— Довольно! — крикнула Антония. — Вы демон, а не человек! Я напишу, напишу, что хотите, я подпишусь даже, мне плевать, у меня много денег, я всегда откуплюсь. Рита! Да куда же ты подевалась?!
В комнату вбежала горничная:
— Слушаю, синьора!
— Бумагу и перо! — приказала, не глядя на неё, Антония.
Горничная исчезла и вернулась с пачкой бумаги и чернильным прибором.
— Синьора, пока вы ещё ничего не написали... — Герберт Лайл стоял возле кресла Антонии и аккуратно раскладывал бумагу на придвинутом Уотсоном столике. — Скажите, Гендон убил Леера из духового ружья?
— Не помню, — ответила она. — Кажется, да.
— А как он потом успел скрыться и выбраться из дома? Это единственное, что остаётся мне непонятным.
Смахнув ладонью несколько выступивших из глаз слезинок, синьора Мориарти расхохоталась:
— Вы Базилио не знаете! Этот откуда хотите выберется! Он недели за две до кражи под чужим именем устроился к Лееру садовником. В гриме работал. Ну, а когда пришил Леера, тело спрятал в сейф и разыграл этого... как его? Ну, вора этого английского. Тот и не заподозрил, что говорит не с хозяином дома! А когда Базилио сделал вид, что хочет схватить со стола пистолет и вору пришлось выпалить в крышку стола, а потом удрать, проклятый мошенник вытащил труп из сейфа, положил на ковёр, плеснул краски ему под голову, и сам шасть на подоконник — за штору. Слуги вбежали и видят: убитый, вот он, убийца, то есть тот самый вор, на их глазах убежал из дома. Кому бы в голову пришло за шторы-то заглядывать? А Базилио там, за шторой, снял парик и грим Леера, вывернул сюртук, усы под нос, очки нацепил другие, и вот он опять садовник! Там, в комнате, народу всё больше и больше. А шторы-то до самого пола! Он и вылез потихоньку и смешался со всеми.
— А ружьё? — спросил Лайл. — То, из которого он убил Леера?
— Да ружьё он давно вывез, ещё когда под видом Леера в клуб уезжал.
— Вот оно что! — вырвалось у Лайла. — Я предполагал что-то в этом роде, вернее, мистер Холмс предположил, что убийца в доме был своим человеком. Значит, вот как это было!
— Значит, вот так. Ну, а теперь я буду писать, а вы мне говорите, как правильно, я ведь пишу-то неважно. И вы, писатель, помогли бы. Или вы по-итальянски только головой качать умеете?
Час спустя свидетельские показания были записаны. Антония не упомянула только фамилии своего садовника Люченцио, но Лайл на этом и не настаивал.
— И ещё одно, — сказал молодой сыщик, когда синьора Мориарти подписала бумаги. — Вы помните адрес, по которому в Лондоне жил Брейс Гендон? Напишите его отдельно.
Она написала. Герберт сложил листок и, не читая, сунул во внутренний карман, куда перед тем убрал и показания.
— Я благодарю вас, синьора. Вы очень нам помогли. Прощайте.
— Прощайте, молодой человек. Прощайте, доктор. Привет от меня мистеру Холмсу.
И она весело рассмеялась, провожая визитёров к дверям.
— Вот из-за таких мужчины и сваливают всё зло мира на женщин! — прошептал Герберт Лайл, когда они вышли из-за ограды на скупо освещённую фонарями улицу. — Впрочем, что взять с неё? Она красива. Мориарти окружил её богатством, роскошью... А она только женщина.
— Вы не правы, Лайл, — возразил Уотсон. — Я видел женщину, пожалуй, не менее красивую, чем эта, которую судьба тоже свела с негодяем, с преступником. Узнав, кто он такой, она порвала с ним, порвала, рискуя жизнью, рискуя всем. Её не соблазнило богатство. И она сумела найти и полюбить достойного.
— О ком вы говорите? — быстро спросил Герберт.
— Об Ирен Адлер.
Лайл ничего не сказал. Он шёл молча, засунув руку за борт лёгкого летнего пиджака, где лежали драгоценные документы. Вдруг тень пробежала по его лицу. Он остановился, быстро вытащил листочек с лондонским адресом Брейса Гендона, развернул его и прочитал.
— Ах! Дьявол! — вырвалось у него.
— Что с вами? — испугался Уотсон.
— Бывают же такие совпадения! — в свете фонаря лицо сыщика казалось очень бледным. — Бывает же... Посмотрите на этот адрес, доктор.
Уотсон прочитал и вскрикнул едва ли не громче своего спутника. На бумаге был указан тот самый дом в Степни, тот злосчастный дом, где произошло убийство Годфри Нортона.
ГЛАВА 5
— Наконец-то вы вернулись!
Такими словами встретила миссис Хадсон Лайла и Уотсона, едва они появились в квартире на Бейкер-стрит.
— Вы чем-то встревожены? — спросил Герберт Лайл хозяйку. — Что-нибудь произошло, пока нас не было?
— Вчера приходил инспектор Лестрейд, — миссис Хадсон понизила голос. — Просто так, взял и пришёл.
— И вас это встревожило? Но почему? — спросил Уотсон. — Он сказал что-либо такое?..
— Он спросил, кто сейчас живёт здесь. Спросил, не приходил ли кто в последнее время. Интересовался, нет ли каких-нибудь писем. Бродил по гостиной и всё высматривал, высматривал. Очень он мне не понравился. Я ему сказала, что на несколько дней поселила здесь моего знакомого и доктора Уотсона. Так он всё приставал, не приходил ли кто к доктору. Прямо не знаю, что и думать!
