ГЛАВА 3
Прошло два месяца.
Постепенно многие заключённые отстали от мистера Холмса со своими насмешками. Не отвязывались лишь самые рьяные, но их одинокие выкрики звучали теперь как-то потерянно.
Каторжникам казалось с самого начала, что бывший сыщик постарается завязать приятельские отношения с охраной и, по возможности, с начальством каторги. Но этого не произошло. Шерлок Холмс работал безупречно, но ничуть не стремился показать своё усердие надзирателям, даже напротив: видя, что за ним наблюдают, он работал медленнее или даже устраивал себе отдых. Не старался он и попасть в «примерные», никому никогда не угождал и не добивался для себя никаких привилегий.
Его первое столкновение с Хью Барретом произошло во время работы, вскоре после полуденного отдыха. Вампир давно присматривался к новичку и явно очень хотел задеть его, но повода найти не мог.
И вот как-то раз он увидел, как Шерлок Холмс, прервав работу, оглядел свою кирку и стал постукивать древком по выступу камня. Баррет в одну секунду оказался рядом с ним.
— Ты что это не работаешь? — спросил он.
— Кирка расшаталась на древке и нужно её укрепить, — спокойно ответил Холмс.
— А работа будет стоять?! — вскипел Вампир.
— Но если кирка сорвётся с древка, работа простоит куда дольше, — резонно заметил заключённый.
— Ты нарочно расшатал её, чтобы лентяйничать, негодный жулик!
На тонких губах Холмса мелькнула презрительная улыбка:
— Если бы я хотел вас обмануть, я бы сделал это гораздо умнее, — сказал он и повернулся к излому скалы, который только что долбил.
— Я тебе поумничаю!
И Хью Баррет занёс для удара свою «хлесталку».
С неуловимой быстротой Шерлок Холмс обернулся, и трудно сказать, что скорее остановило Баррета: стальные пальцы заключённого, перехватившие его запястье, или стальной взгляд, пронзивший его и парализовавший, словно взгляд змеи.
Приблизив своё лицо к вспыхнувшей физиономии Вампира, Холмс чуть слышно проговорил:
— Имей в виду, подонок: если ты хоть раз меня ударишь вот так, ни за что, я убью тебя, и никто никогда не узнает, отчего ты подох.
На мгновение Баррет онемел. Как почти все садисты, он был труслив, кроме того, взгляд и голос Холмса не оставляли сомнений в серьёзности сказанного. Наконец Вампир обрёл дар речи.
— Ты... смеешь мне угрожать?! — прохрипел он.
— Я не угрожал вам, — возразил Шерлок Холмс. — А смею я абсолютно всё и прошу вас это учитывать. Я знаю, что по правилам вы имеете право ударить заключённого за очевидный проступок. Если таковой будет мною совершён, воля ваша, я стерплю, потому что я такой же каторжник, как все остальные. Но без вины не смейте трогать меня, даже замахиваться на меня не смейте — я вам этого не позволю! И всё, ступайте отсюда, не то сейчас от моей кирки полетит щебень, и осколки могут попасть вам в лицо.
С этими словами он опять отвернулся и принялся за работу с прежней методичностью.
Это было неслыханное поражение Хью Баррета. Он не ушёл, а буквально уполз из карьера и в этот день больше там не появлялся. Заключённые проводили его торжествующим шёпотом, а кто-то тихонько воскликнул:
— Вот так его давно бы! Эк скорёжился! Ублюдок поганый!
Но в следующие дни своего дежурства Вампир так и вился вокруг Холмса.
— Я жду своего часа, сэр, жду своего часа! — повторял он с вкрадчивой улыбкой, когда заключённый оборачивался к нему.
— Ждите, ждите! — любезно отзывался Шерлок, продолжая работать с прежней ловкостью, что вызывало в охраннике отчаянную злость — придраться вновь было не к чему.
Когда в один из таких дней они шли с работы, юркий пройдоха Ринк поравнялся с Холмсом и вполголоса сказал:
— Не зли ты его! Он ведь когда-нибудь всё равно доберётся до тебя со своей «хлесталкой».
— Очень возможно. — Пожал плечами Холмс. — Из реки сухим не выйдешь, а из болота и подавно.
— Ему лучше угождать! — вздохнул маленький ловкач.
— Не обучен! — усмехнулся Шерлок. — Но за советы и сочувствие спасибо.
— Я ж помочь хочу! — с некоторым смущением бросил Ринк, и всю остальную дорогу оба молчали.
Два дня спустя произошёл случай, который ещё сильнее поднял бывшего сыщика в глазах каторжников.
Уже неделю шли проливные дожди. Работать приходилось в грязи и слякоти, возить тачки сделалось тяжело и опасно, и все были злы до ужаса — и заключённые, и охрана.
Однажды разразилась гроза. Дождь превратился в ливень, стало темно, словно наступила ночь, и молнии, чиркая в темноте, так и били в землю, совсем близко от карьера. Не на шутку испуганный, начальник охраны приказал:
— Прекратить работу! Переждать грозу!
Охранники попрятались в редких кустах, росших по краю карьера и под навесом внизу. Часть заключённых, из тех, что считались «примерными», присоединились к ним. Остальные либо втиснулись в ниши, выбитые кирками в стенах карьера, либо прикрылись пустыми тачками и с унылым видом сидели так, принимая непрошеный душ.
Дождь был не особенно холодный, но падая стеной, непрерывно, становился невыносимым, вызывал озноб, доводил до исступления.
