– Они скучают по тебе и беспокоятся.
– Знаю. Я поговорю с ними, просто надо подготовиться.
Вряд ли нерешительность отца имела отношение к приступам его гнева – скорее всего, он боялся реакции близких на попытку примирения. В конце концов он отбросил колебания и позвонил своему брату. Позже я узнал от дяди Монти, что большую часть времени говорил отец, их разговор походил на монолог, иной раз бессвязный. Звонок взволновал дядю – он любил своего брата, скучал по нему и жаждал услышать его голос. Отцу следовало позвонить не только ради брата, но и ради себя самого. Со временем они стали общаться чаще.
Узнав о разговоре с дядей, я сказал отцу, что горжусь им. Это его растрогало.
– Я люблю тебя, папа, – прошептал я.
– Я тоже тебя люблю.
Через две недели отец позвонил мне и сказал:
– Я женюсь.
– Ник, она тебе понравится, – сказал Мика.
Я позвонил брату, чтобы узнать о женщине, на которой собрался жениться наш отец. Мика, в отличие от меня, ее видел.
– Папе с ней будет хорошо, – добавил он.
– Кажется, отец счастлив.
– Да. Он даже навестил Дану и близнецов.
– Это хорошо, – сказал я и, помолчав, добавил: – С тех пор, как умерла мама, прошло семь лет.
– Да. Жаль папу – я уже начал опасаться, что он так и не оправится от удара. Ты знаешь, что он позвонил дяде Монти?
– Да. Очень хорошо. Ему нужно общаться с родными. Как твой бизнес?
– Понемногу. Я работаю денно и нощно, продажи растут с каждым месяцем.
– Поздравляю.
– Я хочу сказать тебе еще кое-что, – после паузы произнес Мика.
– Что такое?
– Кажется, я встретил свою Кэти. Только ее зовут Кристина.
– Правда? Здорово!
– Она тебе обязательно понравится.
– Серьезное заявление.
– Так и есть.
– Ага. А что серьезнее – свадьба или Мика?
– Очень смешно.
Я удивился. Если он не хотел шутить над этим, то, похоже, ответ я уже знал.
– Рад за тебя. Жду не дождусь, когда ты нас познакомишь.
Через два дня после того, как отец сообщил мне о свадьбе, и за месяц до публикации «Дневника памяти» в мой дом приехала телевизионная группа из шоу «48 часов» канала «Си-би-эс».
Один из продюсеров, Эндрю Коэн, в начале лета прочитал сигнальный экземпляр книги и задумал снять сюжет под названием «Как пишется бестселлер». Все лето они вели съемки в «Уорнер букс». Были отсняты заседания маркетологов, интервью с Ларри Киршбаумом – генеральным директором «Уорнер букс», директором Морин Игэн и моим редактором Джейми Раабом, а также с остальными, незнакомыми мне людьми, работающими над книгой.
Телевизионная группа приехала к нам домой в четверг, а два дня спустя, в субботу, мне предстояло лететь в Лос-Анджелес на прием, организованный ассоциацией книготорговцев Южной Калифорнии. Это было первое рекламное мероприятие в моей карьере писателя. Разумеется, я дико волновался.
Продюсер и его команда прибыли рано утром и ходили за мной весь день. Они снимали меня дома и на работе, ведущая передачи, Эрин Мориарти, задавала мне вопросы о процессе написания книги и о том, будет или не будет книга иметь успех. Эндрю и Эрин вечером отбыли в аэропорт, чтобы улететь обратно в Нью-Йорк, а телевизионная группа осталась заснять, как я работаю над новой книгой. Примерно в девять вечера, когда я под прицелом видеокамер смотрел в монитор и печатал, в кабинет вошла моя жена с телефоном в руке.
– Это Мика, – сказала она.
– Пожалуйста, передай ему, что я перезвоню через полчаса.
– Он хочет поговорить с тобой немедленно.
– Что случилось?
– Не знаю, но он расстроен.
Я взял трубку, и оператор тут же навел камеру на меня.
– Привет, Мика. Что случилось?
– Папа, – как-то заторможено ответил он.
– Что с ним?
– Сообщили из полицейского участка, расположенного недалеко от Рино. Отец попал в автомобильную аварию. Я только что звонил в больницу, куда его отвезли.
Мика глубоко вздохнул. Я молчал, осознавая услышанное. Рядом жужжали телевизионные камеры.
– Он умер, Ники, – тихо сказал брат.
– Кто? – спросил я, уже зная ответ.
– Папа. Наш папа умер час назад.
Я окаменел. На глаза навернулись слезы, и в тот же самый миг расплакался Мика.
– Мы с Даной поедем к нему, сейчас ее подхвачу, – сказал он. – Я знаю, что он умер, но мы должны его увидеть.
– Ох… Мика…
– Да. Мне нужно идти…
Я повесил трубку. Пока я разговаривал, Кэт не сводила с меня глаз.
– Что случилось?
Я рассказал. Она разрыдалась и обняла меня. Камера наконец-то выключилась. Я понял, что все это заснято, но операторам хватило такта тихо собраться и уйти.
Почти всю ночь мы с Кэти говорили и плакали. Позвонил Мика, сказал, что они с Даной доехали до больницы и увидели тело отца.
– Не могу поверить, что он умер. – У брата явно был шок. – Я ведь говорил с ним вчера вечером, а теперь мы больше никогда не поговорим.
– Как Дана?
