С этих философско-исторических позиций Кавелин подходит к решению вопроса об отношении России к Европе и о ее месте в мировом историческом процессе. На решение его оказала влияние атмосфера шеллингиан- ско-гегелевского исторического романтизма, согласно которому каждый исторический народ развивается в соответствии со своими исходными «началами». Это сближает Кавелина со славянофилами, но его либерализм, апелляция к роли личности их принципиально разделяет. Русский народ представляет собой совершенно «небывалую социальную формацию», поэтому развитие Европы и России до недавнего времени шло различными путями. В «Кратком взгляде на русскую историю» он следующим образом обобщает эту антитезу: «Наше движение историческое - совершенно обратное с европейским. Последнее началось с блистательного развития индивидуального начала, которое более и более вставлялось, вдвигалось в условия государственного быта; у нас история началась с совершенного отсутствия личного начала, которое мало-помалу пробудилось и под влиянием европейской цивилизации начало развиваться. Конечно, должно наступить рано или поздно время, - подчеркивает он, - когда оба развития пересекутся в одной точке и тем выровняются». [197]
При таком подходе естественно возникает вопрос, что же нас объединяет? В ответе на него Кавелин в разных вариантах отстаивает один и тот же тезис: решение проблемы личности, хотя и с разных сторон. «Там надо было выдвинуть вперед те общие основания, на которых зиждется общественный строй и которые беспрестанно оттеснялись чрезмерно выдающимися притязаниями отдельных личностей и созданных ими добровольных товариществ и союзов. У нас, наоборот, главные направления внутренней истории выражают потребность вызвать к деятельности и жизни личность, ввести ее тоже в общую экономию развития». [198] Решение этой задачи Кавелин связывает с реформаторской деятельностью Петра Великого.
В полемике со славянофилами, которые обрели второе дыхание в начале царствования Александра III, Кавелин отходит и от «чистых западников», ориентированных только на Европу, склоняясь к более органическому пониманию истории. Отмечая различие исторических путей России и Европы и вместе с тем подчеркивая необходимость взаимодействия двух родственных культур, ученый приходит к выводу, что формы жизни у всякого живого и развивающегося народа складываются в определенные начала под воздействием всех условий и обстоятельств его существования. Этот общий закон, по мнению ученого, остается неизменным и в том случае, когда один народ перенимает формы жизни у другого: они определяют его жизнь лишь настолько, насколько им ассимилированы и усвоены, а усвоено и ассимилировано может быть только то, что отвечает существу и потребностям народа.
Исходя из этого, Кавелин утверждает, что влияние Запада могло лишь ускорить собственное развитие России по пути общечеловеческой цивилизации, обозначившееся задолго до петровских реформ.
Древняя русская жизнь исчерпала себя вполне. Она развила все начала, которые в ней скрывались. Последним ее усилием было образование зачатков государственности и личностного начала. Петр придал начинаниям своих предшественников тотальный характер и облек их в европейские формы, более адекватные общечеловеческому цивилизационному процессу, нежели отечественные, сложившиеся в условиях государства вотчинного типа. Естественно, что при этом не все нововведения оказались совместимыми с российскими формами быта. Дальнейшее развитие истории внесло свои поправки как в сторону реакции, так и в сторону продвижения по четко обозначенному Петром пути развития России в русле общечеловеческой цивилизации. В этом свете эпоха Великих реформ, согласно Кавелину, есть закономерное развитие самой России и продолжение дела Петра.
К.Д.Кавелин был не только поборником либерализма, но и непосредственным участником проведения либеральных реформ. Ему принадлежит заслуга создания одной из первых моделей крестьянской реформы - записка 1855 г. «Об освобождении крестьян», ходившая по рукам читающей публики, позже опубликованная Герценом в 3 выпуске «Голосов из России» и в извлечениях Н.Г.Чернышевским в «Современнике». Его научная, публицистическая и общественная деятельности пересекались с творчеством другого представителя русского классического либерализма - Б.Н.Чичерина, который, в отличие от своего старшего коллеги, тяготел к строго теоретической деятельности в обосновании либерализма как универсальной закономерности развития человечества.
