- Давайте говорить по-французски, отец мой, - сказал он иезуиту, - господин д'Артаньян сумеет тогда лучше оценить нашу беседу.
- Да, - подтвердил д'Артаньян, - я устал с дороги, и вся эта латынь ускользает от моего понимания.
- Хорошо, - сказал иезуит, несколько выбитый из колеи, в то время как кюре, вне себя от радости, бросил на д'Артаньяна благодарный взгляд. - Итак, посмотрим, что можно извлечь из этой глоссы. Моисей, служитель бога… он всего лишь служитель, поймите это… Моисей благословляет обеими руками. Когда евреи поражают своих врагов, он повелевает поддерживать ему обе руки, - следовательно, он благословляет обеими руками. К тому же и в евангелии сказано «imponite manus», а не «manum» - «возложите руки», а не «руку».
- Возложите руки, - повторил кюре, делая соответствующий жест.
- А святому Петру, - продолжал иезуит, - наместниками коего являются папы, было сказано напротив: «porrige digitos» - «простри персты». Теперь понимаете?
- Конечно, - ответил Арамис, наслаждаясь беседой, - но это очень тонко.
- Персты! - повторил иезуит. - Святой Пётр благословляет перстами. Следовательно, и папа тоже благословляет перстами. Сколькими же перстами он благословляет? Тремя: во имя отца, сына и святого духа.
Всё перекрестились, д'Артаньян счёл нужным последовать общему примеру.
- Папа - наместник святого Петра и воплощает в себе три божественные способности; остальные, ordines inferiores[20] духовной иерархии, благословляют именем святых архангелов и ангелов. Самые же низшие церковнослужители, как, например, наши дьяконы и ризничие, благословляют кропилами, изображающими бесконечное число благословляющих перстов. Такова тема в упрощённом виде. Argumentum omni denudatum ornamento.[21] Я сделал бы из неё два таких тома, как этот, - добавил иезуит.
И в порыве вдохновения он хлопнул ладонью по фолианту святого Иоанна Златоуста, под тяжестью которого прогибался стол.
Д'Артаньян содрогнулся.
- Разумеется, - начал Арамис, - я отдаю должное красотам такой темы, но в то же время сознаюсь, что считаю её непосильной. Я выбрал другой текст. Скажите, милый Д'Артаньян, нравится ли он вам: «Non inutile est desiderium in oblatione», то есть: «Некоторое сожаление приличествует тому, кто приносит жертву господу».
- Остановитесь! - вскричал иезуит. - Остановитесь, этот текст граничит с ересью! Почти такое же положение имеется в «Augustinus», книге ересиарха Янсения, которая рано или поздно будет сожжена рукой палача. Берегитесь, мой юный друг, вы близки к лжеучению! Вы погубите себя, мой юный друг!
- Вы погубите себя, - повторил кюре, скорбно качая головой.
- Вы затронули тот пресловутый вопрос о свободе воли, который является дьявольским соблазном. Вы вплотную подошли к ереси пелагианцев и полупелагианцев.
- Однако, преподобный отец… - начал было Арамис, слегка ошеломлённый градом сыпавшихся на него аргументов.
- Как вы докажете, - прервал его иезуит, - что должно сожалеть о мире, когда приносишь себя в жертву господу? Выслушайте такую дилемму: бог есть бог, а мир есть дьявол. Сожалеть о мире - значит сожалеть о дьяволе; таково моё заключение.
- А также и моё, - сказал кюре.
- Помилосердствуйте! - опять заговорил Арамис.
- Desideras diabolum,[22] несчастный! - вскричал иезуит.
- Он сожалеет о дьяволе! О мой юный друг, не сожалейте о дьяволе, умоляю вас об этом! - простонал кюре.
Д'Артаньян чувствовал, что тупеет; ему казалось, что он находится в доме для умалишённых и что сейчас он тоже сойдёт с ума, как уже сошли те, которые находились перед ним. Но он вынужден был молчать, так как совершенно не понимал, о чём идёт речь.
- Однако выслушайте же меня, - сказал Арамис вежливо, но уже с лёгким оттенком раздражения. - Я не говорю, что сожалею. Нет, я никогда не произнесу этих слов, ибо они не соответствуют духу истинной веры…
Иезуит возвёл руки к небу, и кюре сделал то же.
- Но согласитесь, по крайней мере, что не подобает приносить в жертву господу то, чем вы окончательно пресытились. Скажите, д'Артаньян, разве я неправ?
- Разумеется, правы, чёрт побери! - вскричал д'Артаньян.
Кюре и езуит подскочили на стульях.
- Вот моя отправная точка - это силлогизм:[23] мир не лишён прелести; я покидаю мир - следовательно, приношу жертву; в писании же положительно сказано: «Принесите жертву господу».
- Это верно, - сказали противники.
- И потом… - продолжал Арамис, пощипывая ухо, чтобы оно покраснело, как прежде поднимал руки, чтобы они побелели, - и потом, я написал рондо на эту тему. Я показал его в прошлом году господину Вуатюру, и этот великий человек наговорил мне множество похвальных слов.
- Рондо! - презрительно произнёс иезуит.
- Рондо! - машинально повторил кюре.