– Ужасно. Плачет, не переставая. Через пару минут мы уезжаем. Я… я не знаю, что еще делать.
– Жаль, что я не с вами.
– Мне тоже жаль. Когда ты прилетишь?
– Как только смогу. В выходные я должен был лететь в Калифорнию на прием… Господи, до сих пор не могу поверить!
– Этого просто не может быть, правда?
И мы опять заплакали.
Утром Мика снова позвонил. Мы поговорили об отце, потом он вдруг замолчал.
– Ник, я тут думал о твоей поездке в Калифорнию, – наконец сказал он.
– Я тоже.
– Ты ведь едешь туда?
– Вряд ли. Как я могу сейчас туда поехать?
– Ты должен, – серьезным тоном сказал Мика.
– Как я…
– Папа гордился тем, что ты написал книгу, – оборвал меня брат. – Зная, как это важно для тебя, он первый потребовал бы, чтобы ты поехал. Твоя первая книга. Не исключено, что твой единственный шанс.
– Но… я не уверен, что смогу…
– Сможешь, Ник. Ты полетишь туда. Знаю, ты любил отца, и он знал, что ты его любишь. Он тебя тоже любил. Но тебе нужно думать и о своей семье. Мама и папа хотели бы, чтобы ты поехал на это мероприятие.
После разговора с Микой я задумался. Он был прав и не прав одновременно. Я понимал его точку зрения, и все же это было как-то… бессердечно. Приходилось выбирать между планами на будущее и уважением к отцу. Если я останусь дома, выпадет ли снова такая возможность? И важно ли это?
А если я поеду, что тогда? Что мне ответить, если кто-нибудь спросит – наслаждаюсь ли я поездкой, нравится ли мне происходящее?
Я не знал ответа.
Я советовался с Кэт, Даной, Микой и остальными родственниками. Поговорил со своим агентом и редактором – они сказали, что я могу отменить поездку. В конце концов я неохотно решил ехать. Меня терзало неимоверное чувство вины – я не мог отделаться от мысли, что это неуважение к памяти отца.
Вскоре мне позвонил Эндрю Коэн, продюсер «48 часов». Он принес мне искренние соболезнования, и я попросил его не выпускать в эфир запись о смерти моего отца. Мы оба знали, что подобный материал повысит рейтинг передачи – современное телевидение это подтверждает, – однако Эндрю, не колеблясь, согласился. Несмотря на душевную боль от потери отца, я вновь убедился в доброте людей.
С тяжелым сердцем я летел в Калифорнию. На приеме мне ничуть не полегчало. Я почти ничего не помню о том, что там происходило, за исключением ощущения нереальности – я словно смотрел чужими глазами. Меня спрашивали о новой книге, и я машинально отвечал то, что от меня хотели услышать. Чем больше я говорил, тем сильнее ощущал неправильность происходящего и желание быть рядом с братом и сестрой.
С ними я и провел всю следующую неделю. Мы с Микой остановились в родительском доме. Он опустел – и в то же время в нем ничего не изменилось. На кухонном столе стояла чашка с кофе, а в холодильнике – свежее молоко. По-прежнему приходили письма – Мика выложил на стол целую кипу. Траву недавно скосили. Казалось, что вот-вот приедет отец, а мама готовит на кухне… Они вдруг вспомнились так живо, что мы с братом, бродя по дому, не могли думать ни о чем другом.
Я устал… Мама. Сестра. Отец. Сын. Слишком много волнений за короткий срок. Мика тоже выглядел изможденным.
Мы занялись приготовлением к похоронам. Начали собираться родственники. Все были потрясены, а дядя Монти не сдержал слез. Мы тоже плакали.
Папу похоронили рядом с мамой, и на похороны пришли те же самые люди, что и семь лет назад. Дядя Джек произнес проникновенную надгробную речь. У могилы мы с Кэт держались за руки – как Боб и Дана, Мика и Кристина.
Вот о чем я тогда думал:
«Мой отец был хорошим человеком. Добрым. Смерть мамы серьезно ранила его, а болезнь дочери углубила рану. Последние семь лет он боролся с тоской. Да, иногда он злился, даже бывал резким. Однако он был моим отцом, он помогал растить нас. И я не только уважал его за это, но и любил. Он привил нам независимость, научил ценить знания и с любопытством воспринимать мир. Более того, он помог нам троим стать по-настоящему близкими. Я не знаю, чего еще желать от отца».
Позже я, Мика и Дана в последний раз стояли у гроба, обнявшись и навек прощаясь с отцом. Нам его уже не хватало.
После похорон мы с Кэт задержались в Калифорнии еще на два дня. Майлз был уже достаточно взрослым и понимал, что случилось; Райан, по-видимому, не понимал ничего.
За год мы с женой пришли к единому мнению в отношении Райана. Только мы двое полностью сознавали, каким трудным выдался этот год, и делили людей на две группы – хороших и плохих: тех, кто по-доброму относится к Райану, и тех, кто не обращает на него внимания.
Мы не питали иллюзий насчет того, что он такой же, как остальные дети. Он почти не смеялся, не смотрел на людей, когда они говорили, и не понимал, когда они к нему обращались. Однако мы больше всего хотели, чтобы Райана приняли таким, какой он есть.
В отличие от Майлза, у Райана не было друзей, никто из соседских детей не хотел с ним играть, не приглашал на дни рождения, не пытался даже поговорить с ним. Взрослые вели себя ничуть не лучше. Чаще всего о