— Джо, ты ведь можешь скорректировать график. Род подстроится. К тому же тебе не обязательно видеться с ним каждый божий день. Зачем ты ездил к нему вчера? Чтобы подержать за руку?
— Я же говорил: не могу сказать. Я обещал Роду.
— Ты обещал Роду? Это еще что за поворот? Благородство воров? Я твоя напарница.
— Ему будет неловко, если ты узнаешь.
— Колись уже! — воскликнула Муди.
— Ладно, у него венерическое заболевание. Но я тебе об этом не говорил.
— Все понятно: у парней между ног всегда пожар. Но нам ведь не обязательно проводить беседы по вечерам. Ты можешь поехать домой, к Лусиане…
— Нет, — отрезал я. — Я думал, ты понимаешь. Вечером подозреваемый меньше сопротивляется, потому что у него падает уровень сахара в крови. К тому же днем у него больше шансов найти клиентов в аэропорту.
— Ладно, Джо, но что насчет планирования? О чем говорить. Где сидеть. Что надевать. В каком порядке задавать вопросы. Где делать «важные» паузы и в какую сторону подталкивать разговор. Может, хоть иногда позволим себе импровизировать? У нас ведь целые дни на это уходят.
— Вовсе нет, — возразил я.
— Точно, Наварро, целые недели.
— Но мы не можем отдаться на волю случая. Каждая встреча с ним особенная. Ты разве не заметила? Одинаковых бесед еще не бывало. Нам всегда приходится решать какие-то проблемы и вытаскивать из него новые сведения. У меня в голове длиннющий список того, что нам нужно выяснить, чтобы не только удовлетворить интересы контрразведки, но и чтобы обеспечить победу в суде.
— Как насчет отчетов? — продолжила Терри, не обращая внимания, что я говорю все громче, а парень, сидящий поодаль, снова наклоняется в нашу сторону. — Не обязательно описывать все так подробно и каждый день ровно к одиннадцати класть их на стол Корнеру.
— Ошибаешься! Муди, если запороть отчет по уголовному делу, ничего не случится — всем на это плевать. Подумаешь, поймаем их в другой раз. Но это контрразведка. Это шпионаж. Ты хоть представляешь, куда идут эти отчеты? Я тебе разве не объяснял?
— Объяснял. Сначала Корнеру, потом начальнику отделения, потом в штаб-квартиру.
— И это только начало, Терри. Самое начало. Они идут в ЦРУ, в Госдепартамент, в Министерство обороны и в Министерство юстиции. Хуже некуда? Вот и нет, ведь это ФБР! Теперь мы отправляем их в АНБ, а еще в Совет национальной безопасности. По запросу конспект этих отчетов предоставляется в Белый дом. Поэтому мы посылаем все в десяти копиях. Это важно. Поэтому нам нужно сдавать их до одиннадцати каждое утро. Поэтому я буду заполнять их до одиннадцати каждое утро, пока мы не покончим с этим делом, если мы вообще с ним покончим, пускай даже это меня в гроб загонит.
— Наварро, — теперь я услышал в ее голосе тревогу, словно я сам подписал себе смертный приговор. — Может, ты и прав — вообще-то ты всегда прав, когда дело касается работы, — но я кое-что знаю о жизни, мистер ФБР. Поверь, такая жизнь тебя уничтожит.
— Ты не понимаешь. Ты хоть представляешь, как я себя чувствую? — спросил я.
— Нет. Расскажи.
— Мне кажется, что играю в футбол, не зная, сколько длится матч и где ворота. Я знаю только, что мне нужно бежать без остановки, пока не прозвучит свисток. Когда это случится? Когда мы спустим курок и арестуем Рода? Пойми, все это не в моей власти, но мы имеем дело с вопросами жизни и смерти, а не с рядовым ограблением банка. Мне приказывают говорить с Родом люди, которые зачастую не верят в то, что он мне сообщает, и не одобряют мои методы. И вот еще что: каждое новое признание Рода добавляет уверенности, что остаток жизни он проведет за решеткой. Это правильно — тюрьма по нему давно плачет, но я вынужден изо дня в день врать ему и его матери. И при этом надо все делать идеально, потому что я расхлебываю последствия бездействия ВРО. Может, это дело и поглощает меня с головой, но я, черт возьми, уверен, что сейчас соскочить не могу, ведь никто больше с этим не справится. А еще…
— Что еще?
— А еще я не один, Терри. Ты тоже работаешь над этим делом. И тоже почти не видишься ни с мужем, ни с сыном. Как знать, что случится, когда родится ребенок? Я и в этом чувствую себя виноватым.
Терри как раз макала кусочек тоста, подцепленный вилкой, в желток своей глазуньи, но тут отложила приборы, промокнула губы салфеткой и повернулась ко мне.
— Как зовут моего сына? — спросила она.
Я не мог ей ответить. Его имя хранилось где-то в глубинах моей памяти, но на поверхность никак не всплывало.
— Сколько ему лет?
— Не знаю, — сказал я. — Он маленький. Лет десять.
— Его зовут Кайл. Ему четырнадцать, Джо, и он растет не по дням, а по часам. Скоро будет мне по плечо. Хочешь посчитать?
— Посчитать?
— Да, посчитать. Я тебе помогу. Мне тридцать три. Мы с Терри поженились два года назад.
— То есть он не сын Муди?
