Следующие два дня я почти не отходил от нее, сидел рядом и ласково гладил. Я понимал – она не доживет до Рождества, и шепотом напоминал ей о наших совместных приключениях.
За день до моего возвращения в университет она умерла.
Сдерживая слезы, мы с Микой пошли будить Дану. Сестра не стала притворяться и разрыдалась. От ее всхлипов заплакали и мы. Потом мы со слезами на глазах вырыли яму на заднем дворе и похоронили там Бренди. Она ушла, оставив нам воспоминания, которые пребудут с нами навеки.
– Она ждала тебя, – серьезно сказал Мика. – Должно быть, знала, что ты вернешься, и хотела увидеть в последний раз.
Лишь годы спустя мы узнали правду о смерти Бренди. Она умерла не ночью, а ранним утром, в ветеринарной клинике, от укола снотворного. Затем мама привезла Бренди обратно домой и положила на кровать, чтобы мы, проснувшись, увидели ее и подумали, будто она мирно умерла во сне, а не была усыплена.
Пусть мы были уже взрослыми, пусть мама всегда пропагандировала стойкость, она все равно хотела пощадить наши чувства.
В апреле мне прооперировали ахилловы сухожилия на обеих ногах – они и жила, идущая вдоль подошвы, серьезно повредились из-за напряженных тренировок. Но мои мечты не изменились, и, пройдя реабилитацию, в июле я начал бегать. К середине августа я уже не чувствовал боли во время бега – впервые за последние годы. Упорные тренировки вскоре вознаградились быстротой, с которой я не бегал даже в прошлом: на второй за день напряженной разминке я пробежал пять миль примерно за двадцать три минуты и не сбился с дыхания.
В октябре боль вернулась и даже усилилась. Пришлось делать укол кортизона в область старого повреждения. Он снял воспаление и боль, и я продолжил бегать. Через шесть недель боль вернулась, и я сделал еще один укол. Вскоре мне пришлось делать их каждый месяц, но я не отказывался от соревнований. К лету кортизон мне требовался уже каждую неделю – в целом после операции я сделал около тридцати уколов, – и я готовился к последним своим соревнованиям. Оба ахиллова сухожилия и подошвенная жила воспалились, и когда я, хромая, пришел на тренировку, то с обреченной ясностью осознал, что просто не в силах больше бегать.
Я раз и навсегда убрал свои кроссовки, ощущая грусть и, как ни странно, облегчение. В школе я установил новый рекорд, который после меня за девятнадцать лет никто не побил, однако поставленных перед собой целей так и не достиг. Хотя последние семь лет бег значил для меня многое, я знал, что проживу и без него. Я занимался им самозабвенно, но затраченные усилия не оправдались. И если моя очередная мечта вновь не исполнится, я все равно не брошу мечтать. Когда ты следуешь за мечтой, ты познаешь себя. Познаешь свои способности, и пределы возможного, и ценность упорного труда.
Я поделился с отцом, ощущая одновременно разочарование и облегчение от того, что наконец принял решение.
– Мечты есть у всех, – обняв меня за плечи, сказал отец. – И пусть твои не сбылись так, как тебе хотелось, от этого я не стану меньше гордиться тобой. Многие даже не пытаются воплотить свои мечты в жизнь.
В тот год мама наконец приобрела лошадь, которую давно хотела: арабскую трехлетку. Она назвала ее Чинук.
Лошадь содержалась в конюшнях у Американской реки, и мама до и после работы забегала к ней, чтобы покормить и почистить. Она часами могла вычесывать Чинук, чистить ее стойло и грязь с копыт.
Прошли месяцы, прежде чем мама смогла ездить на Чинук. Лошадь большую часть своей жизни провела на пастбище вместе с козами, ее никогда не седлали и не объезжали, вот потому-то мама и смогла купить ее. Чинук была нервной, как и многие арабские кони, и только мама умела ее успокоить. Вскоре лошадь позволила надеть на себя седло, и мама наконец села на нее. Чинук это не понравилось, но мама была терпелива. Однажды она позвонила мне и радостно сказала:
– Сегодня я несколько часов ездила на Чинук! Ты не представляешь, как это здорово!
– Я рад за тебя, мама, – ответил я.
Мама жертвовала многим ради нас, ее мечты всегда были на втором месте, и вот наконец-то она получила то, что сделало ее счастливой.
Позже она завела второго коня по кличке Наполеон. Он был добродушным и спокойным – идеальный конь для нашего отца. К моему удивлению, отец тоже начал ездить верхом.
Вообще-то, он чувствовал себя неуютно в седле; видимо, так он показывал маме, что хочет сохранить брак. Годы эмоционального отчуждения сделали их отношения напряженными, и Мика порой упоминал, что мама вот-вот сорвется. Если раньше она хотела сохранить брак ради детей, то теперь иногда размышляла вслух о том, что без мужа ей будет лучше. Не знаю, рассматривал ли всерьез кто-нибудь из родителей развод, однако мама все чаще упоминала это слово по телефону и дома. И отец наверняка его слышал.
Воссоединение всегда трудно. Если отчуждение росло годами, иной раз его невозможно преодолеть. Тем не менее совместная верховая езда дала родителям шанс на сближение, и понемногу они начали наслаждаться возобновляющимися отношениями.
