– Да почти с самого выпуска, – ответила Мэгги. Рикардо посмотрел на нее. – Выключи, – сказала она. – Вот бедолага.
– Можно, я устрою новоселье? – спросил Сим.
– Мы уже давно тут живем, – сказала Мэгги.
– Только для избранных друзей, – ответил он. – Новоселье Сима.
– Ох уж мне твое новоселье…
Он показывал им фотографии со своего телефона. В последнее время у него вошло в привычку лазать по необитаемым домам. Он быстро пролистал свои фото в барах с неизвестными им людьми, за ними пошли другие – офисы без мебели, пустые лестничные колодцы ветхих многоквартирных домов. На заднем плане в окна смотрела ночь. Иногда он был там с приятелями, но чаще один. С каждого снимка на них глядела его восхищенная физиономия. На одном, за его спиной, какой-то мужчина выбирал осколки стекла из рамы разбитого окна. Мэгги нахмурилась.
– Этого типа зовут Брайан, – сказал Сим. – Брайан Растаковский, мать его за ногу… Ой, извиняюсь!
Рикардо положил свои ладони на ушки Мака и натянуто улыбнулся.
Сим все реже и реже бывал дома по вечерам, но усталости, похоже, не чувствовал. Зато возвращался с трофеями.
– Убери это барахло из моей кухни, – говорила Мэгги. Пропахшие плесенью книги, дешевые побрякушки. Выброшенные за ненадобностью фотографии, ничего не стоящие картины и гравюры.
– Ты что, это же отличные вещи. – Он взял в руки выцветшую копию «Инферно». – Наконец-то я прочитаю эту штуку.
– Где ты их только берешь?
– Везде понемногу.
В закрывшихся библиотеках. На подоконниках сквотов, брошенных сквоттерами. В офисах и, конечно, в опустевших больницах.
– Удивительно, но люди просто бросают их там, – говорил он. – Когда переезжают.
Мэгги прикоснулась к картинам – они были липкими на ощупь. Портретные наброски маслом, акварели сельских пейзажей, все старые, покоробленные от сырости.
– Эти издалека, из пригорода, – сказал Сим. – Не знаю, что там было раньше – художественная галерея, офис какого-нибудь арт-дилера или еще чего, но только картины лежали там штабелями. Я выбрал самые лучшие.
– Сим, это же просто старое никчемное барахло.
Гравюра в невзрачной черной раме изображала фасад викторианского особняка. Подъемные окна, парапет, портик. Дом стоял в окружении деревьев, посеребренных светом луны. Между гравюрой и стеклом было полно засохших мелких мошек.
– А вот эта из большого старого дома, – пояснил Сим. – В южном Лондоне. – И он приложил гравюру к стене над кухонным столом. – Как, по-твоему? К желтому подходит?
– Ужас, – сказала Мэгги.
– А реклама кока-колы что, нет?
– Очко, – кивнула она. – Ладно, играть, так по-честному. Гвозди и молоток в чулане, под лестницей.
– А она ничего, милая, – сказала она вечером Рикардо. Тот разглядывал картину. – Похоже, он хочет застолбить место у нас в доме.
– Но это не его дом, – возразил Рикардо.
– Будь у нас деньги, – ответила она, – мы могли бы жить в восхитительном уединении.
– Извини, – сказал Рикардо. Он снял гравюру со стены и перевернул ее. Она была в черной, совсем простой раме. Слегка кривоватой – значит, ручной работы. На оборотной стороне самой гравюры не было ничего, кроме пятен.
Мэгги отняла у мужа гравюру, снова повесила ее на стену и поглядела на дом. «Не хотелось бы мне войти туда», – подумала она. А вслух сказала:
– Да нет, не так уж она плоха.
Мак полюбил Сима. Он поднимал кверху ручки и заставлял Сима танцевать с ним по кухне. Сим показывал малышу самые яркие кусочки своего видео, и тот кричал:
– Кволик! – А экранный зверек вертелся и подскакивал на месте.
Сим поднес Мака к картине, которая висела на кухне. Он пел на мотив «Мэкки-Ножа»:
– О, наш домик открыл окошки. Светит месяц, серебрист. Глянь на травку, на деревья, кто шныряет там, пушист?
Мэгги оглянулась. Мак, извернувшись на руках у Сима, таращил на гравюру глазенки.
– Давай-ка теперь на пол, ты уже большой мальчик, – сказал Сим. – А мне надо еще немного поработать.
– Ты уверен? – спросила Мэгги. – Вид у тебя усталый. Может, пропустишь вечерок?
– Нет. Работа на работе – отстой, но там… – Он махнул рукой в сторону своей комнаты. – Продолжать надо.
Сим дал Мэгги адрес секретного ресурса, где хранил эталонные изображения своих видео и анимационных фильмов, фотографии своих исследовательских подвигов, и потребовал, чтобы она все это непременно посмотрела. Множество селфи, в основном самого Сима, которого можно было узнать по глазам и волосам. Кирпичи, старый цемент, балки, пыльный строительный картон, мусор.
Снова он, сложился в три погибели в узком треугольном пространстве. Мэгги пригляделась к изображению на экране своего телефона. Поднялась наверх, заглянула к спящему Маку. Послушала, как стучит в своей комнате по клавиатуре Сим. Открыла ведущую на чердак опускную дверь и шагнула в пыльную темноту.
Там было тесно от громоздившихся коробок. Одни так и не забрал предыдущий жилец, кое-что принадлежало ей и Рикардо. Вот вещи Сима.
