— Пусть не в этом. Но дело в том, что Баррета убили не заключённые.
— Вот как! — Холмс заметно оживился. — А кто же?
— Если бы я знал, кто, я не обратился бы к вам, — пожал плечами Гилмор. — Но это не мог быть заключённый. Я приказал, разумеется, произвести обыск у всех, но это было сделано исключительно ради буквы закона. Я уверен, что ни у кого из каторжников не могло быть огнестрельного оружия. Вы ведь тоже в этом уверены?
— Да, разумеется. Значит, сержант застрелен?
Гилмор кивнул:
— Застрелен в упор, из армейского револьвера. Такого же, как вот этот.
И полковник положил на край стола перед Холмсом свой револьвер.
— Выстрел в висок. Доктор Уинберг определил мгновенную смерть. Таким образом, мистер Холмс, это не месть измученных людей садисту-оскорбителю, это убийство из каких-то непонятных соображений. Комиссар негодует, ему ведь тоже надо писать отчёт для лондонского начальства. Но он приехал и уедет, а мне необходимо остаться.
На последних словах комендант сделал ударение, и Шерлок понял: полковник всерьёз боится, что убийство сержанта обернётся для него отставкой.
— Послушайте, сэр, а если начистоту? — он пристально посмотрел на коменданта. — Что за фигура был этот Баррет? Нераскрытое убийство, конечно, неприятность для вас, но мне кажется, вы ожидаете слишком большой неприятности.
— Вы правы, — подтвердил комендант. — И я не собираюсь скрывать от вас этого. Баррет простой сержант, человек незначительный, но в Лондоне у него есть родственники с большими связями. Они определили его сюда, веруя в нелепую сказку об австралийском климате, исцеляющем пороки. Врачи считали, что его склонность к садизму — явление болезненное.
— И добрые родственники направили его на службу туда, где он смог бы лучше всего проявить эту чудесную склонность? — язвительно спросил Шерлок.
— Как видите, — в голосе коменданта послышалось раздражение. — Неужто вы думаете, что я стал бы терпеть эту скотину, не будь за ним влиятельных людей? Мне была отвратительна его неутолимая жажда крови. Но теперь из-за него мне, может быть, придётся сильно пострадать, если я не выясню, по какой причине он убит, и кто убийца. Вы согласны помочь мне?
— Попытаюсь, — после некоторого раздумья сказал Шерлок. — Могу я взглянуть на убитого?
— Разумеется, Я сам вас туда отведу. — Гилмор говорил, не скрывая радости. — Хотите глоточек бренди?
Шерлок чуть заметно скривился, но сдержался:
— Нет, благодарю.
— А сигару?
— Благодарю вас. Я здесь отвык курить.
К пожарному водоёму они шли рядом и представляли собой довольно любопытное зрелище; щёголь-полковник в мундире с иголочки, блистающем всеми знаками отличия, и заключённый в тюремных отрепьях, с кандалами на руках и ногах. Впрочем, оба шли одинаково легко и держались одинаково невозмутимо.
Шерлок подумал о том, что впервые видит лагерь без заключённых — все уже отправились на работу. Зрелище было грустное и торжественное, словно взору явилась громадная могила, которую покинул мертвец, чтобы затем неизбежно вернуться в неё.
Пожарный водоём находился шагах в ста позади складских сараев, неподалёку от изгороди и совсем не далеко от одного из дежурных постов.
— Самое странное, — говорил Гилмор, вполголоса обращаясь к Холмсу, — что вблизи были двое солдат-постовых: один у склада, другой — у изгороди. Совсем недалеко офицерские дома, кухня. Везде были люди. И никто не слышал выстрела. Мы опрашивали утром многих заключённых, которые живут ближе к этому месту. Тоже никто не слышал.
— Тем лучше, — сказал Холмс. — Значит, я могу назвать вам точное время убийства.
— Уже можете? — спросил поражённый полковник.
— Примерно тридцать пять минут одиннадцатого.
— Холмс, это мистика! Откуда вы знаете? Уинберг тоже называет время около одиннадцати, но такая точность...
Шерлок улыбнулся:
— Вы слышали вчера грохот от развалившегося штабеля?
— Слышал. Тачки рассыпались. Ну и что? — недоумевал Гилмор.
— Только в этот момент и мог прозвучать выстрел, которого никто не услышал, если исключить возможность того, что он вообще был бесшумным. Я сидел в это время возле костра. Один из заключённых минуты за три до этого посмотрел на часы и назвал время: «Тридцать две минуты одиннадцатого». Часы у Томсона точные.
— Чёрт возьми, а я и не подумал! — полковник покраснел. — Я ведь и сам смотрел на часы, когда услышал этот дикий грохот.
— Вы не связали эти два события, что вполне понятно. Но мы, кажется, пришли.
В нескольких шагах от водоёма — большого глубокого пруда, вырытого после всем памятного пожара (протекавшая через территорию лагеря речка в жаркое время почти высыхала) — стояли трое солдат, лейтенант Мэрфи и доктор Уинберг. Увидев коменданта, все расступились, и стало видно, что между двух жидких кустиков, на чахлой траве, лежит лицом вниз человек в форме сержанта, и от его левого виска тянется по желтоватому песку короткая чёрная полоска.
— Доброе утро, мистер Холмс! — воскликнул доктор,— Слава богу, что вы пришли. Чепуха какая-то. Кожа на виске опалена, как у самоубийцы, а оружия нет, стало быть, убийство. Не стоял же он и не ждал, когда дуло приставят к его виску? Если только внезапно...
