Не успели мы выехать на шоссе I-4, как Муди крепко заснула на пассажирском сиденье. Я вел машину на автопилоте, пока у меня в голове крутился знакомый алгоритм всяких «что» и «что, если». Что дальше? Что нужно сделать? Кто будет ставить палки нам в колеса — штаб-квартира, ВРО, Бэмфорд, немцы, шведы, мама Рамси, адвокат защиты, сам Род или еще кто-нибудь? И главное: что, если я уже все запорол, пообещав Рамси этот возможный, вероятный, гипотетический отказ от преследования?
Да, дела идут отлично, сказал я себе. У нас было признание. Но нельзя осудить человека на основании единственного признания, да еще в сфере шпионажа. Ведь здесь дело даже в суд не протащишь, не подтвердив каждое слово Рода…
Довольно, решил я, смотри на дорогу. И все же я не мог не гадать, понимала ли Муди, которая крепко спала с улыбкой на лице — хотя я в жизни не видел, чтобы кто-то спал с улыбкой, — какие сложности ждут нас впереди, каким тяжелым, изматывающим и затратным по времени окажется это дело.
«Отдыхай, Муди, — сказал я про себя, изучая ее улыбку. — Ты прекрасно справилась».
Мне самому до чертиков хотелось спать.
Глава 12Это все меняет?
Предыстория: мы с Муди выехали из Орландо чуть позже половины второго ночи, приехали в отделение в Тампе (где я разбудил Терри и проводил до машины) чуть позже половины третьего, после чего я поехал домой.
Моя дочка, конечно, спала, но, когда я погладил ее по голове, она на мгновение открыла глаза. Может, утром она решит, что это ей приснилось? Не знаю, во сколько я лег спать, но будильник зазвонил в 5:55 утра. На кухонном столе я оставил записку для Лусианы и Стефани: «Я люблю вас». Я делал это уже столько раз, что им приходилось верить мне на слово.
Как ни странно, по дороге в офис я задумался о космонавтах и лунных камнях. Когда Нил Армстронг ступил на Луну, он едва ли не первым делом наклонился в своем огромном скафандре, поднял камень и сунул его в карман. Зачем? Затем, что этот камень был его страховкой. Если бы все полетело в тартарары и им с Баззом Олдрином пришлось бы прыгнуть в лунный модуль «Орел» и рвануть обратно к «Аполлону-11», у них бы остался этот камень, чтобы подтвердить, что они действительно преодолели 239 000 миль, столкнувшись с мириадами опасностей.
Признание Рода стало нашим лунным камнем. Его было достаточно для передачи дела в суд, для удовлетворения положения о шпионаже, по крайней мере по одному пункту, для того, чтобы отправить Рода Рамси за решетку, где ему было самое место. Если, конечно, пообещав гипотетический отказ от преследования, я не «запорол все к чертям собачьим», как выразился Корнер.
Ровно в 8.00 я позвонил по защищенной линии моей надежной подруге Джейн Хейн, которая теперь руководила делом в штаб-квартире ФБР. В разговоре с ней я решил ограничиться хорошими новостями.
Джейн как раз вернулась с утренней пробежки. Я знал, что она очень серьезно относится к этим пробежкам, потому что в Нью-Йорке мы бегали вместе, когда город только просыпался. Первые полмили мы держались рядом, но потом я всегда смотрел Джейн в спину — она могла обогнать любого.
— Джейн, ты сейчас сидишь? — спросил я как можно бодрее.
— А что?
— Ты… сейчас… сидишь? — повторил я, делая огромные паузы между словами, чтобы полностью завладеть ее вниманием.
— Сижу, Джо. Не томи. Что случилось? Насколько все плохо?
— О, маловерные… — сказал я.
— Что, прощай моя пенсия? — спросила Джейн, потягивая утренний чай.
— Ты точно сидишь?
— Да сижу я! Выкладывай уже!
— Рамси вчера признался.
— Что? — переспросила Джейн, не веря своим ушам.
— Рамси вчера признался нам с Муди.
— Черт, ты не шутишь?
— Джейн, я совершенно серьезен. Он признался.
— В чем именно?
— В том, что выносил документы из хранилища отдела планирования. Что был «правой рукой» Клайда Конрада в шпионаже. Что осознанно перевез засекреченные документы в Вену с целью продать их агентам другого государства. Что осознанно перевез прибыль от этой сделки — по его оценке, двадцать тысяч долларов — обратно в Германию. Что помогал воровать военные планы Восьмой ПД.
— Господи, военные планы?
— Все верно. Военные. Планы. И вместе с Конрадом они использовали братьев Керцик, чтобы переправлять эти планы венграм, понимая, что это может нанести серьезный ущерб Соединенным Штатам Америки.
— Сколько?
— Что — сколько?
— Сколько платили венгры?
— Рамси сказал, что им дали пятьдесят тысяч долларов.
— Они явно продешевили.
— Я тоже так подумал.
— Берем Рамси сейчас или ему еще есть что сказать?
— Сказать он может еще много чего. Даже очень много.
Я услышал, как Джейн делает заметки. Наконец она глубоко вздохнула.
— Джо, мне нужны все отчеты.