Мэгги снова поглядела на картинку. Это был их чердак. Сим обследовал и его. Она прикрыла рот внезапно задрожавшей ладонью. Значит, их дом для него тоже место грабежа.
Сим все же устроил свою вечеринку. Кухня была полна людей, почти всех их Мэгги знала. А тех, кого не знала, кажется, тоже узнавала по снимкам экспедиций Сима.
– Ой, – она резко захлопнула дверцу холодильника. Перед ней была серебристая гравюра.
– Фамильный особнячок, Мэгс? – спросил кто-то, ткнув пальцем в гравировку.
– А может, это мое наследство? – сказал Рикардо.
– Ты – черная кость. Это Мэгс у нас обедневшая аристократка.
– Если бы, – ответила Мэгги.
– Презент от Сима, – объяснил Рикардо.
– Он купил это на барахолке, – сказал парень по имени Том и добавил, увидев лицо Мэгги: – А что? Он сам мне говорил. Сказал, что хочет на ней что-нибудь нарисовать. Что-нибудь чепменское. – И он провел пальцами по раме.
Сим пел Маку правду: одно из окон на гравюре было открыто. А пятно от воды в правом нижнем углу расплылось куда сильнее, чем Мэгги показалось сначала.
Она сняла картину со стены.
– Никаких Чепменов в моей кухне, – заявила она.
Сим сидел на ступеньке лестницы и пил пиво.
– Извини, – сказала ему Мэгги, – но я решила, что мне все-таки не нравится эта картина. Повешу ее лучше в твоей комнате.
Увидев выражение его лица, она отпрянула.
– Дай. – Он протянул руку.
– Все в порядке, я просто…
– Дай сюда. – Он встал и полез по лестнице наверх, с картиной под мышкой.
«Вот и вали», – подумала Мэгги.
Звон церковных колоколов разносился далеко за пределы шинной империи. Когда Мэгги проснулась, Рикардо уже встал. Мак, сидя на своем высоком стульчике, погрозил ей пустой чашкой.
– Этот мелкий негодник сегодня не в духе, – сказал Рикардо и погладил Мака по головке, но ребенок дернулся и скривился. Он уставился на стену, и Мэгги вдруг осознала, что он смотрит на картину в черной раме, что она снова здесь, в кухне; у нее даже дыхание перехватило, словно она глотнула чего-то холодного.
Она вскочила так стремительно, что расплескала свой кофе. Мак заревел, а Рикардо глянул на нее с тревогой.
Но в раме была уже не гравюра. Ее место заняла репродукция винтажного плаката, принесенная откуда-то из другой части дома. Реклама давно забытой зубной пасты. Девушки, сидя в закусочной, улыбались, демонстрируя белоснежные зубы. «Извини», – почерком Сима было написано на клочке бумаги, заткнутом за раму.
– Да, – начал Рикардо. – Забыл тебе сказать. Понятия не имею, о чем это он.
– Мы слегка повздорили, – ответила Мэгги.
Она отнесла Симу кофе. Когда он не ответил на ее стук, она отворила дверь. В комнате его не было. На столе лежала гравюра. Он начал рисовать на ней: карандашный кролик из его анимации стоял на газоне, с любопытством разглядывая дом. Сим лишь слегка притенил его тело на фоне серебристого лунного света и тусклого сияния дома.
Косой лунный луч падал сквозь облака и словно омывал его.
Рисунок ей не понравился. Ни сам оригинал, ни его измененная версия.
Сим молча готовил ужин.
– Как прошел день? – поинтересовалась Мэгги.
– Дерьмово, – ответил он.
– В смысле, не очень? – поправил его Рикардо. На руках он держал Мака.
– О, извини. – Сим неприязненно поглядел на Рикардо. – Никак не выходит одна штуковина. – Рыба на его вилке распалась на части, он цыкнул и глянул на новую картинку. – Но ничего, я еще доведу ее до ума, – добавил он.
– Сомневаюсь, – сказал Рикардо, когда Сим вышел, и показал Мэгги анимацию.
С кроликом явно повозились.
– Гляди-ка, – проговорила Мэгги. Сим сосканировал с гравюры дом и перевел его в несколько вычурную цифровую версию. Кролик теперь скользил к нему по траве на всех четырех лапах, неся на спине крест. – Похоже, это должно считаться страшилкой, – добавила она.
За кроликом тянулась длинная тень, пересекавшая границу изначальной картинки.
Мак заплакал.
– Кое-кому действительно страшно, – сказала Мэгги.
Но Мак глядел не на экран компьютера. Его взгляд снова был устремлен на стену с картинкой.
Мэгги тоже посмотрела туда. Красные с зеленым юбки девушек, свежая синева формы подавальщика, каемочка. Шоколад. Белые зубы.
Мак продолжал плакать. В правом нижнем углу картинки расплывалось мокрое пятно.
Мэгги сняла картинку со стены и вынула ее из немудрящей узкой рамки. Лак давно потрескался, сквозь него проглядывало темное старое дерево. На нем кое-где сохранились зазубрины от резца.
Она отнесла ее на верхнюю площадку лестницы и оставила там.
– А где другая рамка? – спросила она у Рикардо. – Та, что висела здесь раньше?
Когда она ушла следом за Рикардо спать, рамка исчезла.
Неделю шли дожди. Сима почти все время не было дома. Ночами Мэгги слышала, как он работает у себя в комнате, засиживаясь чуть ли не до первых петухов.