– Конечно, смотрела.
– Ну, тогда ты знаешь, что если лечение начать немедленно, то никаких серьезных последствий не будет.
Чарли проводил глазами двух женщин, идущих мимо окна ресторана, у которого они сидели за своим столиком. Одна из них вела на поводке большую собаку, даже слишком большую для Лондона.
– А меня начали лечить практически сразу.
Тове тоже хотелось расспросить его о том, что он чувствовал, но она не решалась.
– И что же ты ешь? – спросила она вместо этого. – И как у тебя дела на работе?
– Хочешь знать, не бесит ли мое начальство то, что я все время отпрашиваюсь? Да ничего, терпят, куда им деваться? Представь, что бы началось, вздумай они устраивать мне из-за этого гадости.
Неожиданный случай во время карнавала привлек внимание прессы, сенсация продержалась дольше обычного. Това то и дело наталкивалась на статьи, авторы которых задавались вопросом: неужели устроители праздника совсем не подумали о безопасности? Политики ныли, но они ноют всегда, в том числе и после карнавала в Ноттинг-Хилле. Чарли написал Тове в эсэмэс, что отказался от интервью для «Лондон Ивнинг Стандард».
Она звонила Чарли каждый день и очень беспокоилась, если он не сразу брал трубку или вообще не отвечал. Иногда это могло продолжаться часами.
– Меня тут развезло немного, – сообщил он ей через неделю после их совместного обеда.
– Где ты сейчас? На работе?
– Успокойся. Ну, да, был на работе, потом пошел в лабораторию. Я хотел взглянуть… Я же слышу, ты беспокоишься… Сейчас я иду домой, все, что мне было нужно, я теперь знаю…
– Чарли, ты меня слышишь? – спросила она. – Связь очень плохая.
– Да нет, у меня все нормально. Я поговорил с другими. – Она знала, что он имеет в виду других зараженных. – Мы встретились после сессии и поболтали, все вместе. – Расписания их визитов в лабораторию совпадали лишь частично. Иногда Аллен и ее коллеги принимали их по двое – по трое сразу. – Знаешь, вспоминали, что с нами было. Это интересно. Но ничего больше. Каждый просто вспомнил что-то свое, и оказалось, что ощущения у всех были разные, представляешь?
– Нет, – ответила она. – Не представляю.
Он вежливо, но твердо отказался от обеда, которым она предложила его угостить, и обещал позвонить завтра. Когда на следующий день он не позвонил, она пошла к нему на работу, в административный отдел издательства отраслевых журналов.
– На прошлой неделе мы сказали ему, чтобы он посидел дома с недельку, – сказал ей его начальник. – Ему надо привести в порядок голову. Я ни в чем его не виню, просто говорю все, как есть.
– Но ведь вчера он был здесь, – сказала Това.
– Я его не видел.
Дома у Чарли тоже было пусто. Това отправляла ему эсэмэски и видела, что они уходят, но программа, которая сообщает о прочтении, на его телефоне была выключена.
Молодой доктор Дерек Янсен говорил в телефон шепотом, поэтому Това поняла, что его босс рядом.
– Вообще-то, мне не положено с вами разговаривать, – сказал он.
– Я знаю и очень благодарна вам за согласие. Я немного беспокоюсь за Чарли.
– Да, я так и понял. Я знаю, он слегка… Но это обычное дело, отношения врача и пациента, ничего особенного. Просто ему понадобится время, чтобы снова прийти в себя, вот и все. Медленно и постепенно. Не все люди реагируют на курс лечения одинаково быстро.
– Он, значит, реагирует медленно?
– Я этого не говорил. У каждого своя скорость.
– А вы выяснили, что там случилось? Ну, почему заражение пошло так быстро?
– Иногда такое бывает. Нельзя сказать, чтобы в образце было что-то действительно странное. Но мы еще смотрим. Стараемся работать быстрее. Чарли и другие пациенты очень терпеливы, для нас это неоценимая помощь, это позволяет нам проводить сравнительные анализы. Они не просто проявляют терпение, они сами вызвались приходить в лабораторию каждый день.
– Сами вызвались?
– Ну, конечно, работать-то приходится быстро: вещества, которые предохраняют ткани от разложения, могут повлиять на результаты тестов, поэтому мы не используем их на образцах. А значит, приходится держать их во льду. Но эти конкретные головы даже в холодильнике протухают на удивление быстро. Алло? Вы меня слушаете?
– Извините, – сказала Това. – Я просто задумалась.
На следующий день к вечеру она взяла такси и сама поехала в больницу. Закутавшись в теплое пальто и чувствуя себя полной дурой, она уселась в маленьком скверике и стала наблюдать за полуподвальным входом в лабораторию, который находился через дорогу. Това не боялась, что ее узнают: одежды на ней было столько, что она стала похожа на куль. Она ждала.
Сперва лабораторию начали покидать пациенты, за ними служащие. Небо темнело. В дверях появился какой-то коренастый мужчина, с ним женщина и Чарли – они вышли все вместе, группой, кивнули друг другу и поспешно разошлись. Еще минуту спустя вышел Дерек, он поднимался по лестнице, наматывая шарф. Вскоре за ним показалась и сама доктор Аллен, она шла, громко говоря с кем-то по телефону.
Не прошло и получаса, как коренастый вернулся. У входа он огляделся и, никого не увидев, начал спускаться по лестнице к двери. За ним подошел Чарли.
