Желая подольститься к нему, Ивонна нежно погладила Хопкинса по небритой щеке.
– Но ведь и правда некогда было вступать в споры и обсуждения!.. И потом… милый Хопкинс, вы не какое-то там письмо несете. Ваша миссия гораздо важней и благородней. Три мушкетера возродились заново, чтобы оказать бескорыстную поддержку несчастной, слабой женщине.
Непривычная ласка заставила Хопкинса побагроветь и бросила в пот.
– Да я не к тому… – смущенно пробормотал он. – Просто Султан этот – большой любитель бродить по кривым дорожкам… И никогда не знаешь, что там у него на уме… – И поперхнулся, проглотив ненароком кусочек пальмового листа.
– Ну, если уж на то пошло, – сказал Альфонс Ничейный, – могу признаться: мало надежды было, что нам удастся живыми добраться до места назначения и доставить письмо в целости и сохранности.
– Верно, – кивнул головой Хопкинс. – Я тоже это понимал.
– Значит, если письма при нас нет, мы все можем сдаться солдатам и положиться на фортуну. По-моему, нам нечего бояться, в особенности теперь, когда мы знаем, что Султан поставит докладную генерала в надежные руки.
– И я того же мнения, – по краткому, но зрелому размышлении заявил я.
– Только вы уж не выдавайте меня! – попросила Ивонна. – Репутация дочери генерала Дюрона может оказаться под угрозой, если пройдет слух, что я разгуливала по джунглям в обществе четырех мужчин. Ведь никто, кроме меня, не знает, что это были три мушкетера и один благородный рыцарь.
«Благородный рыцарь» тем временем уснул, его круглая башка свесилась на грудь.
Мы нехотя двинулись дальше. Заросли постепенно редели, идти стало легче. Вдруг Хопкинс подтолкнул меня в бок.
– Понятна тебе эта история с тремя мушкетерами? – вполголоса спросил он.
– Хм… Что тут непонятного? – разозлился я. – Такие вещи, брат, надо знать. Невежество губит людей!
– Этому трюку ты у покойного Левина научился?
– Думаешь, я не знаю?
– Именно так я и думаю.
– Тогда слушай. Есть пьеса про трех мушкетеров. Там рассказывается, как отца некой благородной дамы упекли за решетку, и трое офицеров, невысокого чина, однако же отпрыски знатных семейств, скинулись из своего жалованья дамочке на харчи и жилье, чтобы, значит, она могла продержаться, пока папашу по истечении двух третей срока не выпустят за примерное поведение, но с условием каждую неделю отмечаться в полицейском участке… Только тебе эта пьеса не знакома!
– Это мне-то не знакома? – язвительно переспросил Хопкинс. – Да мы ее вместе играли в тюряге!.. Ну, а что там за шухер с бриллиантами и карманными часами, которые контрабандой доставили из Лондона?
– Ты имеешь в виду сцену суда, когда папаше предъявляют улики?
Вблизи послышались голоса, и путь нам преградили часовые.
– Стой! Кто идет?
Несколько минут спустя мы уже были в одной из палаток. Небольшой отряд технической службы под руководством двух офицеров проходил здесь практику: над лужайкой, от пальмы к пальме, тянулись провода, связисты по телефону переговаривались друг с другом.
Офицер отнесся к нашему появлению с безразличием. Дезертиры из Игори? Бедняги, должно быть, натерпелись в дороге. О том, что кто-то объявлен в розыск, он не слыхал, хотя как радисту ему следовало бы знать. Зато пребывание в. нашей группе Ивонны его очень удивило.
– Дама? Как она очутилась с вами?
– Я разыскивала брата, он был заключен в Игори.
– Ах так?… Вы, естественно, не из заключенных. Желаете чаю? Извольте пройти в мою палатку!
– С вашего, разрешения, я предпочла бы остаться с моими друзьями.
– Вот как?… Пожалуйста, если вам угодно… Утром за ними прибудет патруль, а до тех пор можете побыть вместе… Я не намерен проявлять к ним строгость, им и без того предстоят большие неприятности.
Прямо не верилось, что на этом наша экспедиция закончена. Нас отвели в небольшую палатку и выставили у входа часовых. Хинин, чай и даже сигареты – все было к нашим услугам. Но на душе кошки скребли.
С ближайшей пальмы донесся дребезжащий голос.
– Алло!.. Алло!.. Группа технической подготовки, докладывает ефрейтор Жером по поручению инженера Симона!.. Тут у нас объявились беглецы из Игори: трое солдат, одно гражданское лицо и девушка. Мы взяли их под стражу. Просим выслать патруль… Так точно!
Значит, самое позднее к рассвету сюда прибудет патруль.
– А если… из Игори организуют погоню за Турецким Султаном? – спросил я.
– Это невозможно. Он уедет с единственным составом, других поездов нет. Его дело – верняк.
– Могут ведь воспользоваться телеграфом. Что, если его обыщут и найдут послание генерала?
Ивонна улыбнулась.
– Ваш Султан – парень не промах, конверт он спрятал надежно. Засунул в бинокль, а стекла закрыл кусочками жести.
Глава девятая
1
Можете себе представить нашу реакцию.
На Чурбана Хопкинса напала чудовищная икота, он давился, и глаза у него лезли на лоб, словно его изнутри накачивали воздухом.
У меня голова пошла кругом.
– Что с вами? – перепугалась Ивонна.
