Грег улыбнулся при этих словах, но можете мне поверить, ни один из тех, к кому он обращался, не улыбнулся ему в ответ.
— Мальчишки и девчонки, это мы должны сажать преступников в тюрьму. С каких это пор мы отдаем свои дела, особенно когда речь идет о шпионах? Скажите, неужели мы решили отдать это дело немцам? Может, мы решили отдать его шведам, у которых тюрьмы как пятизвездочные отели?
Я не хочу становиться занозой в заднице, но вы только и пытаетесь сделать из говна конфетку — уж простите меня за грубость, миссис Муди и Джейн. А из говна конфетки не получаются, как ни трудись. Совершено преступление — и весьма серьезное. Будь мы в состоянии войны, я бы требовал вынесения смертного приговора.
Тут Грег посмотрел на представителей отдела национальной безопасности Министерства юстиции и чуть ли не зарычал:
— Что вы расскажете американской общественности? Как вы собрались в этой комнате и решили, что несчастное расследование должно идти своим чередом? Как вы не смогли отдать приказа об аресте, который следовало произвести много месяцев назад? Нет, мы в ответе перед американским народом, хотя все вы, шпионы и разведчики, совершенно забыли об этом.
Грег подошел к своему портфелю.
— Господа, — сказал он, понижая голос и прибегая к той технике, которую он довел до совершенства в суде, — я скоро вынужден вас покинуть. Но скажу вам одно. Мы отправим Рода под суд, как отправим и всех остальных, до кого еще сможем добраться по этому делу. Мы соберем большое жюри в Тампе, в старой доброй Центральной Флориде. Мы начнем рассылать повестки по всему миру, — он взглянул на нас с Ричем Лихтом, который должен был помочь с их подготовкой, — и зафиксируем показания, потому что пока, насколько нам с Джо Наварро известно, никто об этом не позаботился.
Многие присутствующие заерзали в своих креслах — в буквальном, а не в переносном смысле.
— Да, почему-то вы, ребята, забыли, что нужно фиксировать показания. Думаете, если кто-то что-то сказал, он все повторит и на суде? Кто вас учил процессу судопроизводства? Перри Мейсон?[36] Вы вообще когда-нибудь готовили дело к передаче в суд? Показаний, считайте, нет, пока мы не зафиксируем их, собрав федеральное большое жюри. У нас есть только свидетельства о том, кто и что сказал. Но в суде они ни черта не значат, если мы не вызовем свидетелей, не приведем их к присяге и не зафиксируем их показания для использования в суде.
Грег уже собирал вещи, но продолжал говорить. Никто уже не решался его перебивать. Молчали даже начальники из ВРО, ведь Грегу было мало равных — и никто из них уж точно не сидел в этом зале.
— Позвольте, я все окончательно проясню, — сказал он. — Ни я, ни федеральный прокурор в Центральной Флориде не собираемся слагать полномочия. Я прямо говорю вам: пора положить этому конец. Я лично растопчу любого, кто будет препятствовать осуществлению правосудия или создавать помехи в этом деле. Похоже, вы забыли, что американский народ доверяет нам отправлять правосудие и отправлять людей в тюрьму, как бы нам ни было тяжело при этом и какими бы несовершенными ни были наши дела. Мы стоим на службе у американского народа, и, честно говоря, у нас нет адекватного объяснения тому, что мы делали до сих пор.
К этому времени представители Министерства юстиции замерли, глядя прямо перед собой. Я видел, как пульсируют вены у них на лбу.
— Довольно, — завершил Грег. — Поднимайте задницы и принимайте решение. Мы соберем в Тампе большое жюри и предъявим обвинение. Даю вам слово. До свидания, леди и джентльмены.
С этими словами Грег улыбнулся Муди, Лихту и Ризеру, пожал мне руку и шепнул мне на ухо достаточно громко, чтобы его услышали сидящие вокруг:
— Больше не терпи дерьма от этого планктона. Созови другую встречу. Увидимся в аэропорту.
Грег уже подошел к двери, унося с собой весь свежий воздух, когда Джейн встала, догнала его, пожала ему руку и поблагодарила за то, что он приехал издалека. Обращенные к ней взгляды говорили, что Джейн Хейн только что предала все идеалы своего круга.
Грег чуть не опоздал на рейс. Когда мы пристегнули ремни и приготовились к взлету, он сказал, что после нашей встречи отправился в Министерство юстиции, чтобы переговорить с Бобом Мюллером, который имел влияние на генерального прокурора.
— Всему конец, — сказал он.
— Конец?
— Конец спорам. Конец задержкам. Всему этому дерьму. Насколько мне известно, генеральный прокурор позвонил в отдел национальной безопасности и велел им убраться у нас с дороги.
— Охренеть, — только и сказал я. Бесконечное дело наконец отправлялось в суд.
— Знаешь, что будет дальше? — спросил Грег.
— Конечно, ордер на арест, предъявление обвинений…
— Нет, Джоуи, — перебил меня Грег, вдруг заговоривший тоном актера массовки из «Крестного отца», — это совсем дальше. А я имею в виду просто дальше.
— Ладно, сдаюсь. Что будет дальше?
