– А вот и я, я вернулся.
И я прикрываю дверь, пытаясь оставить все эти мысли за порогом.
89
Я кладу письма на стол в гостиной.
– А вот почта для тебя!
Джин, смеясь, возвращается из кухни.
– Ну вот, не хватает только, чтобы ты, пытаясь попросить у меня неизвестно за что прощения, пригласил меня к Марии де Филиппи. Да будет тебе известно, что хотя она и невероятная умница, ей все равно не удастся убедить меня передумать.
– Что, опять? Да как же так: я ничего не сделал, но уже виноват! И не просто виноват, но не имею возможности получить прощение. Хорошенькое дело.
– Вот именно: ты это знаешь и приспосабливаешься.
Она берет в руки поступившую почту и листает ее. Открывает один конверт.
– Смотри-ка, двадцатипроцентная скидка от сети универмагов «Ринашенте». Но у них же есть мой номер! Так почему они изводят столько бумаги вместо того, чтобы послать мейл или эсэмэску? Бедные деревья! Клянусь тебе, всякий раз, когда я открываю конверт из бумаги, которую можно было сберечь, я чувствую себя виноватой перед ними. – Да, это Джин с ее любовью к природе. Потом она открывает еще один конверт. – Не могу поверить! Мне ответили из юридической конторы Мерлини. Меня взяли!
– Ну и хорошо.
– Да, но именно сейчас, когда я жду ребенка. Обычно все сначала поступают на работу, а потом позволяют себе залететь, а я делаю все наоборот.
Джин и ее чувство долга, ее порядочность.
– Но я тебя только что внимательно рассмотрел: если этого не знать, то почти ничего не заметно.
– Может, ты уже перестанешь быть аферистом? Чему ты научишь того, кто у нас родится? – Она трогает свой живот. – Не быть честным? Лгать? Чтобы потом первым делом он, может, так поступил именно с тобой? А ты не думаешь, что гораздо лучше и не так утомительно говорить ясно и прямо, быть искренним? Даже не могу себе представить, как это можно все время врать, громоздя одну ложь на другую. Особенно если приходится вспоминать то, что уже сказано, а это самое трудное. Правду запомнить легко, потому что это было на самом деле, а ложь – нет, потому что ее выдумывают из того, чего не было.
– Боже, ты напоминаешь мне Ренци. Я только надеюсь, что ничего не перепутаю.
– В каком смысле?
– Мне бы не хотелось проекты, которые мне нравятся, передавать тебе. Или вдруг у меня возникнет желание целовать его…
– Дурак.
– Увидимся вечером. Постарайся не спать: тогда мы быстро придем в себя после разницы во времени.
– Попробую.
Мы нежно целуемся.
– Если тебе будет что-нибудь нужно, звони мне. Я буду в офисе. Или, в крайнем случае, мы будем где-то поблизости.
– Хорошо, любимый, удачной работы.
90
Даниэла ориентируется на координаты, которые указал ей Себастьяно и особенно на подсказки «Гугл-карт». Она продолжает ехать на машине в гору, проезжает мимо апельсинового сада и останавливается у дома номер 131 на улице Санта-Сабина. Даниэла выходит из машины и закрывает ее. Перед ней – большая белая решетка ворот, сбоку от которых – единственный маленький домофон с надписью: «С. В.». Даниэла пристально смотрит на эту решетку, как будто она – последнее препятствие перед тем, как все произойдет. Ей припоминаются разные фильмы, в которых ребенок хочет, чтобы его признал отец. Например, «Дым». В этом фильме молодой парнишка, негр, постоянно сидел на заборе автомастерской и смотрел на работавшего там человека – смотрел на него целыми днями, пока этот человек не заговорил. Ничего другого из этого фильма Даниэла особенно не помнит, но ее потрясли упорство и настойчивость этого парня, который хотел, чтобы тот человек его признал. Этот фильм ей понравился: она смотрела его по телевизору и даже всплакнула. Но сейчас она наверняка не растрогается. Даниэла решает позвонить. Она нажимает на кнопку домофона и вскоре слышит, как берут его трубку.
– Кто там?
– Я Даниэла Джервази, мне назначено…
Но не успевает она закончить фразу, как перед ней открывается маленькая дверца в самих воротах.
Даниэла ее отворяет, переступает порог и закрывает ее за собой. Перед ней – большой сад с ухоженной лужайкой и несколькими разноцветными растениями в углах, оливковыми деревьями, магнолиями и даже банановым деревом в глубине. Даниэла идет к дому. Он двухэтажный, светлый, современный, с большими окнами и несколькими балконами. При нем – крытый внутренний дворик с железной дверью в центре. Чуть дальше – беседка, в которой убирает со стола женщина в униформе. Даниэла идет дальше. У нее только одна мысль: «Это очень красивый дом, но нет ли тут собак? Вдруг они на меня сейчас бросятся?» Но тут дверь открывается и выходит Себастьяно Валери.
– Дани, как я рад тебя видеть.
На нем темные джинсы, идеально отглаженная белая рубашка, мокасины и прекрасный ремень фирмы «Монблан». Он очень элегантный, его волосы короче, чем в последний раз, когда она его видела. Но когда он был – тот последний раз, когда она его видела? Да, конечно, в видеозаписи! И Даниэла краснеет как раз тогда, когда он идет ей навстречу. Себастьяно немного покачивается; его походка не вяжется с его элегантностью, но он улыбается, он весел и, самое главное, похоже, просто счастлив ее увидеть.