Классическое выражение концепция русского либерализма получила в трудах Б.Н.Чичерина в такой мере, что мы вправе говорить о модели русского либерализма Чичерина. [199] Точную оценку в этом отношении дает ему В.В.Зеньковский: «Чичерин явил в русской историософии и политической доктрине чистейший и редкий у нас тип защитника свободы личности quand meme». [200]
Концепция либерализма Чичерина сложилась в условиях острого социального, экономического и политического кризиса абсолютизма, выражением которого стало позорное для России поражение в Крымской войне. Оно оказало большое влияние на либерализацию общественного мнения, послужив своеобразным катализатором проведения реформ. Большую роль в формировании либеральных настроений в обществе сыграли лекции, научные труды и публицистическая деятельность Чичерина. Но главной его заслугой является создание фундированной теории классического либерализма с учетом исторического развития России.
Философское мировоззрение Чичерина формировалось в период второй волны влияния гегелевской философии. Дань этому влиянию отдал и Чичерин. Позже, пережив юношеское увлечение, он все же настаивает на том, что «кто не прошел через этот искус, кто не усвоил себе вполне логики Гегеля, тот никогда не будет философом и даже не в состоянии вполне обнять и постигнуть философские вопросы». [201] Самому Чичерину овладение гегелевской философией привило приверженность к рационализму и завершенности формы, но его философская интуиция, творческий поиск и социально-нравственный пафос имели вполне самостоятельный и оригинальный характер. Не случайно В.В.Зеньковский, отмечая связь Чичерина с гегелевской философией, подчеркивает, что он «в ряде самых ответственных и существенных пунктов настолько отходит от Гегеля, настолько следует в этих пунктах совсем иным интуициям, чем это было у Гегеля, что, на наш взгляд, надо изучать Чичерина не в том, в чем он следует Гегелю, а в том, в чем он отклоняется от него». [202]
Действительно, следуя в общем метафизике и философии права Гегеля, Чичерин не соглашается с немецким мыслителем в главном - в тезисе о растворении личности в Абсолюте. Только признание абсолютной ценности самой личности, считает Чичерин, позволяет обосновать абсолютное значение нравственных начал человека и делает его не только свободным, но и нравственно ответственным за содеянное. «Философия и история раскрывают нам неотъемлемо присущее человеку стремление к свободе. И оно вытекает из глубины Духа, составляя лучшее его достояние и высшее достоинство человеческой природы. Как носитель абсолютного человек сам себе начало, сам абсолютный источник своих действий. Этим он возвышается над остальным творением и только в силу этого свойства он должен быть признан свободным лицом, имеющим права, только поэтому с ним непозволительно обращаться как с простым орудием». [203] Источник свободы не в Абсолюте, ибо свобода предполагает и возможность уклониться от его законов. Смысл человеческой свободы в возможности человека «возвышаться к сознанию безусловной своей сущности и тем самым к своей независимости от чего бы то ни было, кроме самого себя». [204] Личность, согласно Чичерину, имеет метафизическое основание. Она синтезирует в себе настоящее, прошедшее и будущее. В трактовке этого
вопроса Чичерин расходился с Вл. Соловьевым, который исключал свободу воли из нравственной философии, ориентированной лишь на «разумную свободу». [205]
Естественной предпосылкой и абсолютным условием развития человеческой цивилизации, согласно Чичерину, является свобода личности, гарантированная правом. В праве Чичерин различает два момента: субъективный и объективный. Субъективное право есть нравственная возможность, или сознание законности свободы что-либо делать или не делать. Объективное право - есть самый закон, определяющий эту свободу. Соединение этих двух сторон и дает общее определение права: «Право есть свобода, определяемая законом. Где нет свободы, там нет и права. Лицо, которому закон не предоставляет внешней свободы, находится в совершенной зависимости от чужого произвола и потому (себе) самому представляется совершенно бесправным. Таково положение раба». [206] Закон применим к человеку в том смысле, что он может исполнять его, но может и нарушить, зная, однако, что понесет за это заслуженное наказание. На признании свободы основаны понятия вины и ответственности. Точно так же и нравственный закон обращается к человеку как свободному существу, добровольно исполняющему свой нравственный долг. И только на этом основано его нравственное и человеческое достоинство. Таким образом, свобода имеет двойственный характер: с одной стороны, человек свободен по отношению к обстоятельствам и самому закону, но с другой - он сам ставит пределы своему поведению и тем самым берет ответственность за свои поступки и все происходящее в мире.