Однако его беда, а вместе с ним и всей России, состояла в том, что при всем своем искреннем желании послужить Отечеству и оставить след в Истории, он был не подготовлен к решению столь важной государственной задачи. Не имея даже личного опыта хозяйственной деятельности (он не имел поместий) Ростовцев пребывал некоторое время в растерянности, но в отличие от своих коллег оказался способным к обучению. При комиссиях по поручению Ростовцева была собрана обширная библиотека по вопросу на русском и иностранных языках. Однажды на заседании комиссии он сообщил, что из III Отделения будет присылаться экземпляр «Колокола» и обратился к присутствующим: «Я буду вас просить, чтобы вы и из «Колокола» заимствовали и приняли в соображение все, что только может быть полезно и применимо к исправлению наших трудов и усовершенствования проекта положений». В ответ на недоуменный вопрос одного из членов комиссии «Как, неужели заимствовать у Герцена?», он отпарировал: «Что нам за дело до личностей! Кто бы ни сказал полезное, мы должны воспользоваться». [238] Ростовцеву не пришлось завершить начатое дело. Он умер за год до провозглашения реформы. Последние его слова, сказанные Александру, были: «Государь! Не бойтесь».
Значение возглавляемых Ростовцевым Редакционных комиссий состояло в том, что это была новая форма общения правительства с общественностью. Основная полемика Редакционных комиссий с крепостниками в центре и с мест развернулась по вопросу об освобождении крестьян с землей или без земли. Последние настаивали на исключительном праве собственности на землю с прикрепленными к ней крестьянами в соответствии с Манифестом о вольности дворянской 1762 г. и Жалованной грамоты дворянству 1785 г. Они обвиняли «либералов» в том, что они нарушают исконные права дворянства. Как разъяснял Ростовцев, с точки зрения гражданского права вся реформа с начала до конца несправедлива, ибо она есть нарушение права частной собственности, но как необходимость государственная и на основании государственного права эта же реформа законна, священна и необходима. И с этим ни консерваторы, ни либералы, отстаивающие примат права перед политикой, не могли не считаться. Вместе с тем, согласно обычному праву крестьянин прикреплен к земле, т.е. земля находится в его пользовании и отнять у него землю - значит лишить его средств к существованию, нарушить естественные права человека. Отсюда и вытекала идея выкупа крестьянами земли при поддержке государства.
Мозговым центром Редакционных комиссий стал Николай Александрович Милютин, у которого не стеснялись учиться ни министр внутренних дел Ланской, ни председатель комиссий Ростовцев. Милютин был убежденным сторонником «реформ сверху». Поэтому его не увлекали «игры» конституционалистов, а претензии дворянских комитетов на особую роль в осуществлении реформ вызывали лишь раздражение, за что его ославили как ярого противника общественной самодеятельности. На самом деле он, как отмечает Кизеветтер, был решительно против отождествления общества с дворянством, против исключительного права дворянства говорить от имени общества. Вместе с тем он прекрасно понимал, что осуществление реформ предъявляет высокие требования как к власти, так и к населению, предполагая их сотрудничество. Эта его позиция явно обозначилась при первоначальной подготовке земской реформы. Не вина Милютина, что он был отстранен от участия в проведении земской реформы, и разработка ее была поручена консерваторам. Однако несомненен его вклад в разработку крестьянской реформы. Его заслуга в том, что она не стала хуже, чем могла бы быть. В потоке губернских проектов реформ, составленных, как правило, в сословно-охранительном духе, он умел отбирать и доводить до логического завершения наиболее ценные идеи и предложения.
Основная полемика развернулась и по вопросу материального обеспечения крестьян. Редакционная комиссия во главе с Ростовцевым исходила из стремления сохранить в основном существующую систему землепользования. Ее нарушение в ту или другую сторону могло вызвать жесточайший экономический кризис. Это означало сохранение в той или иной форме за крестьянами тех наделов, какими они пользовались при крепостном праве. Однако этому воспротивились помещики, особенно черноземных губерний, где земля была дорога, а труд земледельца дешев. Идя на компромисс, комиссия выработала нормы высших и низших наделов применительно к каждой местности. Наделы, превышающие эти пределы, могли быть урезаны. Напротив, наделы, не достигающие низшей нормы, должны быть расширены за счет помещичьей земли. Нормы, предложенные Редакционной комиссией, намного, почти вдвое превышали нормы, предлагаемые губернскими комитетами, что, как предполагалось, позволит сохранить стабильность в обществе.