– Дани, сколько лет, сколько зим!
И он крепко прижимает ее к себе, закрывает глаза и улыбается, покачивая головой и кивая. И продолжает ее обнимать. Потом он отходит немного в сторону и пристально смотрит на Даниэлу веселым взглядом, слегка прикрыв глаза.
– Давай войдем. Ну и что же мне предложить тебе вкусненького? Кофе, кока-колу? А может, хочешь что-нибудь перекусить? – И тут его словно осеняет. – Мороженое! Хочешь мороженое? Я купил его в кафе у Джованни на бульваре Париоли.
«Неужели это кафе еще существует? – думает Даниэла. – И сколько лет я уже там не была? Целую вечность! Когда мы учились в школе, то проводили там целые дни. Может, иногда там бывал и он». Себастьяно вторгается в ее мысли, он словно их читает.
– Однажды у Джованни я угостил тебя мороженым.
– Серьезно?
– Да. Сегодня я взял для тебя мороженое с яичным кремом, нутеллой, белым и черным шоколадом и хрустящей карамелью… – Эта последняя фраза Даниэле что-то напоминает, и Себастьяно, прежде чем она постарается вспомнить, ей помогает. – Эти начинки нравились тебе больше всего. Вы были от них без ума – ты и твоя подруга Джулия. Я слышал, как вы их всегда называли: «орешки кусочками».
«И точно, – думает Даниэла, – мы были от них без ума, и поэтому мороженщик однажды сказал: „Какими вы хотите орешки, кусочками?” Значит, сегодня Себастьяно пошел туда за мороженым потому, что знает, как оно мне нравится? Как мило».
Даниэла ему улыбается.
– Давай, пойдем отсюда.
Себастьяно ведет ее в большой дом.
И вот они в большой гостиной. Она современная, с темными диванами, большим телевизором, пианино и красивыми картинами на стенах. Даниэла узнает одну из них: ее написал Скифано. А в центре гостиной, в самом заметном месте, висит очень большая странная картина, на которой изображена летящая птица, верхом на ней сидит множество людей. Вся картина – в коричневом и оранжевом тонах.
– Это Мебиус. Он был величайшим рисовальщиком; я ездил в Париж, чтобы купить ее на аукционе. Красивая, правда?
– Да.
Даниэла не знает, что тут сказать, что еще добавить. Она никогда не слышала о таком художнике.
– Ты не против, если мы перейдем в зимний сад? Это самое любимое мое место.
– Да, конечно.
По пути они встречают официанта.
– Мартин, принесешь нам мороженое, которое я купил? Оно в морозильнике. И еще немного воды и кофе. – Потом, подумав, Себастьяно обращается к Даниэле: – А ты хочешь кофе?
– Да.
– Тогда два кофе. Мы будем в уголке для медитаций.
Мартин улыбается и говорит:
– Хорошо, сэр.
Они доходят до конца гостиной, которая превращается в отлично проветренную веранду с идеальной температурой. Через ее стекла видны цветущие кусты и даже бассейн. На веранде – большие диваны с голубыми и оранжевыми подушками. А внутри она вся белая.
– Давай сядем здесь. – Себастьяно вынимает из кармана мобильный телефон и кладет его на журнальный столик, прямо перед ними. – Извини, но я жду одного звонка по работе.
– Без проблем. А ты живешь тут со своими?
Себастьяно улыбается.
– Да, я тут живу с моими балийцами, ты их видела – с Мартином и Айдан. Они муж и жена. А родители вместе с самой младшей моей сестрой, Валентиной, живут в собственном доме выше, в районе Сан-Саба.
– Понятно.
Даниэла даже не пытается представить, насколько больше может быть другой дом.
– Ну и как? Как дела? Я так рад, что ты ко мне зашла. Ты выросла, то есть стала женственней. Хотя это естественно: прошло столько лет…
– Я даже стала мамой.
– Серьезно? Но это прекрасно! Мальчик или девочка?
– Мальчик.
– И как ты его назвала?
– Васко.
– Мне очень нравится имя Васко, очень нравится. К тому же его носили все выдающиеся люди. Васко Пратолини, неореализм, в школе нас заставляли читать его роман «Метелло». Потом Васко да Гама, великий мореплаватель, и потом Васко Росси, «Отчаянная жизнь», то есть манифест парней восьмидесятых годов… Умница, отличный выбор, я тебя полностью поддерживаю.
Даниэла смотрит на него изумленно. Она не совсем понимает, верить ему или нет; кажется, что он над ней потешается. «Ему нравится имя? Он даже не знал, что я забеременела и у меня родился ребенок? Может, он никогда и не был таким, как мы думали, но всегда был искусным притворщиком?»
Тут приходит Мартин со всем тем, что ему велел принести Себастьяно. Он ставит на столик большой поднос, открывает термосумку с мороженым, собираясь его подавать, но Себастьяно его останавливает.
– Ладно, спасибо, иди, мы сами.
– Хорошо, сэр.
– С каким вкусом ты хочешь? Кроме, разумеется, орехового с кусочками?
– Еще с яичным кремом, белым шоколадом и… а это что?