| "Monsieur was already such a good theologian," said Bazin, almost weeping; "he might have become a bishop, and perhaps a cardinal." | - Господин мой был уже таким хорошим богословом! - сказал Базен, чуть не плача. - Он мог бы сделаться епископом, а может статься, и кардиналом. |
| "Well, but my poor Bazin, reflect a little. Of what use is it to be a churchman, pray? | - Послушай, мой милый Базен, поразмысли хорошенько и скажи сам: к чему быть духовным лицом? |
| You do not avoid going to war by that means; you see, the cardinal is about to make the next campaign, helm on head and partisan in hand. | Ведь это не избавляет от необходимости воевать. Вот увидишь - кардинал примет участие в первом же походе со шлемом на голове и с протазаном в руке. |
| And Monsieur de Nogaret de la Valette, what do you say of him? | А господин Ногаре де Лавалет? |
| He is a cardinal likewise. Ask his lackey how often he has had to prepare lint of him." | Он тоже кардинал, а спроси у его лакея, сколько раз он щипал ему корпию. |
| "Alas!" sighed Bazin. | - Да... - вздохнул Базен. |
| "I know it, monsieur; everything is turned topsy-turvy in the world nowadays." | - Я знаю, сударь, что все в мире перевернулось сейчас вверх дном. |
| While this dialogue was going on, the two young men and the poor lackey descended. | Разговаривая, оба молодых человека и бедный лакей спустились вниз. |
| "Hold my stirrup, Bazin," cried Aramis; and Aramis sprang into the saddle with his usual grace and agility, but after a few vaults and curvets of the noble animal his rider felt his pains come on so insupportably that he turned pale and became unsteady in his seat. | - Подержи мне стремя, Базен, - сказал Арамис. И он вскочил в седло с присущим ему изяществом и легкостью. Однако после нескольких вольтов и курбетов благородного животного наездник почувствовал такую невыносимую боль, что побледнел и покачнулся. |
| D'Artagnan, who, foreseeing such an event, had kept his eye on him, sprang toward him, caught him in his arms, and assisted him to his chamber. | Д'Артаньян, который, предвидя это, не спускал с него глаз, бросился к нему, подхватил и отвел его в комнату. |
| "That's all right, my dear Aramis, take care of yourself," said he; "I will go alone in search of Athos." | - Вот что, любезный Арамис, - сказал он, -полечитесь, я поеду на поиски Атоса один. |
| "You are a man of brass," replied Aramis. | - Вы просто вылиты из бронзы! - ответил Арамис. |
| "No, I have good luck, that is all. | - Нет, мне везет, вот и все!.. |
| But how do you mean to pass your time till I come back? | Но скажите, как вы будете жить тут без меня? |
| No more theses, no more glosses upon the fingers or upon benedictions, hey?" | Никаких рассуждений о перстах и благословениях, а? |
| Aramis smiled. | Арамис улыбнулся. |
| "I will make verses," said he. | - Я буду писать стихи, - сказал он. |
| "Yes, I dare say; verses perfumed with the odor of the billet from the attendant of Madame de Chevreuse. | - Да, да, стихи, надушенные такими же духами, как записка служанки госпожи де Шеврез. |
| Teach Bazin prosody; that will console him. | Научите Базена правилам стихосложения, это утешит его. |
| As to the horse, ride him a little every day, and that will accustom you to his maneuvers." | Что касается лошади, то ездите на ней понемногу каждый день - это снова приучит вас к седлу. |
| "Oh, make yourself easy on that head," replied Aramis. | - О, на этот счет не беспокойтесь! - сказал Арамис. |
| "You will find me ready to follow you." | - К вашему приезду я буду готов сопровождать вас. |
| They took leave of each other, and in ten minutes, after having commended his friend to the cares of the hostess and Bazin, d'Artagnan was trotting along in the direction of Amiens. | Они простились, и десять минут спустя д'Артаньян уже ехал рысью по дороге в Амьен, предварительно поручив Арамиса заботам Базена и хозяйки. |
| How was he going to find Athos? Should he find him at all? | В каком состоянии он найдет Атоса, да и вообще найдет ли он его? |