Он шагал быстро, подняв плечи.
Това подождала с минуту, потом медленно подкралась к лестнице, ведущей вниз, к лабораторной двери. Бесшумно спустилась. Носовым платком протерла запыленное окошко у входа. Бросила платок, приложила обе руки к стеклу и заглянула внутрь.
Внутри, в дальнем конце помещения, горела одна-единственная лампочка. Все было тихо. Свет лился из холодильного отсека: дверь туда была распахнута и подперта, чтобы не закрывалась. Това слегка подвинулась, чтобы лучше видеть, и тут же у нее вырвалось:
– О, господи боже мой, Чарли!
Он неподвижно сидел на полу внутри холодильного отсека, спиной к скамье.
Несоразмерно большая свиная голова, которая вновь оседлала его плечи, делала его похожим на марионетку, неуклюжую и зловещую.
Това заколотила руками в дверь.
– Чарли, – кричала она. – Я позову копов, если ты меня не впустишь!
Он не двинулся с места, зато зашевелился кто-то другой. Това вдруг поняла, что все это время рядом с ним на полу сидел другой человек, тот самый, коротышка, и что теперь он поднялся и идет к двери, шаркая ногами.
– Впустите меня немедленно, черт вас побери, – сказала она.
Он приоткрыл дверь и начал говорить что-то успокоительное, но она сразу скользнула мимо него внутрь. От его мокрого лица воняло. Това кинулась в холодную комнату, туда, где, свесив руки и безвольно опустив плечи, сидел на полу Чарли.
Шкура на свиной голове сморщилась и посинела. Ледяная плоть облепила плечи Чарли. Разрезанная щека болталась. Глаза провалились, мясо под ними обвисло.
– Сними это! – закричала она. При виде женщины, которая скорчилась в углу под головой коровы, ей стало совсем противно, и она вскрикнула еще раз.
Там, где сидел коротышка, лежала голова крокодила.
– Вы не имеете права врываться сюда вот так, запросто, – заговорил коротышка. – То, что здесь происходит, не ваше дело. Нельзя себя так вести.
Он ухватил ее за руку, когда она потянула на себя свиную голову Чарли. Она оттолкнула его.
– Или отвали, или помоги мне, – сказала она.
– Нельзя так дергать, – пояснил он. На его мокром лице вспухали болячки. Немного помешкав, он взялся за свинью. – Смотрите, – сказал он. – Вот как надо… – Он нежно пробежал пальцами по краю обрубленной шеи, просунул их в мертвый рот, и Чарли застонал. – Теперь можно.
Вместе они подняли голову и сбросили ее набок. Та шлепнулась на пол с мокрым чавкающим звуком. Това пнула ее, и голова, кувыркаясь, откатилась в сторону: внутри ее она заметила черные щупальца – они свисали с распухшего языка и извивались, ища лицо Чарли. На холоде их подергивания скоро прекратились.
Чарли мигнул, весь скользкий от покрывавшей его слизи. От его запаха ее мутило. На его подбородке виднелись следы укусов. Припухшие болячки кровоточили.
– Това, – пробормотал он. Сознание медленно возвращалось к нему. – Това.
– Чарли, – сказала она. Ей хотелось плакать. – Посмотри на себя… Что ты с собой сделал?
– Това. – Он, качаясь, вставал на ноги. – А ты что тут делаешь? – Язык у него заплетался, как у пьяного. – Это, знаешь, я должен…
– Ты серьезно, Чарли? – сказала она. Ее трясло, она задыхалась. – Только не надо мне врать. Я и так знаю, чем ты тут занят. Никакое это не лечение, ты только посмотри на себя.
– Ничего ты не знаешь, – ответил он. – Ты даже не знаешь, о чем говоришь.
– Господи, да ты сам языком еле ворочаешь. Что вы все тут делаете? Как вы вошли, ключи, что ли, украли? Или это он украл? – И она показала на человека с крокодилом. Женщина-корова не шевелилась.
Чарли вышел из холодного отсека, подошел к раковине, открыл кран. Наклонился. Он не пил, а, высунув язык и закрыв глаза, просто стоял, подставив его под воду.
– Меня сейчас стошнит, – сказала Това. Вздутия на его лице уже почти опали, но во рту их было еще много. Язык у него посерел и покрылся пятнами, точно заплесневел.
Открыв глаза и увидев лежащую на боку свиную голову, Чарли вздрогнул.
Когда Това достала телефон, Чарли шагнул к ней и выбил его из рук. И тут же уставился на нее испуганным, виноватым взглядом. Коротышка поднял аппарат и вернул ей, но он был разбит. Чарли шарил руками внутри свиной маски.
– Лучше уходи, – сказал человек-крокодил Тове.
– Вам нужна помощь, – возразила она.
– Все совсем не так, – сказал он и мягко подтолкнул ее к выходу.
– Нет, так, – настаивала она. – Я сейчас вызову полицию.
– Вызывай, – сказал он, – они приедут, и все станет совсем плохо. Хочешь натравить их на нас? Хочешь, чтобы они упекли твоего парня в кутузку? Послушай… – Он стоял рядом с ней на нижней ступеньке лестницы. Слизь на его лице высохла, превратившись в вонючую корку. – Слушай, я знаю, что мы не… Ты все равно не поймешь. Но… мы все исправим. Это в пос