— По словам Юэйса, — начал я, — Вашингтон много лет помогал с этим делом, но теперь предъявить им нечего. К тому же дело уже передано немцам.
— Что значит — нечего?
— Ты видел утреннее извещение. Если Вашингтону что-то известно, с нами они делиться не собираются. Но Рамси как-то связан с тем парнем, которого арестовали в Германии, и я хочу это доказать.
— Откуда ты знаешь?
— Каждый раз, когда всплывало имя Клайда Ли Конрада, у него дрожала сигарета.
— Конрада?
— Этот тот парень, которого немцы арестовали с помощью военных. Рамси работал под его началом.
— И ты хочешь начать расследование просто потому, что Рамси работал под началом Конрада и у него дрожала сигарета?
— Верно. Ты все правильно понял. Поздравляю. — Я поднялся, готовый приступить к оформлению необходимых бумаг, но Джей еще колебался.
— Ты и правда чокнутый? Я уже представляю это слушание. «Да, мадам сенатор, я санкционировал расследование в отношении этого американского гражданина на основании совместной работы и нервного тика при курении». Господи, Наварро, подумай головой!
Я улыбнулся, представив, как Корнер потеет на допросе.
— Может, я и чокнутый, — сказал я. — Ты и раньше так считал. Но я действительно хочу начать это расследование, Джей. — Я специально назвал его «Джей». Я прибегал к его имени в тех случаях, когда хотел донести важную мысль. — Пока мы беседовали, Рамси был весь на нервах, хотя мы сказали, что он нас не интересует. У него достаточно антисоциальных черт и бытовых проблем, из-за которых я хочу изучить его внимательнее.
— Отлично, в таком случае, прежде чем отправиться в тюрьму, я успею добавить в свои показания Сенату еще одну фразу: «Сенатор, у него были бытовые проблемы». Наварро, бытовые проблемы возникают у половины земного шара. Ты тоже не исключение.
Тут мы оба замолчали.
— Слушай, — сказал он после долгой паузы, — извини. Я погорячился. Нанес удар ниже пояса.
Корнер был стройным блондином, метр девяносто ростом и носил густые усы, какие в начале семидесятых любили питчеры[9] «Окленд Атлетикс». В нашем отделении, да и во всем Бюро прекрасно знали, что ему палец в рот не клади. Но у него было золотое сердце, и сейчас я лишний раз в этом убедился.
Моя жена Лусиана родилась и выросла в Бразилии. Она до сих пор не привыкла к жизни в Америке. За последние семь лет мы переезжали три раза, что тоже не помогало наладить социальные связи. Джей знал, что у меня дома есть и другие проблемы.
В беседах с ним я редко отклонялся от рабочих тем, но Джей был моим начальником и имел право задавать вопросы. Он знал, что у Лусианы неважно со здоровьем, что, по ее мнению, я редко бываю дома, а когда прихожу, не уделяю достаточно внимания ей и нашей дочери Стефани. Спросите любого агента: это характерно для всех, кто не работает от звонка до звонка.
— Не стоит извиняться, — сказал я. — Лусиана права. Я с этим разберусь. Но, Джей, я бы не поднял этот вопрос, если бы не был уверен, что здесь дело серьезное. Я проверил Рамси. Я трижды упоминал о Клайде Ли Конраде, и трижды его сигарета дрожала, как игла полиграфа.
— Да брось! — Джей откинулся на спинку кресла и воздел глаза к небесам, словно надеясь получить там совет.
— Я не шучу. Разреши мне вернуться и еще пару раз поговорить с ним. Посмотрим, что он скажет. Что, если он действительно был в этом замешан? Что, если он…
— Слишком много «что, если», — отрезал Корнер. — Рекомендации генпрокурора предельно конкретны. Что говорит Юэйс?
— Почти ничего. Рамси провалил анализ мочи — и все. Кроме работы под началом Конрада, у них ничего на него нет.
— Господи боже, Наварро! — Похоже, Джей устал ждать небесного совета и раздраженно закатил глаза.
— Есть еще кое-что. Когда Рамси собирался уходить, я спросил, давал ли ему что-нибудь Конрад. Он сказал да, вытащил бумажник и вынул оттуда вот эту штуку. — Я показал Джею содержимое гостиничного конверта, но не позволил к нему прикоснуться.
— Что это?
— Пока не знаю. Рамси сказал, что это номер телефона.
— И он носит его в кошельке?
— Да, но дело не в этом. В номере не хватает цифр.
— Ты ведь знаешь, нет ничего криминального в том, чтобы носить с собой чей-то номер, даже если он неполный.
— Джей, послушай. С Рамси что-то нечисто. Я знаю. Я хочу изучить этот номер, проверить отпечатки пальцев, сравнить почерк, хочу изучить бумагу и понять, откуда она, и хочу узнать, связывался ли Рамси с Конрадом и как. Если он замешан, я добьюсь признания за десять бесед. Гарантирую.
— Десять?
— Ладно, за пять. — Обещать такое было опрометчиво, но у меня заканчивалось время. Точнее, его уже совсем не было.
— Вон, — сказал Джей. — Вон из моего кабинета. У меня полно дел. К счастью, в этом отделении еще остались вменяемые агенты.