— Дальше, — объяснил Грег, — тебе нужно будет беречь свою шкуру. Ножи вонзают в спину в самый неожиданный момент.
Глава 23«Джо Наварро об этом знает?»
Когда вечером 5 июня мы приземлились в Тампе, я почти не мог глотать, возможно из-за шишки, которая вскочила у меня под подбородком. Она была такой болезненной, что я весь полет держал возле нее стакан со льдом, пока Грег Кехо крепко спал в соседнем кресле. Я совсем запыхался, пока пронес свой чемодан по терминалу и донес до машины на парковке.
На следующий день, 6 июня 1990 года, Государственный верховный суд в Кобленце приговорил Конрада к пожизненному заключению и дополнительным шести годам за решеткой. В Западной Германии ни разу не выносили более суровых приговоров по делам о шпионаже, поэтому для немцев этот суд действительно стал шпионским процессом века. К полудню многоканальный телефон отделения в Тампе уже разрывался от звонков. Газеты и другие СМИ со всего мира звонили нам с вопросами о Роде Рамси. Получил ли он неприкосновенность за свои показания? Когда состоится суд по его делу? Где он содержится в настоящий момент? Я хотел прокричать всем в ответ: «Какая неприкосновенность? Какие показания? Какой суд?» Но разве это имело смысл?
Вместо этого я спустился на два этажа в кабинет Грега и застал его за оживленной беседой по телефону.
— Мы должны спустить курок прямо сейчас, — сказал я, прислоняясь к дверному косяку.
— Уже скоро, — ответил он, прикрывая трубку. — Козлы из ОНБ тянут время.
— Скоро, — заметил я, — это слишком поздно.
С этими словами я поднялся к себе, и мне показалось, что я покорил Эверест.
Далее я позвонил Игорю. Он не мог сдвинуть дело в ОНБ с мертвой точки, но хотя бы был в курсе событий.
— Отповедь Кехо сравнима с землетрясением на Пенсильвания-авеню, — сказал он. — Он до жути напугал весь офис, а через несколько часов еще и генеральный прокурор обрушился на них со шквалом критики. Что-то вот-вот произойдет. К тебе уже летит бумага. Но я этого не говорил.
И правда, через три часа мы получили «бумагу» Игоря с сопроводительным письмом из штаб-квартиры ФБР: «Генеральный прокурор санкционировал арест Родерика Джеймса Рамси до конца рабочего дня 7 июня. Немедленно скоординируйте действия с первым помощником федерального прокурора Грегори Кехо, офис федерального прокурора США по Центральной Флориде».
Я первым делом связался с Родом, который снова звонил, беспокоясь о своем будущем. Мне приходилось заверять его, что все в порядке, но он хотел, чтобы я сказал прямо, что ему не стоит ни о чем переживать.
— Может, приедешь завтра? — предложил он. — Я бы подхватил тебя возле отеля. Мы могли бы покататься и поговорить, а может, взять еду навынос и поесть в машине, как раньше.
— У меня не получится, Род, — ответил я, — но знаешь что? Приезжай-ка завтра сам, и я тебя успокою. Я заплачу за бензин. У меня для тебя большой сюрприз.
— Какой? — спросил он, явно обеспокоенный таким поворотом событий.
— Муди!
— Терри?
— Ага, она вернулась из декрета. Не сомневаюсь, она будет рада с тобой повидаться. К полудню успеешь?
Двуличность? Еще какая. Хуже того, я использовал Терри в качестве приманки. Эта ложь глодала меня изнутри — сказывалось мое католическое воспитание. Но Род охотно согласился приехать. Он не мог дождаться свидания с агентом Муди, которое для него всегда было в радость.
Потом я снова позвонил Игорю.
— Получил? — спросил он.
— Да. И…
— И что?
— Игорь, сейчас четыре часа, а мы должны арестовать Рамси до конца рабочего дня завтра. Когда мы получим обвинительное заключение?
— Какое обвинительное заключение?
— Погоди-ка. Этим ведь твое отделение занимается!
— Не в этот раз. Здесь вы сами по себе.
— Какого хрена?
— Джо, — сказал он, прежде чем повесить трубку, — это скинули на вас, ребята.
Вместо того чтобы выкрикивать ругательства в молчащую телефонную трубку, я со всех ног рванул к Грегу и сказал ему, что ОНБ нас кинуло и нам придется составить обвинительное заключение самим. Затем я молча сидел, ожидая, пока он обругает всех сотрудников отдела национальной безопасности по отцу и по матери. Через несколько минут он наконец успокоился и велел секретарю принести два больших блокнота. Мы вместе отправились в переговорную комнату, где начали набрасывать черновик документа, который должен был официально обвинить Рода в нарушении федерального закона, тем самым давая основание для его ареста. Этот документ также позволял нам провести обыск целого ряда мест, включая машину Рода, машину и дом его матери. Мы должны были искать свидетельства шпионской деятельности.
— Когда приедет Род? — спросил Грег, когда прошло около часа.
— Завтра, — ответил я, — около полудня.
— Знаешь, Джо, — добавил он полтора часа спустя, когда мы вносили последние штрихи в первый черновик документа, — тебе бы не мешало все спланировать.