— Отлично, вычитать ты умеешь. Когда родился Кайл, мне было девятнадцать. Не то чтобы я была к этому готова, но все случилось именно так, как предупреждают родители. Его отец был дьявольски красив, но не собирался со мной оставаться. Я окончила колледж, Джо. Мне никто не помогал. Я работала и ходила на занятия, таская с собой Кайла. Мораль в том…
— Мораль?
— Да, Джо, мораль. Я не просто так все это рассказываю. Все в нашем офисе это знают. Даже Ширли — пожалуй, она знает больше всех. Мы ходим на общественные мероприятия. Мы расспрашиваем друг друга о семьях. В наших кабинетах висят фотографии наших детей на коленях у Санты. Если бы Кайл сейчас вошел сюда, все за столиком мистера Муди — и да, я считаю, что он его отец, — тотчас бы его узнали.
— И что?
— И то, что мы проводим вместе кучу времени, но ты вообще ничего не знаешь о моей семье. Ты не приходишь на неформальные встречи. Ты не заглядываешь в кабинеты к коллегам и не спрашиваешь, как их дети в выходные сыграли в футбол. Ты не бываешь на офисных праздниках и даже не состоишь в спортивном клубе ФБР. Тот снимок с дочерью…
— Ей тогда было полтора года. Это еще в Пуэрто-Рико…
— Я знаю. Дело в том, Джо, что этот снимок стоит у тебя на столе среди папок с делами, где его почти никто не видит. Ты просто образец затворничества и неприступности.
Линда была с ней согласна.
— Ты пугаешь людей, — сказала она, выкладывая на стойку наши счета.
Тарелка Терри, как обычно, осталась чистой: она съела и два яйца, и тосты, и кашу, и сосиски. Я же так и не дожевал половину своего бублика с плавленым сыром.
На полпути к кассе, среди высоких стульев, Терри наклонилась ко мне, что со стороны, должно быть, казалось проявлением близости, и прошептала:
— Помнишь, я сказала, что тебе не обязательно постоянно быть козлом?
— Помню ли? — прошептал я в ответ. — Да как такое забыть?
— Пойми, работать на износ тоже не обязательно, — сказала она мне на ухо. — И не обязательно быть столь холодным и отстраненным.
Правда? Мне бы ее уверенность.
Глава 15Первое свидание
12 февраля 1990 года
Когда речь шла о шпионаже, во всем ФБР не найти было аналитика лучше Марка Ризера. Кроме того, он меньше всех знакомых мне сотрудников ФБР походил на агента.
Агенты выглядят довольно типично — подтянуты, широкоплечи и чересчур опрятны. Но не Марк. Он всегда казался расхристанным — мятая одежда, слишком большие рубашки, ослабленный галстук. Марк служил в армии, но военной выправки у него не было. Зато он умел то, чего терпеть не может большинство агентов (включая меня), — копаться в базах данных и часами изучать бесконечные списки.
Он находил закономерности в набираемых подозреваемыми телефонных номерах и благодаря своей потрясающей памяти узнавал адреса, которые уже использовались другими шпионами.
Несмотря на свою гениальность, Марк был отличным парнем, обожал хоккей и никогда не терял оптимизма. Я узнал все это в начале декабря, в тот день, когда встретил его в международном аэропорту Тампы. Не прошло и недели с момента его назначения на дело Рамси.
Сначала он забрал с багажной карусели обычный чемодан с одеждой и другими вещами. За чемоданом последовала огромная, набитая до отказа брезентовая сумка — размером чуть не с Марка, который был невысок.
— Что там? — спросил я.
— Коньки, защита и шайбы.
Не успел он рассказать больше, как из багажного отделения выкатилась третья вещь — полдюжины хоккейных клюшек, связанных изолентой.
По дороге на парковку я спросил:
— Зачем тебе вся эта фигня? Будешь играть в хоккей на песке на пляже?
— Я все разузнал. Неподалеку от съезда с шоссе I-4 на I-75 есть ледовая арена.
Правда? Это было недалеко от моего дома.
— К тому же, — продолжил Марк, ловко подхватывая все сумки, — в Тампе скоро будет своя команда.
— Чего?
— Будет называться «Молния», если ничего другого не придумают. Вот увидишь, Джо, хоккей здесь скоро станет популярнее кубинских сигар!
— Хоккей в Тампе? Ага, прямо. Скажи еще, что они Кубок Стэнли выиграют!
— О, маловерные… Как бы то ни было, я уже связался с местной любительской командой и меня пригласили играть.
— Правда?
— Ага, сегодня же.
— Сегодня? Ты ведь только прилетел.
— Знаю! Поэтому надо поторапливаться.
— А как же дело?
— Как думаешь, кто читает все отчеты, которые ты посылаешь? Агенты на них и не смотрят. Следит за делом одна Джейн. Я единственный во всей штаб-квартире изучал отчеты с самого первого дня. Я не так много знаю о Рамси, как ты, но в деле понимаю больше остальных. Тебе все равно придется работать со мной, а сегодня вечером я играю в хоккей.
Мораль: Марк был сам себе хозяин. За два с половиной месяца, которые он провел с нами в Тампе, он стал практически незаменимым. У него был опыт службы в армии — в основном в военной полиции, — и он помогал мне разбираться с тем, чего я сам об армии не знал. Более того, он знал все имена, всплывавшие в деле, все стороны, все даты и все ключевые факты. В Бюро обычно считают аналитиков вспомогательным персоналом, но для меня Марк стал ценнее любого агента. Я относился к нему с пиететом, и Корнер тоже высоко его ценил.