Сдавленный хрип, вырвавшийся у Хопкинса, даже отдаленно не напоминал его голос.
– Письмо… – натужно прохрипел он. – У меня!..
К тому времени все мы были на ногах. Ивонна побледнела как полотно, Альфонс Ничейный, по своему обыкновению, сохранял спокойствие.
– Садитесь, что вы повскакали! До утра время есть. Хопкинс, возьми себя в руки и расскажи все по порядку.
Он внимательно выслушал историю с подменой футляра, с биноклем, у которого вместо линз были вставлены кусочки жести…
– Ты… заглядывал внутрь?
– Нет… – Дрожащими руками Хопкинс извлек бинокль.
Наступил драматический момент. Может, вышла ошибка?…
Но в следующую минуту перед нами лежал конверт, скрепленный генеральскими печатями!
Воцарилось гробовое молчание.
Если уничтожить сообщение, аферисты и впредь будут вершить свое преступное дело.
Если же письмо обнаружат у нас, важная государственная тайна будет раскрыта, и мы не выполним приказ.
– Это я во всем виновата, – ломала руки Ивонна.
– Полно себя винить! Пока что ничего непоправимого не случилось, – утешил ее Альфонс Ничейный. – До утра три таких бывалых парня, как мы, могут горы свернуть! Бывали мы в переделках и покруче, верно, ребята?
Что ни говорите, а поднять бодрость духа наш Альфонс умеет. Перед нами забрезжил проблеск надежды. Лицо Хопкинса вновь стало похоже на человеческое… если, конечно, предположить, что оно когда-нибудь было таковым.
– Весь вопрос в том, сумеем ли тюкнуть кого надо по кумполу так, чтобы тот не пикнул? – шепотом спросил Альфонс Ничейный.
Хопкинс раздраженно двинул плечом.
– Что за детский вопрос? Как прикажешь, так и тюкну. Был бы кумпол.
– Ясно… Ивонна, вы дочь солдата и должны понять: мы сможем добиться цели только в том случае, если будем неразборчивы в средствах.
– Я вас не подведу… Буду стойкой!
Сквозь щель в палатке мы видели, что снаружи совсем темно. Солдаты давно отужинали и крепко спали после утомительных учений.
– Эй, приятель! – окликнул Альфонс часового. – Девушке сделалось дурно…
– Что тут у вас? – В палатку шагнул усатый солдат, держа ружье с примкнутым штыком.
Ничейный схватил его за горло. Аристократически тонкая белая рука вмиг стиснула солдата так, что тот и пикнуть не успел. Физиономия его побагровела, он схватился было за оружие, но Хопкинс рукояткой револьвера стукнул его по темечку.
Солдат рухнул как подкошенный.
Пробудившийся ото сна Квасич обвел палатку усталым взглядом, заметил бесчувственного часового.
– Идите спокойно, – сказал он нам. – Часового я осмотрю и перевяжу, если потребуется.
– Этого мало, – прошептал в ответ Чурбан Хопкинс. – Если уж взялись его обихаживать, не забудьте вставить ему кляп.
Альфонс Ничейный нацепил ружье, солдатский ремень и кепи и встал снаружи у входа в палатку – на случай, если кто глянет в нашу сторону, пусть видит, что часовой бдит.
По знаку Альфонса мы с Хопкинсом ползком выбрались из палатки. Кругом тьма, только у общей солдатской палатки светит фонарь, возле входа составлены пирамидой ружья.
Время от времени мелькает силуэт охранника. Альфонс Ничейный свистящим шепотом дает указания:
– Как только я сниму охранника, сразу же бросайтесь к ружьям! – И направляется к часовому. Тот не чует подвоха, думая, что это его напарник, и сворачивает в сторону. Ничейный подкрадывается сзади и оглушает его прикладом ружья. Издав чуть слышный стон, солдат падает.
Пинками мы рушим пирамиду и замираем… Тишина и спокойствие. Солдаты в палатке спят крепким сном. Их по меньшей мере десятка полтора, зато они безоружные. А мы вооружены, у каждого ружье с примкнутым штыком.
– Слушайте меня внимательно. Никого не щадить, но, по возможности, хорошо бы обойтись без жертв. Ваша задача: увидите торчащую голову – бейте прикладом!
– Что ты задумал?
– Сейчас увидите.
Два свистящих удара – и веревки, натягивавшие палатку, перерезаны. Огромное полотнище брезента обрушивается на спящих. Ничейный убегает… Спрашивается, куда?
Но размышлять некогда: внезапно разбуженные солдаты отчаянно барахтаются, то тут, то там под брезентом угадывается голова.
Туда, где вырисовывается контур шара, тотчас нацелен удар прикладом, бьем Хопкинс или я. Солдаты впадают в панику, и от этого брезент окутывает их еще плотнее. Двоим удается выкатиться на свободу… Пинок… удар прикладом… Мы уложили как минимум человек восемь. Из-под брезента выползает младший офицер с револьвером в руке и палит вслепую, но мы утихомириваем его ударом приклада…
Вот удалось высвободиться еще троим, а четвертый размахивает кинжалом… Двоих удается уложить сразу, один бросается на меня, и, сцепившись, мы падаем наземь – этого, улучив момент, обезвреживает Альфонс Ничейный… Хопкинс дорожным указателем укладывает еще парочку…
– Вроде больше нету… – пыхтит он, отдуваясь.