— Да ладно, Грег, ты думаешь? — ответил я. — А я-то и не догадался.
Но Грег прекрасно понимал, что я работал над планом не менее усердно, чем мы с ним — над обвинительным заключением. Каждые двадцать минут я выходил из переговорной, чтобы воспользоваться его рабочим телефоном. Прежде всего требовалось установить наблюдение за трейлерным парком Рода и за его перемещениями до утреннего визита, снять номер в гостинице (это была задача Муди) и организовать на территории гостиницы командный пункт. Затем продумать механизм ареста — где нам произвести его, чтобы все прошло гладко? когда? — и решить проблему с другими правоохранительными органами, которые могли помешать нам, если бы мы не предупредили их заранее. К примеру, нужно было связаться со Службой федеральных маршалов США. Мы не могли оставить их в неведении относительно столь важного ареста, как не могли отмахнуться и от местной полиции. Федеральные маршалы — настоящие ковбои. Стоит их разозлить, и расплата неизбежна. Если бы полицейский патруль наткнулся на группу одетых в штатское федеральных агентов с оружием наготове, пули вполне могли бы полететь не в том направлении. Кроме того, нам нужно было спланировать более 160 предварительных допросов по всему миру, чтобы их провели в течение восьми часов после ареста Рода. Слава богу, Рич Лихт и Сьюзен Лэнгфорд справились с этим сложным проектом.
Не было ни одного отделения ФБР, которое не задевали бы грядущие события. Их влияние ощущали и многие наши атташе в Швеции, Германии, Австрии и Японии и даже в Италии и Великобритании.
Время уже близилось к полуночи, а я вытаскивал из постели новых агентов, чтобы подготовить все к аресту. Когда Грег наконец передал наше обвинительное заключение по факсу дежурному юристу ОНБ, уже перевалило за полночь. В начале второго дежурный юрист прислал ответный факс с кучей мелочных поправок, которые мог сделать только государственный обвинитель.
— Что ж он сам не написал эту чертову штуку? — спросил я у Грега.
— Это требует сил, — ответил Грег, быстро сверяя абзацы. — Это робкие души, которым не знакомы ни победа, ни поражение.
— Откуда это?
— Тедди Рузвельт. Речь в Сорбонне. 1910 год.
— Я бы решил, что они не помогают, потому что никто не погладит их за это по головке.
— И это тоже, — согласился Грег, снова погружаясь в черновик.
Долгие месяцы, целые годы работы теперь свелись к составлению юридического документа, чтобы запустить процесс судопроизводства. Этот важнейший документ должен был выдержать проверку временем и экспертизу суда. И не было в целом мире другого человека, которого я бы хотел увидеть в тот момент на месте Грега. Полчаса спустя он наконец поднял голову:
— Кстати, ты подготовил что-нибудь для СНБ, чтобы они могли составить резюме для президента?
— Боже, Грег, пусть об этом штаб-квартира позаботится.
— Ты ведь не хочешь, чтобы президент спросил об аресте шпиона в Тампе и услышал в ответ: «Мы должны уточнить информацию». Поверь мне, Белый дом захочет узнать обо всем — желательно вчера, — а Совет национальной безопасности придет в бешенство, если не будет предупрежден. Я уже сталкивался с этим в деле Норьеги. Забудешь о них — и мало не покажется. И Госдепу тоже доложи.
— Государственному департаменту?
— Да, Госдепу. Ты ведь понимаешь, Германия, НАТО, ракеты и все тому подобное. Наши иностранные друзья не откажутся получить предупреждение о завтрашних планах.
— Об этом я уже позаботился. Этим занимается Джейн, с которой ты успел подружиться на той встрече. Она отправит сообщение, как только будет подписано обвинительное заключение.
— Кстати, об обвинительном заключении, — продолжил Грег, размахивая черновиком над головой. — Завтра ты должен будешь предстать перед судьей Элизабет Дженкинс и подтвердить все это под присягой. Пожалуй, хорошо, что твой парень приедет только в обед.
Я отправился домой в 4.30 утра, запоздало поцеловал спящую Стефани на ночь — или мне уже следовало желать ей доброго утра? Полчаса я стоял под горячим, едва не обжигающим душем, потом побрился, надел удобную одежду (увидев меня в строгой рубашке с галстуком, Род испугался бы до ужаса) и вожделенно взглянул на свою постель, гадая, когда мне выпадет возможность поспать в ней. На кухне я несколько минут смотрел в холодильник, думая, что бы съесть, и понимая, что еда все равно не задержится в желудке.
Когда я заглянул к Лусиане, она лежала на боку, лицом к двери, и ровно дышала.
— Уже скоро, — прошептал я в темноте. — Все почти кончено. Мы снова станем нормальными людьми.
Мне показалось, что она открыла глаза, но в темноте я был не уверен.
К шести утра я вернулся в офис. Мне нужно было еще раз свериться с делом Рода и отослать несколько сообщений, которые я не смог отправить накануне, когда у меня уже двоилось в глазах от усталости. К восьми утра я отправил последние депеши нашим атташе по правовым вопросам во всех крупных европейских городах. Им предстояло ввести в курс дела наших коллег из правоохранительных органов и контрразведки, а также разобраться с запросами местной прессы. Я также оставил сообщение Джейн, которая, вероятно, еще не вернулась с утренней пробежки, и заверил ее, что она получит копию обвинительного заключения, как только оно будет подписано. Когда это случилось, ФБР потеряло полномочия в деле. Теперь бал правило Министерство юстиции — инициатива перешла в руки Грега.