- Прочитайте, прочитайте нам его! - вскричал д'Артаньян. - Это немного развлечёт нас.
- Нет, ведь оно религиозного содержания, - ответил Арамис, - это богословие в стихах.
- Что за дьявольщина! - сказал д'Артаньян.
- Вот оно, - сказал Арамис с видом самым скромным, не лишённым, однако, лёгкого оттенка лицемерия.
Ты, что скорбишь, оплакивая грёзы,
И что влачишь безрадостный удел,
Твоей тоске положится предел,
Когда творцу свои отдашь ты слёзы.
Ты, что скорбишь.[24]
Д'Артаньян и кюре были в полном восторге. Иезуит упорствовал в своём мнении:
- Остерегайтесь мирского духа в богословском слоге. Что говорит святой Августин? Severus sit clericorum sermo.[25]
- Да, чтобы проповедь была понятна! - сказал кюре.
- Итак… - поспешил вмешаться иезуит, видя, что его приспешник заблудился, - итак, ваша диссертация понравится дамам, и это всё. Она будет иметь такой же успех, как какая-нибудь защитительная речь господина Патрю.
- Дай-то бог! - с увлечением вскричал Арамис.
- Вот видите! - воскликнул иезуит. - Мир ещё громко говорит в вас, говорит altissima voce.[26] Вы ещё мирянин, мой юный друг, и я трепещу: благодать может не оказать своего действия.
- Успокойтесь, преподобный отец, я отвечаю за себя.
- Мирская самонадеянность.
- Я знаю себя, отец мой, моё решение непоколебимо.
- Итак, вы упорно хотите продолжать работу над этой темой?
- Я чувствую себя призванным рассмотреть именно её, и никакую другую. Поэтому я продолжу работу и надеюсь, что завтра вы будете удовлетворены поправками, которые я внесу согласно вашим указаниям.
- Работайте не спеша, - сказал кюре. - Мы оставляем вас в великолепном состоянии духа.
- Да, - сказал иезуит, - нива засеяна, и нам нечего опасаться, что часть семян упала на камень или рассеялась по дороге и что птицы небесные поклюют остальную часть.
«Поскорей бы чума забрала тебя вместе с твоей латынью!»- подумал д'Артаньян, чувствуя, что совершенно изнемогает.
- Прощайте, сын мой, - сказал кюре, - до завтра.
- До завтра, отважный юноша, - сказал иезуит. - Вы обещаете стать одним из светочей церкви. Да не допустит небо, чтобы этот светоч обратился в пожирающее пламя!
Д'Артаньян, который уже целый час от нетерпения грыз ногти, теперь принялся грызть пальцы.
Оба человека в чёрных рясах встали, поклонились Арамису и д'Артаньяну и направились к двери. Базен, всё время стоявший тут же и с благочестивым ликованием слушавший весь этот учёный спор, устремился к ним навстречу, взял молитвенник священника, требник иезуита и почтительно пошёл вперёд, пролагая им путь.
Арамис, провожая их, вместе с ними спустился по лестнице, но тотчас поднялся к д'Артаньяну, который всё ещё был в каком-то полусне.
Оставшись одни, друзья несколько минут хранили неловкое молчание; однако кому-нибудь надо было прервать его, и, так как д'Артаньян, видимо, решил предоставить эту честь Арамису, тот заговорил первым.
- Как видите, - сказал он, - я вернулся к своим заветным мыслям.
- Да, благодать оказала на вас своё действие, как только что сказал этот господин.
- О, намерение удалиться от мира возникло у меня уже давно, и вы не раз слышали о нём от меня, не так ли, друг мой?
- Конечно, но, признаться, я думал, что вы шутите.
- Шутить такими вещами! Что вы, д'Артаньян!
- Чёрт возьми! Шутим же мы со смертью.
- И напрасно, д'Артаньян, ибо смерть - это врата, ведущие к погибели или к спасению.
- Согласен, но, ради бога, не будем вести богословские споры, Арамис. Я думаю, что той порции, которую вы получили, вам вполне хватит на сегодня. Что до меня, то я почти забыл ту малость латыни, которой, впрочем, никогда и не знал, и, кроме того, признаюсь вам, что я ничего не ел с десяти часов утра и дьявольски голоден.
- Сейчас мы будем обедать, любезный друг; только не забудьте, что сегодня пятница, а в такие дни я не только не ем мяса, но не смею даже глядеть на него. Если вы согласны довольствоваться моим обедом, то он будет состоять из варёных тетрагонов и плодов.
- Что вы подразумеваете под тетрагонами? - с беспокойством спросил д'Артаньян.
- Я подразумеваю шпинат, - ответил Арамис. - Но для вас я добавлю к обеду яйца, что составляет существенное нарушение правил, ибо яйца порождают цыплёнка и, следовательно, являются мясом.
- Не слишком роскошное пиршество, но ради вашего общества я пойду на это.
- Благодарю вас за жертву, - сказал Арамис, - и если она не принесёт пользы вашему телу, то, без сомнения, будет полезна вашей душе.
- Итак, Арамис, вы решительно принимаете духовный сан? Что скажут наши друзья, что скажет господин де Тревиль? Они сочтут вас за дезертира, предупреждаю вас об этом.