– Так не должно было быть. Я должна бы была отдать ему письмо Полло сразу же, как это случилось.
– И ты отдала ему его только сейчас? – Паллина молча кивает. – Но почему ты не сделала этого сразу же?
– Не надо, прошу тебя. Ну не знаю я! Не спрашивай меня об этом. Иногда делаешь такие вещи, в которых нет абсолютно никакого смысла…
Баби думает о своей жизни, обо всем, что произошло. Ну и как тогда ее винить?
Паллина на нее смотрит; теперь она спокойна.
– Я сожалею только о том, что не освободила Стэпа от этого чувства вины раньше.
Баби ей улыбается, а потом задумывается. Паллина сделала важное признание. Теперь – ее очередь.
– Я тоже должна тебе сказать кое-что важное.
– Подожди, я возьму несколько салфеток…
Баби улыбается.
– Если ты заплачешь, то это будут слезы радости. По крайней мере, для меня: в этом самое большое мое счастье.
Паллина смотрит на нее с любопытством, она как на иголках. Она хочет узнать, о чем речь, но ей ничего не приходит в голову, и она строит самые нелепые предположения.
– Ну и? Да говори же! У меня больше нет сил терпеть. Так и в чем же самое большое твое счастье?
– Мой сын Массимо.
– Да, я его видела, мы с ним познакомились.
Паллина пытается вспомнить, как это было. Сосредотачивается – и вспоминает его в тот момент, когда мальчик обернулся и улыбнулся ей. Тут она все понимает и ошеломленно смотрит на Баби.
– Ну нет!
– Да.
Баби кивает.
– Нет, не может быть.
Баби ей улыбается и продолжает кивать.
– Но это так.
– Ну точно, как две капли воды. Как же я не поняла этого раньше?
Паллина вспоминает каждый случай, когда она была у Баби, но потом ее посещает еще одна мысль, гораздо более важная.
– Ты сказала об этом Стэпу?
– Да, я сообщила ему об этом в день, когда мы встретились на выставке.
– Ну и ну! Что за вечер откровений! А он что?
– Не знаю. Я не поняла. Он не захотел говорить со мной об этом. Думаю, он рассердился, но я счастлива. Это та часть моей жизни, которая помогала мне выжить.
Паллина качает головой.
– Ну вот этого я никак не ожидала! Это лучше, чем «Тайна», чем «Бьютифул», чем «Вишневый сезон»! В сравнении с твоей историей в этих фильмах, можно сказать, ничего не происходит. А тебе удалось скрыть это дома?
Баби кивает. Паллине любопытно.
– А кто, кроме меня, это знает?
– Моя мать, сестра и теперь – Стэп.
– Как все это запутано! И он узнал об этом именно сейчас, когда женился.
– Я думала, что это поможет, что, может, мы все начнем сначала. Если бы он меня попросил, то я бы взяла сына и ушла с ним.
– Ты по-настоящему решительная.
– Да.
– Но теперь все сложнее.
Баби молчит, а потом говорит:
– Есть только одна вещь, которая могла бы меня остановить: если бы у него был ребенок от нее.
– Вот об этом я ничего не знаю.
– Скажу тебе правду: теперь я уже не так уверена, что это меня бы остановило.
Паллина смотрит на нее и качает головой.
– После всех этих откровений я уже больше ничего не понимаю. Послушай, если уж сегодня мы говорим друг другу все, то я тебе должна еще кое-что сказать.
– Говори.
– Правда, это было уже давно. Ты помнишь тот вечер, когда мы пошли в «Новую Фьорентину», но я настояла на том, чтобы перейти в другой ресторан, потому что ты хотела пойти в «Баффетто», и там ты потом застала твоего парня с другой?
– Да, отлично помню. Его звали Марко, мы с ним встречались пять месяцев. Он сказал, что останется дома, заниматься, но вместо этого оказался там с другой. И я размазала по его голове пиццу с томатным соусом, моцареллой и без анчоусов, которая ему так нравилась.
– Так вот, я тебе никогда этого не говорила, но пиццерию я поменяла не случайно. Я знала, что Марко там, меня предупредил хозяин, Фабио, который питал к тебе слабость, и ему казалось нелепым, что ты встречаешься с таким, как Марко, которого ты не особенно интересовала.
– Не может быть! В тот вечер, когда ты составила мне компанию, я тебе даже дала разноцветную заколку-гребешок, которую купила на площади Карли, у Брусколи, и которая тебе так нравилась.
– Да, я ее сломала. Я ее растоптала, когда ты исчезла и больше не отвечала на мои эсэмэски.
– Мою заколку!
– Я растоптала ее на мелкие кусочки.
Они смеются, а потом встают и обнимаются. Баби отходит в сторону и тревожно смотрит на Паллину.
– Эту историю с Марко я бы никогда не могла себе представить. А есть что-то еще, чего я не знаю?
– Нет.
– Точно? Или, может, ты просто не помнишь?
– Нет, точно. А ты?
Баби вспоминает о мальчишнике Стэпа, о вечере на яхте, о своем темном парике и всем остальном. Но ей кажется неуместным рассказывать об этом Паллине, по крайней мере сейчас: это выглядело бы как предательство Стэпа.
– Я тебе рассказала все, но он должен считать, что ты ничего не знаешь.