| The position in which he had left him was critical. He probably had succumbed. | Положение, в котором д'Артаньян его оставил, было критическим; вполне могло случиться, что Атос погиб. |
| This idea, while darkening his brow, drew several sighs from him, and caused him to formulate to himself a few vows of vengeance. | Эта мысль опечалила д'Артаньяна; он несколько раз вздохнул и дал себе клятву мстить. |
| Of all his friends, Athos was the eldest, and the least resembling him in appearance, in his tastes and sympathies. | Из всех друзей д'Артаньяна Атос был самым старшим, а потому должен был быть наименее близким ему по своим вкусам и склонностям. |
| Yet he entertained a marked preference for this gentleman. | И тем не менее д'Артаньян отдавал ему явное предпочтение перед остальными. |
| The noble and distinguished air of Athos, those flashes of greatness which from time to time broke out from the shade in which he voluntarily kept himself, that unalterable equality of temper which made him the most pleasant companion in the world, that forced and cynical gaiety, that bravery which might have been termed blind if it had not been the result of the rarest coolness-such qualities attracted more than the esteem, more than the friendship of d'Artagnan; they attracted his admiration. | Благородная, изысканная внешность Атоса, вспышки душевного величия, порой освещавшие тень, в которой он обычно держался, неизменно ровное расположение духа, делавшее его общество приятнейшим в мире, его язвительная веселость, его храбрость, которую можно было бы назвать слепой, если бы она не являлась следствием редчайшего хладнокровия, - все эти качества вызывали у д'Артаньяна больше чем уважение, больше чем дружеское расположение: они вызывали у него восхищение. |
| Indeed, when placed beside M. de Treville, the elegant and noble courtier, Athos in his most cheerful days might advantageously sustain a comparison. He was of middle height; but his person was so admirably shaped and so well proportioned that more than once in his struggles with Porthos he had overcome the giant whose physical strength was proverbial among the Musketeers. His head, with piercing eyes, a straight nose, a chin cut like that of Brutus, had altogether an indefinable character of grandeur and grace. His hands, of which he took little care, were the despair of Aramis, who cultivated his with almond paste and perfumed oil. The sound of his voice was at once penetrating and melodious; and then, that which was inconceivable in Athos, who was always retiring, was that delicate knowledge of the world and of the usages of the most brilliant society-those manners of a high degree which appeared, as if unconsciously to himself, in his least actions. | В самом деле, даже находясь рядом с г-ном де Тревилем, изящным и благородным придворным, Атос, когда был в ударе, мог с успехом выдержать это сравнение; он был среднего роста, но так строен и так хорошо сложен, что не раз, борясь с Портосом, побеждал этого гиганта, физическая сила которого успела войти в пословицу среди мушкетеров; лицо его, с проницательным взглядом, прямым носом, подбородком, как у Брута, носило неуловимый отпечаток властности и приветливости, а руки, на которые сам он не обращал никакого внимания, приводили в отчаяние Арамиса, постоянно ухаживавшего за своими с помощью большого количества миндального мыла и благовонного масла; звук его голоса был глубокий и в то же время мелодичный. Но что в Атосе, который всегда старался быть незаметным и незначительным, казалось совершенно непостижимым - это его знание света и обычаев самого блестящего общества, те следы хорошего воспитания, которые невольно сквозили в каждом его поступке. |
| If a repast were on foot, Athos presided over it better than any other, placing every guest exactly in the rank which his ancestors had earned for him or that he had made for himself. | Шла ли речь об обеде, Атос устраивал его лучше любого светского человека, сажая каждого гостя на подобающее ему место в соответствии с положением, созданным ему его предками или им самим. |