— Отойдите, доктор! — решительно проговорил Холмс, подходя к убитому. — И вы все, господа, отойдите подальше. Что это вообще такое, столько людей топчется как раз там, где не должно быть посторонних следов! Это вы, полковник, разрешили?
Гилмор вспыхнул, но стерпел.
— Я никогда не проводил расследований, мистер Холмс. Простите.
Шерлок только досадливо отмахнулся и принялся, уже не обращая ни на кого внимания, осматривать тело убитого, землю вокруг него, кусты и берег пруда. Через некоторое время он опустился на колени возле трупа, близко наклонился к земле и потрогал пальцем песок, а затем долго разглядывал серый налёт, оставшийся на пальце.
— Ну что? — решился спросить комендант. — Вы можете сказать что-нибудь?
Холмс посмотрел на него рассеянным взглядом.
— Что нашли у него в карманах? — спросил он.
— Я не велел его трогать, — ответил полковник. — Я сразу решил пригласить вас.
На бледных щеках Шерлока проступил лёгкий румянец, его взгляд, обращённый на Гилмора, сделался куда доброжелательнее.
— Вы поступили благоразумно. Ещё лучше было бы, если бы ваши стражи не затоптали всю землю кругом. Однако посмотрим.
С этими словами он встал и решительно, одним движением перевернул тело убитого. Застывшее, запрокинутое лицо Баррета было сильно разбито, и выражение, оставшееся на нём, стало от этого ещё более жутким. Это лицо выражало животный ужас, рот был полуоткрыт, словно убитый хотел закричать, а быть может, и кричал, но смерть оборвала его крик.
— Он видел убийцу и видел, что сейчас будет убит, — констатировал Шерлок. — Это естественно, раз дуло было прижато к виску. Лицо сильно сведено судорогой. А в карманах... Что у него там?
Холмс один за другим обыскал карманы убитого и извлёк — серебряные часы, перочинный нож, несколько игральных карт, мятых и грязных, грязный носовой платок, пачку папирос и листок бумаги с какими-то подсчётами. Всё это он разложил на земле и тщательно осмотрел. Понюхав папиросы, удовлетворённо улыбнулся. Затем осмотрел кобуру убитого. Револьвер был на месте. За поясом, как всегда, торчала «хлесталка».
— Всё, полковник, — сказал, выпрямляясь, сыщик. — Здесь я всё выяснил. Желаете выслушать моё мнение?
— Конечно.
— Сейчас? — с каким-то особым ударением спросил Холмс.
Гилмор понял намёк:
— Предпочту, чтобы вы высказали его в моём кабинете. Давайте вернёмся. Можно приказать унести убитого?
— Да. Он мне больше не нужен. А эти вещи, что были при нём, я заберу с собой. Платок у вас есть? Спасибо.
Минут через десять-пятнадцать они сидели друг против друга по обе стороны большого стола, и комендант с напряжённым вниманием слушал заключённого.
— Совершенно ясно, — говорил Шерлок, — что убийство было заранее продумано. Более того, я почти уверен, что у убийцы был сообщник или сообщники, иначе падение штабеля в момент выстрела — поистине мистическое совпадение. Да и неясно, для чего штабель был заранее сложен так, чтобы рассыпаться при первом же толчке. Баррет ждал своего убийцу, у них была заранее условлена встреча.
— Откуда вы знаете?
— Он долго топтался на одном месте и курил, часто поглядывал на часы. Убийца приблизился к нему со стороны офицерских домов. Я точно не уверен, но полагаю, что Баррет видел его приближение, и оно не вызвало у него никакой тревоги. Затем они стояли друг против друга, возможно, разговаривали, но недолго. Потом убийца выстрелил.
Лицо коменданта постепенно покрылось краской, он привстал из-за стола, дыхание его стало прерывистым от негодования:
— Вы... Вы это видели?! — произнёс он с трудом. — И могли столько времени морочить мне голову?! Да как же вы посмели? И что вы там делали в такое время? И зачем врали мне, что были у костра?
Шерлок откровенно расхохотался:
— Каждый раз забываю, что может быть вот такая реакция. Но какова бы она ни была, попрошу вас понизить голос и на меня не кричать, полковник.
Это он произнёс уже без смеха, и выражение его лица заставило Гилмора смешаться и опустить глаза.
— Так вот, — снова заговорил Холмс. — Я, конечно, ничего не видел, я там не был в момент убийства, а всё, что сейчас рассказал вам, прочитал по следам. И, уверяю вас, это не много — убийца был осторожен, он следов почти не оставил. Но для того, чтобы вовсе их не оставить, он должен был бы летать.
Комендант смутился:
— Простите меня, мистер Холмс! Я никогда ещё не имел дела с человеком такого проницательного ума. И я никогда бы не позволил себе такой резкости, если бы, слушая вас, не позабыл, что вы — заключённый.
— Если бы вы позабыли, то не сказали бы мне «как вы посмели» резко прервал коменданта Шерлок. — Но оставим это. Вам угодно, чтобы я объяснил? Извольте. Рядом с тем местом, где стоял и где упал Баррет, земля вся истоптана, видно, что он вертелся и топтался, оглядываясь, явно кого-то ожидая. На песке остался пепел от папиросы, одной из тех, что были в его пачке. В стороне валялась обгорелая спичка.