– Хорошо.
– Обещаешь?
– Да.
– На этой неделе я одна. Почему бы тебе не прийти ко мне как-нибудь вечером на ужин? Если хочешь, можешь прийти с Банни, мне действительно хочется посмотреть, как он изменился.
– Ну конечно! Мы созвонимся и договоримся.
Баби встает.
– А сейчас мне пора домой, надо проверить уроки у Массимо… Если он начнет плохо учиться, то потом ему придется несладко.
Паллина берет сумку, собирается заплатить, но Баби ее останавливает.
– Не надо, это же я тебя пригласила. Я сама, позволь мне.
– Ладно, сейчас мы встретились, чтобы помириться, но потом будем платить пополам.
– Да, в складчину, как раньше.
И они обмениваются поцелуем на прощание.
82
Мы приземляемся в Нью-Плимуте и почти сразу же пересаживаемся на другой рейс, до Фиджи, так что в общей сложности почти через девятнадцать часов мы, наконец-то, прибываем в Международный аэропорт Нанди. Выйдя из самолета, забрав багаж и пройдя таможенный контроль, мы видим смешного цветного господина в маленькой кепке в белую и голубую клеточку. Он держит большую табличку с надписью: «Мистер и миссис Манчини». Мы с Джин переглядываемся и поднимаем руки.
– Это мы!
Человечек сует табличку под мышку и идет нам навстречу.
– Вы же итальянцы, правда? Я немного говорю по-итальянски. Я жил в Риме. Колизей красивый. Собор Святого Петра красивый. Я даже видел римского папу.
Кто его знает, как он там оказался.
– Хорошо. А вот мы еще никогда не были на Фиджи.
Он весело смеется.
– Это забавно. Очень смешно. Я расскажу.
Он берет чемодан Джин и дает нам знак, чтобы мы следовали за ним.
Взглянув на Джин, я тихо ей говорю:
– Вообще-то я совсем не хотел, чтобы было смешно.
– Неужели? Но было смешно. Он меня рассмешил.
– Ну и отлично. Ты стала настоящей женой.
Мы садимся в машину, похожую на английское такси размерами, но никак не цветом, потому что она ярко-красная. Машина, которой управляет этот человек, несется по улицам городка на полной скорости. Вокруг – пышная растительность и множество живности – начиная от коров традиционной расцветки и до попугаев самых фантастических цветов. Много людей на велосипедах. Вдоль дороги ребятишки, собравшись стайками, играют около колонок водопровода, балуются с водой, надувают разноцветные воздушные шарики. На них темно-синие или цвета хаки штанишки – короткие и очень широкие, а майки почти всегда белые. Ребятишки худые, длинноногие, в коротких гольфах, из-за которых их ботинки кажутся еще больше. Ярко-красное такси въезжает на пристань; под его колесами громыхают деревянные доски, напоминая шумную мелодию природы.
– Вот мы и приехали.
Мы выходим. Нас ждет большой белый катер. Туземец без кепки, гораздо более толстый, загружает в него наши чемоданы, а потом помогает нам подняться на борт.
– До свидания, мистер Нудл, – прощаемся мы с таксистом, который во время поездки назвал нам свою фамилию.
Катер отчаливает от пристани, и, выплыв из залива, несется на полной скорости. Я смотрю на Джин, сидящую на диванчике. Она немного осунулась; и правда, мы уже давно в пути.
– Ты как?
– Нормально.
Она улыбается, но я вижу, что она устала.
– Пересаживайся подальше от борта, так ты не замочишься, и на тебя будет меньше дуть.
Чтобы защитить ее, я сажусь рядом и набрасываю ей на плечи свою куртку.
– Вот именно. – Она улыбается. – Теперь я чувствую себя действительно замужем.
Примерно через два часа мы причаливаем к острову Монурики. Наконец-то мы можем отдохнуть после утомительного долгого путешествия: в нашем распоряжении – очаровательное бунгало в нескольких метрах от моря. Одна его часть выдолблена в скале, а другая построена на песке. Вокруг все утопает в зелени; рядом – небольшая живая изгородь из голубых, желтых внутри, цветов и низенький белый решетчатый забор. Песчаный пляж простирается до большой застекленной двери; внутри прохладно и суперсовременно – большой плазменный телевизор, сверхтехнологичные музыкальные колонки и кровать королевских размеров. Здесь нас поджидает бутылка шампанского вместе с крупной красной клубникой, киви и очень светлым виноградом. Элегантный слуга, обслуживающий остров, показывает нам, как здесь все работает, включая в ванной бассейн-джакузи. Он встроен в скалу и дает возможность видеть море прямо перед нами, через круглое окно.
– Или же, – объясняет нам слуга по-английски, – вы, если хотите, можете воспользоваться другим джакузи, побольше, на пляже: тогда вы сможете принимать ванну прямо под звездами. Но только вам придется быть осторожнее, потому что в бассейне много москитов, которых привлекает вода. В таком случае используйте вот это… – И он нам показывает что-то типа больших ароматических спичек, которые, как мне кажется, не только не будут отгонять москитов, но, пожалуй, привлекут их еще больше.
Когда мы остаемся одни, Джин падает на кровать.
– Ну наконец-то! Мне казалось, что мы уже никогда не приедем. Почему твоя мама выбрала именно этот остров?