Брат по-прежнему жил беззаботно. Окончив в 1987 году университет, он с другом укатил в Европу. Почти за месяц они на велосипеде объехали Испанию, Францию и Италию. По возвращении он засыпал нас историями о своих приключениях, а после уехал в горы на речной сплав.
В августе Мика устроился на работу брокером коммерческой недвижимости. Он по-прежнему часто менял подружек – каждые две недели приезжал к родителям с новой девушкой, и все они были без ума от него. Однажды мама позвонила мне и сказала, что он привел одну из девушек дважды. За последние годы для Мики это было самым близким к понятию «постоянная подружка». И когда он привел эту девушку к родителям в третий раз, думаю, мама поняла, что это у него серьезно.
Я вот-вот должен был получить диплом по специальности «Финансовый менеджмент предприятий», и после окончания университета планировал поступить на юридический факультет. В марте 1988 года мы с друзьями решили на последние весенние каникулы вместо Дайтона или Форт-Лодердейла съездить во Флориду, на остров Санибел.
На вторую ночь нашего пребывания там я заметил идущую по парковке в компании подруг девушку. Привлекательную девушку; впрочем, большинство девушек вечером на отдыхе кажутся хорошенькими, и я быстро забыл о ней. Вскоре мы с друзьями вышли в коридор, и тут нас окликнули с шестого этажа:
– Эй, парни, вы живете здесь?
Это оказались те самые девушки с парковки.
– Да.
– Мы хотели встретиться здесь с друзьями, но их что-то нет, а нам очень нужно в уборную. Можно воспользоваться вашей?
– Конечно! Поднимайтесь, мы на восьмом этаже.
Девушки, старшекурсницы из Нью-Гэмпширского университета, затем пошли на кухню, все трое, но мой взгляд был прикован к той девушке, которую я заметил первой. Таких красивых, редкого цвета глаз я не видел никогда. Мне с трудом удавалось не пялиться на нее в открытую.
– Привет, я Ник, – наконец представился я.
– Привет, Ник. Я Кэти, – с улыбкой ответила она.
Хотел бы я сказать, что мы оба были очарованы друг другом с самого начала, но это будет ложью. Девушки провели у нас примерно полчаса и пригласили в гости к своим друзьям на шестом этаже. Там я взял у одной из подружек Кэти номера их телефонов и пообещал завтра позвонить, чтобы узнать, смогут ли они прогуляться с нами по пляжу.
Настало утро, девушки согласились на встречу. Я ощутимо волновался при мысли, что снова увижу Кэти, и надеялся, что произвел на нее впечатление.
– Привет, я рад, что ты смогла прийти, – окликнул я Кэти, идущую с друзьями.
– Привет, я Кэти. Мы вроде незнакомы?
Невзирая на уязвленное самолюбие, я не отступился. В конце концов мы разговорились, и, когда девушки упомянули, что идут в соседний ночной клуб, я убедил друзей пойти туда и немедленно бросился искать там Кэти. Протанцевав с ней час, я наклонился и шепнул:
– Однажды мы с тобой поженимся.
Кэти недоверчиво рассмеялась и посоветовала мне выпить пива.
Как я понял, что она предназначена мне? Должно быть, сработала интуиция.
У нас оказалось много общего. Она тоже училась на старших курсах и вот-вот должна была получить диплом в сфере бизнеса. Она тоже была католичкой и каждое воскресенье ходила в церковь. Она тоже была средним ребенком в семье – правда, из четырех детей. У нее тоже были старший брат и младшая сестра. Ее родители, подобно моим, тоже были бедны перед тем, как разбогатеть, никогда не разводились и – невероятное совпадение! – поженились в тот же день, что и мои – тридцать первого августа. Она тоже занималась легкой атлетикой и была чемпионкой штата по гимнастике. Она хотела детей, как и я, и мечтала сидеть дома и растить их – именно этого я ждал от будущей жены.
Но больше всего меня привлекало в Кэти ее поведение. Она много смеялась, а увлечься тем, кто в любой ситуации видит что-то смешное, легко. К тому же она была умной, начитанной и вежливой, умела слушать и имела убеждения. А еще она буквально ко всем относилась с теплотой. Она общалась с моими друзьями так, будто они долгие годы были и ее друзьями, улыбалась и детям, и взрослым.
Я подметил эти ее качества, и пока мы танцевали, вдруг понял, что все это я хочу видеть в спутнице жизни.
Вернувшись в университет, я позвонил брату.
– Мика, я встретил девушку, на которой собираюсь жениться.
– Где? Когда? Ты ведь уезжал на весенние каникулы?
– Ага. Там и встретил.
– Дурик, ты же был на отдыхе. Какого черта ты вдруг задумался о женитьбе?
– Подожди, вот увидишь ее и поймешь.
– Весенние каникулы!..
– Я знаю. Здорово, правда?
За два месяца до окончания университета я написал Кэти сотню писем. Она дважды приезжала ко мне в Нотр-Дам. В день вручения диплома ко мне впервые приехали родители. Я показывал им место, которое на четыре года стало моим домом, и говорил в основном о Кэти и о том, как много она для меня значит.