Джей принялся перекладывать бумаги на столе, разрушая аккуратные стопки, которые я сложил пятнадцать минут назад, лишь бы не смотреть мне в глаза.
— Дай мне подумать, — наконец сказал он, но не успел я закрыть дверь, как он уже набирал номер штаб-квартиры ФБР.
Когда Джей наконец выглянул из кабинета, большая стрелка указывала на девять, а маленькая приближалась к шести.
По моим подсчетам, за четыре прошедших часа он принял четыре звонка и сделал пять. Я слышал, как он уговаривал собеседников, умолял их, иногда даже срывался на крик.
Джей подошел к моему столу.
— Оформляй бумаги, — сказал он. — Открывай дело, но не пиши ничего о языке тела и дрожащих сигаретах. Допроси его завтра же. У тебя девяносто дней. После этого я сверну расследование.
— Спасибо, Корнер, — ответил я, но Джей уже направился к двери, покачивая головой, как лось, который только что сбросил рога.
На следующее утро, в четверг, 24 августа 1988 года, я приехал в офис в шесть утра. Меня, как всегда, встретили заканчивающий свою смену ночной агент и специалист по коммуникациям, который протянул мне мой конверт, выходя из хранилища. В 6.02 я уже знал, что с делом возникнут трудности. Нет, это неправильное слово; я знал, что с делом будут проблемы, и возможно, очень серьезные.
Прежде чем покинуть офис накануне, я отправил ночной почтой все документы, необходимые для начала полномасштабного расследования. Кроме того, я послал клочок бумаги Рамси в лабораторию ФБР, в подразделение, которое занимается шпионской экипировкой. Мои инструкции были просты и незатейливы: изучить бумагу и чернила и их происхождение и сфотографировать цифры, чтобы сравнить их с имеющимися образцами почерка. Я также хотел, чтобы бумагу проверили на наличие отпечатков пальцев и следы наркотиков. Как настоящий следователь, я предусмотрел все до мелочей. Но я никак не мог ожидать, что Вашингтонское региональное отделение ФБР (ВРО) будет мешать нам работать. Однако именно так они поступили.
Я снова и снова изучал извещение под грифом «Секретно/ORCON» [то есть «распространение контролируется отправителем»], надеясь, что я чего-то не понимаю, или при наборе случайно выпало слово, или в текст вкралась опечатка. В конце концов, я прочитал извещение задом наперед — кстати, это отличный способ находить опечатки, — но смысл остался неизменным. Нас официально информировали, что совместное расследование ФБР и военной разведки INSCOM под кодовым названием «Игрок в канасту[10]» имеет приоритет над всеми сопутствующими расследованиями, а следовательно, все связанное с ним должно согласовываться с ВРО. Кроме того, наши расследования не должны были препятствовать работе ВРО.
«Ого, — подумал я, — вчера я был им нужен, а сегодня уже не очень». Точнее, совсем не нужен. Запрет на «препятствование» весьма обширен; столь обширен, что единственный безопасный курс — уйти с дороги и делать, как они велят. Но с чего мне так поступать? У нас было полное право начать расследование, если мы могли обосновать его необходимость, а я сделал это в соответствии с рекомендациями генерального прокурора. К тому же Конрад уже находился под стражей в Германии — чем я мог им помешать, пытаясь разузнать больше правды?
Чтобы успокоиться, я инстинктивно потянулся к верхнему ящику стола, но нашел там лишь пустую упаковку «Тамса». Корнер еще не пришел, но огромная банка «Ролейдса»[11] никогда не покидала его стола, а ящики он держал незапертыми. Я нашел ее на обычном месте, между таким же большим пузырьком «Адвила» и набором для чистки обуви. Корнер принадлежал к старой школе. Во времена Дж. Эдгара все держали набор для чистки обуви под рукой — и храни Бог того агента, у которого не блестели туфли.
Возможно, позже мне стоило заглянуть и за «Адвилом», но пока я взял три таблетки «Ролейдса» и вернулся за свой стол, чтобы еще раз перечитать вашингтонскую фиг-вам-грамму. Накануне я лег спать, предвкушая чудесный день. Помимо прочего, я с нетерпением ждал возможности поработать вместе со следователем Линн Тремэйн, которую ждало прекрасное будущее. Именно она должна была поехать на первый допрос вместе с Юэйсом, но ее не оказалось в городе.
Честно говоря, я сомневался, что Линн обратила бы внимание на те зацепки, которые заметил я. Она была молода — кажется, не старше двадцати шести — и неопытна в шпионских делах. Но мы работали вместе над делом на мысе Канаверал, и я открыл в ней огромное рвение, бесшабашное чувство юмора и поразительную трудовую дисциплину. Я также заметил, что она была на короткой ноге с молодыми ребятами из офиса — бегала с ними, играла в дворовый футбол, пила пиво после работы. Хотя я мало что успел узнать о Рамси, мне казалось, что Линн сможет заставить его увидеть в ней младшую сестренку, с которой всегда весело.
Что до меня самого, я рассматривал это дело как возможность скрасить рабочие будни и в то же время поучить подрастающее поколение. Но теперь складывалось ощущение, что нам придется всю дорогу бороться с ВРО и, скорее всего, со стоящей за ним штаб-квартирой. Неудивительно, что через полчаса, когда дверь открылась и вошли Линн и Джей, у меня из ушей уже валил пар.