— Бог знает, что такое! — не выдержал через некоторое время кто-то. — Да ведь это же до вечера! Надо вернуться в лагерь! Эй, есть тут кто-нибудь? Охрана!
— Ведите нас по домам! — поддержали его несколько голосов. — Что мы, скоты, что ли? Подохнуть можно под этим дождём!
Раскаты грома заглушали вопли недовольных. Молнии вонзались в склон холма уже совсем близко от карьера, и многим сделалось страшно.
— Этак станешь, и похоронить нечего будет! — прошептал беззубый Хик и перекрестился.
— Заткнись ты! — огрызнулся сидевший с ним рядом Джон Клей. — Тебя и так не в мраморном склепе похоронят.
Гром ударил снова, и склоны карьера содрогнулись от этого грохота, а вслед за ним вдруг послышался отчаянный вопль:
— Спасите! Помогите!!!
Из-за жёлтых куч щебня вынырнул человек в облепивших тело тюремных лохмотьях и, путаясь в кандалах, спотыкаясь, посыпался вниз, на дно карьера. За ним выросла громадная фигура и с рёвом, похожим на пароходный гудок, ринулась следом.
— Матерь Божия! — пискнул Ринк. — Это же Берт Свенсон. А за ним Джим Фридли гонится... Пьян, как пивная бочка!
— Уб-б-бью! — ревел охранник, потрясая револьвером и, к ужасу зрителей, всё ближе настигая свою жертву. Свенсон пытался спрятаться среди сбившихся в кучки заключённых, но все шарахались от него, как от зачумлённого. Они хорошо знали, что пьяный Фридли выпалит, не раздумывая, а раз уж почему-то он выбрал жертвой именно Берта, то и выпалит именно в него, но попасть может в любого, кто окажется рядом.
Вспышка молнии на миг ярко осветила и преследуемого, и преследователя и все увидели, что искажённое лицо Свенсона сделалось похоже на гипсовую маску, слепок с трагической маски греческого актёра. При этом фигура Джима в голубоватом свете выглядела ещё громаднее и страшнее. В ней почудилось всем нечто первобытное, непреодолимое, зверское. Заключённых охватил трепет.
В этот момент Свенсон зацепился кандалами за ручку чьей-то перевёрнутой тачки, пошатнулся и упал на одно колено. У него вырвался дикий возглас. Преследователь был уже в нескольких шагах, и в наступившей на мгновение тишине было хорошо слышно, как щёлкнул курок его револьвера.
— Охрана! На помощь! Да остановите же его кто-нибудь!!! — закричал один из заключённых.
Джим стоял на некрутом скате выработки, широко расставив ноги, набычась, глядя прямо перед собой налитыми кровью, безумными глазами. Револьвер в его руке медленно, неуклонно поднимался, нацеливаясь на жертву.
Но вдруг за спиной Джима в свете новой молнии возникла тонкая высокая фигура, и могучий удар обрушился на его шею. Фридли заревел, коротко, испуганно, как бык на бойне, и рухнул лицом вниз на рассыпающийся щебень.
Заключённые онемели.
Шерлок Холмс нагнулся, приподнял под мышки обмякшее тело солдата и перевернул его лицом вверх. По красной физиономии Джима стекали грязные ручейки.
— Беги, прячься! — прошипел из-под своей тачки Ринк. — Он же тебя убьёт!!!
— Не убьёт. — Ответил Холмс невозмутимо.
Берт Свенсон тем временем освободил свою цепь, отполз в сторону и спрятался среди заключённых.
Фридли пошевелился, замычал, начал медленно ворочать головой из стороны в сторону. Шерлок зачерпнул ладонью воды из глубокой лужицы и плеснул в лицо солдату. Тот открыл глаза, привстал, затем тяжело и грузно поднялся. В его пьяных глазах появилась какая-то осмысленность.
— Кто меня ударил? — тупо спросил он, не выпуская из скрюченных пальцев взведённого револьвера.
— Я,— ответил Шерлок Холмс.
— Ты? — переспросил охранник.
— Я.
Несколько мгновений Джим Фридли пытался осознать происшедшее, потом глухо, раздельно спросил:
— А... за ч-то?
— Так ведь ты хотел застрелить человека, дурак! — спокойно сказал Шерлок.
Фридли помотал головой.
— Человека? Я?
— А то кто же? Посмотри на свой револьвер, у него курок до сих пор взведён.
У Джима на лице появилось что-то похожее на усмешку.
— Это я так нализался? — спросил он.
Шерлок Холмс, не говоря больше ни слова, отобрал у него оружие, разрядил и, спустив курок, вновь зарядил и сунул в руку Джима.
— С оружием так не обращаются, молодой человек. И напиваться до бесчувствия только потому, что вам не пришло письмо от матушки, по меньшей мере, глупо. Дожди идут, дорогу размыло, вот почта и запаздывает.
Голос Холмса при этих словах стал мягче, глаза, только что сурово смотревшие на Джима, немного потеплели. Тот почесал мокрой пятерней в мокрых волосах и пробурчал:
— Размыло... А полковнику есть письма из Лондона и Леннерту есть. А мне нет.
— Позже отправлено, — по-прежнему мягко сказал Холмс.
Фридли вдруг так и подскочил:
— Эй! А ты откуда знаешь про мою матушку? Тебе сказал кто-то? И про письмо...
— Это и так очевидно. Так же, как то, что тебе нельзя пить.