Слушая хозяйку, Герберт Лайл всё сильнее хмурился. Когда она замолчала, он подошёл к одному из окон гостиной, отодвинул штору и спросил, задумчиво глядя на улицу:
— А как же он объяснил цель своего прихода, этот рьяный полицейский?
Миссис Хадсон сердито махнула рукой.
— В том-то и дело, что никак! Я и спросить ничего не успела. Он же юркий такой. Раз, раз — и уже здесь. Очень мне стало не по себе. Не вас же, мистер Лайл, он разыскивает?
— Боюсь, что не меня, — Герберт нахмурился ещё сильнее и поманил к себе доктора. — Взгляните, Уотсон!
Доктор посмотрел в окно. На улице было немного людей, и он почти сразу заметил невзрачного мужчину, который, подняв воротник серого пальто, топтался в подъезде, напротив дома№ 2216.
— Увидели? — глаза Лайла сверкнули за стёклами очков.
— Не понимаю, — прошептал Уотсон. — За домом следят. Но почему?
— Миссис Хадсон, мой слуга ещё не приходил? — спросил сыщик.
Хозяйка не успела ответить. Снизу послышался звонок, и через минуту в гостиную влетел запыхавшийся юный мулат.
— Масса Герберт, вы вернулись! — закричал он радостно, — слава богу!
— Генри, сейчас не до излияний! — решительно заговорил Лайл. — Это я должен говорить «слава богу», потому что ты очень нужен мне. Быстро ступай и купи мне все газеты, какие вышли сегодня, если достанешь, то и вчерашние. Занесёшь их сюда, а потом живо поезжай в порт и разузнай у матросов и докеров, не дежурит ли в порту больше полицейских, чем обычно, и какие суда их интересуют. Но смотри, внимания на себя не обращай. Ты понял?
— Да, сэр!
— Ну, так беги! Если вернёшься и меня не застанешь, дождись. Я вернусь сюда, а не на Гудж-стрит.
Когда дверь за юношей закрылась, Лайл попросил миссис Хадсон сварить кофе.
— А обедать? — спросила она возмущённо. — Вы же голодные! Деньги мне за обеды отдали, можно сказать заставили их взять, джентльмены, а сами и не обедаете вовсе. Никуда без обеда не пущу!
— Лайл, придётся подчиниться! — усмехнулся Уотсон. — Я привык есть, когда придётся, мне это не вредит, но у вас вид ужасно утомлённый. Надо поесть, это не займёт много времени.
Герберт нехотя уступил. Они пообедали, и Уотсон подумал, что сейчас молодой сыщик опять засядет за картотеку, но тот собрался уходить.
— Куда вы? — спросил доктор.
— В Степни, — последовал лаконичный ответ. — И в Скотленд-Ярд, вернуть фальшивые серёжки.
— Мне пойти с вами?
Лайл покачал головой:
— Нет, доктор, я попрошу вас остаться. Пожалуйста, последите за этим субъектом в подъезде напротив, и если будут ещё визиты полиции, постарайтесь вытрясти из них, что им тут надо. Очень важно, чтобы сейчас вы были здесь.
— Скажите, Лайл, чего вы боитесь? — тревожно спросил Уотсон.
Молодой человек с досадой махнул рукой:
— А! Сам не знаю. Вероятно, это лишь мои домыслы. Но если они подтвердятся, это будет означать, что произошло нечто страшное... Нет, пока не стану говорить, чтоб не накликать. Прощайте!
И он исчез.
Некоторое время доктор размышлял над странным проявлением суеверия в столь решительном и, кажется, лишённом предрассудков человеке. Потом он подошёл к окну и стал следить за шпионом в сером. Тот пробыл в подъезде до половины восьмого, затем его сменил другой наблюдатель, того часа через три — третий.
Надвигалась ночь. Лайла не было.
Пришёл Генри с ворохом газет, сообщил, что полиции в порту как будто столько же, сколько обычно, но вчера полицейские зачем-то осмотрели пароход, прибывший из Австралии, и долго не давали пассажирам его покинуть.
Узнав, что мистера Герберта ещё нет, юноша встревожился:
— Как же это вы не пошли с ним, масса доктор? — упрекнул он Уотсона. — А если что-то случится?
— Он не ребёнок, а вы, Генри, не нянька, — довольно сердито ответил доктор. — Его профессия, увы, рискованна. Но, в самом деле, где же он?
Лайл вернулся в половину первого ночи. Лицо молодого сыщика было бледно, губы сердито сжаты, брюки до колен забрызганы грязью.
— Где вы были, масса?! — закричал Генри. — Что с вами случилось? И... Ах, что это, что это?!
Вытаращив глаза, он в ужасе ткнул пальцем в большое багровое пятно на рукаве светлого сюртука.
— Сюртук испорчен, только и всего, — сердито ответил Герберт. — А у меня их всего два, и поездка в Италию съела чуть не весь мой наличный капитал. Придётся занять у вас, доктор.
— С удовольствием одолжу, сколько нужно. Но сейчас вам, кажется, нужна и моя профессиональная помощь. Вы же ранены! — воскликнул Уотсон, заметив опытным глазом, что пятно увеличивается. — Генри, несите воды и возьмите в моей комнате бинт, он в чемоданчике, на секретере. А вы, сэр, сейчас же снимайте сюртук.
Лайл пожат плечами, скинул сюртук и засучил рукав до локтя. На тонком, как у мальчика, предплечье выделялся багровый след пули.
— Царапина, — поморщился Герберт. — Чепуха. А вот я стрелять не умею! Надо же было промазать с двадцати шагов! Правда, можно было палить только по ногам: не убивать же свидетеля.