет… Ты бы смог снова тронуться в путь – конечно, не летать… но путешествовать».
Шум машины – медленный и монотонный; он то усиливается, то утихает на поворотах автострады, словно убаюкивая меня, и я засыпаю.