— Мы над ними работаем, — сказал я, лишь немного приврав. — У меня также есть запрос к нашему атташе по правовым вопросам из Вены. Рамси описал интерьер ресторана, где у него на глазах Конрад передал украденные документы какому-то мужчине и получил взамен конверт с деньгами. Мне нужно, чтобы кто-то проверил описание и…
— …и ты не хочешь, чтобы этот запрос проходил через Вашингтонское региональное отделение. Я правильно поняла?
— Джейн, я для тебя открытая книга.
— Не беспокойся, — сказала она, а затем, прежде чем повесить трубку, добавила: — Джо, это все меняет.
Я очень рассчитывал на это.
Сидя за столом, я прикидывал, сможет ли хороший адвокат защиты доказать, что своими гипотетическими предположениями я намеренно заставил Рода поверить, будто он не понесет ответственности за свои действия.
Но гораздо больше меня беспокоило, что речь идет уже не о пустой болтовне. За маневр с продажей компьютерных чипов большого срока Роду Рамси все равно бы не дали. Но теперь он признался в гораздо более серьезном преступлении. Хороший адвокат защиты вполне мог сказать, что Род решил, будто гипотетический отказ от преследования за махинации с чипами распространяется и на все последующие его признания. Если так, то радость, которую мы с Муди испытывали по дороге обратно в Тампу, скоро могла смениться горьким разочарованием.
Я не мог избавиться от мысли, что Род намеренно завлек меня в этот юридический омут. Знаю, это покажется паранойей, но я снова и снова проигрывал в голове нашу позапрошлую беседу и замечал, как Род бросал мне все эти гипотетические наживки. Он дразнил меня туманными словами и растяжимыми смыслами, пока я не угодил в капкан, который он для меня приготовил. «Неужели он так умен?» — гадал я. И неизменно приходил к ответу: «Да». Поэтому он свободно говорил с нами накануне. Он понимал, что у него в рукаве уже лежит нужный козырь, чтобы выйти сухим из воды, и готов был признаться хоть в похищении ребенка Линдбергов[25], хоть в массовом убийстве.
Или же мы все-таки обвели его вокруг пальца. Решить я не мог.
Когда мы с Муди вошли в кабинет Джея, он обрадовался хорошим новостям («Признание? Здорово!»). К его чести, он не стал напоминать нам, что отличное признание может обернуться пшиком, ведь мы и так это прекрасно понимали. Я не слишком хорошо скрывал свои чувства, и он видел, что меня гложет эта мысль. Кроме того, он знал, что меня ждет не только утренняя экскурсия по юридическому аду, но и вечерний сеанс наблюдения с воздуха, на котором мне надо было заменить одного из наших пилотов.
Джей лишь однажды упомянул о моей ошибке, когда предложил мне встретиться со штатным юрисконсультом и ввести его в курс дела. Этим я и занялся сорок пять минут спустя.
Краткое пояснение: в каждом отделении ФБР работает юрист, который дает советы первого порядка, помогая агентам следить за изменениями в законодательстве и должным образом выполнять свою работу. Когда дела особенно важны и связаны с совершенно секретными документами, как в случае с делом Рода Рамси, юрисконсультов необходимо «вводить в курс дела», то есть напоминать им, что материалы не подлежат дальнейшему обсуждению.
Как только я закончил описывать ситуацию нашему штатному юрисконсульту и напомнил ему, что молчание не только золото, но и приказ, он озвучил именно то, что не давало мне покоя последние тридцать шесть часов. Дело должно было не только пройти общую юридическую проверку, но и выстоять под натиском компетентного адвоката защиты. Как ни печально, защита вполне могла уцепиться за мою маленькую оговорку, чтобы доказать, что Род Рамси запутался во всех хитросплетениях гипотетических дебрей и не понимал, что реально, а что нет.
Отличный совет, ничего не скажешь, однако мне хотелось услышать другое, поэтому я обратился за консультацией на следующий уровень — в отдел национальной безопасности Министерства юстиции США. Обычно для этого не прибегают к прямым звонкам. Я подаю запрос ответственному специальному агенту своего регионального отделения, который звонит от моего имени. Благодаря этому юристам отдела национальной безопасности не приходится выслушивать рядовых агентов, особенно ребят вроде меня, которым уже не раз приходилось с ними бодаться. Но наш ответственный специальный агент дорожил своей карьерой, а любой исходящий от меня запрос мог поставить на ней крест. К тому же времени было мало, а юристы отдела национальной безопасности даже в экстренных случаях работали со скоростью выливающегося из банки меда.
Поэтому я нашел номер защищенной линии, позвонил по нему и услышал именно то, чего и ожидал: уклончивый ответ о том, что, с одной стороны, так, с другой — эдак. Он окончательно запутал дело и ничего не прояснил. Хорошие новости: юристы отдела национальной безопасности проявили некоторую озабоченность тем фактом, что мы с Муди еще не зачитали Роду его права Миранды, но сочли мои гипотетические игры не особенно важными. Впрочем, я списал это на их непосвященность в дело. Они не собирались представлять его в суде — они были лишь советниками, а советы в Вашингтоне ничего не стоят.