Часть следующего часа я посвятил оценке своего физического состояния. Результаты оставляли желать лучшего. Сердце громко колотилось в груди, мне было трудно дышать, голова порой кружилась, а щеки изнутри саднило. Когда я попробовал поправить положение йогуртом, от холода мне стало слишком больно, чтобы съесть еще хоть ложку.
Незадолго до девяти утра мне поступил анонимный звонок из Вашингтона. Звонивший поблагодарил меня за неопределенное предупреждение о неупомянутом субъекте, а затем скороговоркой рассказал, как прошла утренняя встреча с президентом Бушем:
— Когда президент услышал о ПУЯБах и «вафлях», он выглядел так, словно увидел призрака в Овальном кабинете.
Ничего себе. Похоже, сотрудники АНБ не докладывали ему о ходе расследования. Ой.
— «Что мы скажем немцам?» — спросил он Скоукрофта. «Как можно меньше», — ответил тот.
Щелк.
Бедные немцы. «Как можно меньше» я уже сказал на суде Конрада, так что судьи даже усомнились, что кому-то под силу украсть ключи к ядерной крепости. Поймут ли в Бонне, как мало мы им сообщили? Как бы то ни было, приятно было иметь в штаб-квартире друзей, даже если им приходилось скрывать свою личность.
Я как раз наладил контакт с нашим агентом наблюдения в трейлерном парке, когда Терри Муди заглянула ко мне в кабинет, пожелала мне доброго утра и сказала: «Джо, тебе стоит это увидеть». Она подвела меня к окну на южной стороне здания, откуда было видно здание Окружного суда Центральной Флориды. Стоял душный июнь, но был прекрасный, солнечный день, один из тех дней, которые изображают на рекламных проспектах побережья Солнечного штата.
— Хороший день, — сказал я Терри, мечтая прыгнуть в байдарку и понимая, что у меня не хватит сил даже на пару минут гребли. — Спасибо.
И тут я проследил за ее взглядом и увидел на улице целых три фургона теленовостей, припаркованных возле здания суда. На их боках красовалось название канала — «Эй-би-си».
— Это не местные журналисты, — сказала Муди. — Я изучила их по дороге в офис. Все номера из Вашингтона.
— Это Бэмфорд, — заключил я. — Черт!
Получилось так резко, что Терри удивленно посмотрела на меня:
— Джо, ты держишься?
«Нет, — хотелось мне сказать, — совсем нет». Но я уже не удивлялся, что кто-то из штаб-квартиры решил слить «Эй-би-си» эту информацию и пригласить журналистов на последний акт истории Рамси. Я гадал, так ли сильно эта торговля информацией отличается от самого шпионажа, когда рация у меня в руке затрещала и я услышал голос:
— Ирис-9 вызывает Гангу Дина. Ирис-9 вызывает Гангу Дина.
Эти слова разбудили бы и мертвого.
— Прием, — ответил я.
— Слежу за подозреваемым, он движется.
— Черт! Муди, нам нужно спешить! — сказал я и бросился к лестнице.
Муди поспешила за мной.
Мы планировали встретиться в полдень. Но теперь, даже если бы Род сбился с дороги и проехал нужный поворот, он приехал бы к нам не позже одиннадцати утра.
— Беги! — крикнул я Муди, показывая в направлении расположенного в центре города отеля «Хайатт», который она выбрала для последнего свидания с Родом.
Я же ворвался в кабинет Грега. Готовое обвинительное заключение, одобренное ОНБ, как раз прислали ему по факсу.
— Нет времени объяснять, — бросил я секретарю, хватая еще теплую пачку бумаг и бросаясь на улицу.
«Время еще есть, — твердил я себе. — Время есть. У нас есть время». И время у нас действительно было, хотя все висело на волоске.
— Вам сюда нельзя, — сказал мне охранник на входе в здание суда.
— Еще как можно, — ответил я. — Вы меня знаете. Я из ФБР.
Я показал свой жетон, чтобы он успокоился.
— У вас с собой пистолет, — объяснил он. — С оружием нельзя, понимаете? Такие правила.
— Но у меня срочное дело.
Несмотря на прекрасный вид, который открылся мне из окна несколько минут назад, день был очень душным. Обвинительное заключение у меня в руках обвисло от жары и влажности.
— Нельзя. Вы что, не понимаете? — спросил охранник.
— Слушайте, счет идет на минуты. Можно я вам оставлю пистолет?
— Не положено.
Вообще-то я это понимал. Старший судья запретил агентам ФБР входить в здание суда с оружием. Это было весьма дальновидно. У охранника были связаны руки. И все же, если происходит нападение на федерального судью, ФБР обязано проводить расследование — и в таком случае войти в здание можно с оружием. В этих правилах без бутылки было не разобраться, а объяснять их у меня не было времени.
— Можно мне куда-нибудь определить служебный пистолет? — спросил я с мольбой в голосе.