К концу 1859 г. Редакционная комиссия закончила предварительную подготовку общих положений реформы. К этому времени в Петербург были приглашены депутаты от губернских комитетов для обсуждения местных условий, как было подчеркнуто властями, опасавшимися оппозиции дворянства. Среди множества деятелей на этой стезе, в основном защищавших сословные интересы, своим ясным последовательно либеральным подходом к решению проблемы выделялся предводитель тверского дворянства, возглавивший губернский комитет по подготовке реформы А.М.Унковский. Избранный предводителем дворянства Тверской губернии он в качестве должностного лица подключился к выработке предложений по крестьянскому вопросу, заняв последовательно либеральную позицию, сумел склонить к ней большинство гласных.
А.М.Унковский был первым, обратившим внимание на роковые противоречия основ рескрипта, которые во многом предопределяли дальнейшую судьбу крестьянской реформы. [239] Основное противоречие рескрипта он усмотрел в придуманном (по-видимому, крепостниками) понятии «усадебная оседлость». Обязательный для крестьянина выкуп усадьбы (дом+двор) привязывал его к месту, не обеспечивая землей, необходимой для существования. Тем самым крестьянин попадал в полную зависимость от землевладельца, который мог навязать ему либо новый вид барщины, либо аренду необходимой земли за произвольную цену, так как искусственно привязанный к усадьбе крестьянин не мог уйти на поиски лучшей доли. Мало того, власть помещика над крестьянином закреплялась переданной в его руки функции вотчинной полиции. Таким образом, если следовать букве и духу рескрипта, крестьянин, «освобожденный» от крепостной зависимости, которая все же включала и некоторые обязательства помещика по отношению к нему, оказался бы перед лицом полного произвола. «Объявить народ свободным, оставив его почти в той же неволе и не улучшая его быта, по нашему мнению, хуже, нежели оставить его в крепостной зависимости», - смело заключает он по поводу высочайшего царского рескрипта. [240]
Унковский не только раскрыл основные противоречия рескрипта, но и сумел найти выход из скрытой в нем «ловушки». Он считал недопустимым освобождение крестьян без земли и в соответствии с этим дал расширительное толкование «усадебной оседлости»: усадьба является центром надела, включающего пашню, выгон, покосы и т.п. Тем самым он вплотную подошел к идее хуторского хозяйства, реализовать которую позднее попытается П.АСтолыпин. Выкуп «усадьбы-надела» единовременный и обязательный для помещика при контроле и поддержке государства, согласно мнению Унковского, позволит полностью развязать узел крепостнических отношений, освободив крестьянина от крепостной зависимости передачей ему земли в полную собственность. В свою очередь денежная компенсация помещику за утрату части собственности на землю и привязанную к ней рабочую силу вчерашнего крепостного позволит ему перевести свое хозяйство на новые - капиталистические - начала.
В своей программе Унковский исходил из основополагающей идеи либерализма о свободе личности, основанием и материальным обеспечением которой является частная собственность. Это важно подчеркнуть, потому что в марксистской социальной доктрине либералам инкриминировалось своекорыстие в признании незыблемости помещичьей собственности и продиктованного этим выкупа крестьянского надела. Но, заметим здесь, во- первых, положение о вознаграждении помещика за отчуждаемую от него в пользу крестьянина надельную землю не оспаривалось в то время никем, в том числе и Герценом в его проекте освобождения крестьян, весьма близким по своему содержанию к проекту Унковского. [241] И во-вторых, принцип незыблемости помещичьей собственности соответствовал правовому статусу тогдашнего общества. Она была закреплена за помещиками Жалованной грамотой дворянству и признана обычным правом. С другой стороны, согласно обычному же праву крестьянин прикреплен к земле, т.е. земля находится в его пользовании и отнять у него землю - значит лишить его средств к существованию, нарушить естественные права человека. Отсюда и вытекала идея выкупа, обязательная для помещика. С либеральных позиций Унковский критиковал и предположения по административному устройству крестьян, так как оно сохраняло сословный принцип, ибо волости предполагалось создавать из одних крестьян.
Позднее, когда редакционные комиссии подготовили сводные проекты закона, Унковский еще раз выступил с их критическим анализом в «Соображениях по докладам Редакционных комиссий», напечатанных Герценом в последней 9-ой книжке «Голосов из России». Здесь он подчеркивал, что крестьянский вопрос как ключевой в серии преобразований гражданского общества невозможно решить, пока сохраняется современная система управления, основанная на крепостном праве и пронизанная снизу доверху произволом, «Система управления, или лучше сказать злоупотребления властью, - по словам Унковского, - так сильна и последовательна, что она покрывает собою всю Россию, не оставляя ни одного живого места для разумно свободной жизни. При этой системе нигде нет права и господствует один низкий, необузданный произвол, уважающий только деньги и общественное положение. При ней если и встречаются на службе благородные личности, то они ничего не могут сделать. При хорошем и дурном начальнике губернии идет за ничтожным изъятием один и тот же порядок /…/. Дело в самой системе управления, - заключает он, - а не в ее применениях».