– Да ты ему близкий друг, коли он тебе столько доверил, – не отпуская его взгляда, заметила бабаня. – Поживем – увидим. Деньги везите, говоруны вы мои. Буду ждать вас, цыпляточки. Робенькие мои!
Они шли от избы к развилке и то и дело вспоминали три пары глаз, которые сверлили им спины.
– Десятка за две жизни – неплохо, – сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег, пробормотал Гордеев. – Очень неплохо!
– Я только об одном думал: сейчас позвонят Колобку и расскажут о нас. Тогда все – конец.
– И я об этом думал, – признался Гордеев. – Знаешь, если бы да кабы, да во рту росли грибы. Клянусь, эта бабаня в конце что-то заподозрила. Не удивлюсь, если она сейчас звонит Колобку, чтобы разузнать, каков его клиент. Поторопимся!
– Верно, – согласился Алексей.
Они прибавили шагу. Сосновый лес, редея, сам вывел их к дороге. Компаньонам повезло – у развилки остановился грузовик. Гордеев предложил водителю тысячу, если он довезет их до Лощинска. Тот с радостью согласился – щедрые попутчики!
По дороге молчали – наговорились и наслушались в доме бабани. Часом спустя, взяв вещи в гостинице, они выехали в аэропорт и уже через два часа летели от Уральских гор на запад – в сторону Предтеченска. Оба понимали, что эта поездка открыла им многое, но ни одна из тропинок, по которым они шли, не приблизила их к желанному результату. А разгадка была одна – Ева. Сестра одного и жена другого.
Кто она и откуда. Почему столько жизней оказалось разрушено, едва они коснулись жизни Евы…
Едва они вернулись в Предтеченск и перевели дух с дороги, Гордеев сказал:
– Тут нам делать нечего. Едем в Мохов, Алеша.
– Ко мне домой? – удивился молодой человек.
– Там должна быть ниточка, за которую надо потянуть. В середине клубка, в каком я оказался в Предтеченске, истины не отыскать. Как и в Лощинске, будь он неладен. Только Мохов – теперь я это понимаю наверняка. Люди, живущие там до сих пор, – единственная наша зацепка. Или мы останемся в центре темного лабиринта на веки вечные. – Гордеев вздохнул. – Нам стоит вооружиться, Леша.
Собирая чемодан, Гордеев думал о Кирилле Мефодьевиче Огаркове – поможет ли он? Дома его не было. На звонки он не отзывался. Значит, книгочей сидит в библиотеке и штудирует манускрипты. Ладно, решил Петр, все телефоны он дал учителю еще в первый раз. Если у Огаркова будет что сказать– старик его найдет.
Проходящий поезд Челябинск – Суров, с остановкой в Предтеченске, опаздывал на полтора часа из-за неисправности на путях. Компаньоны решили посидеть в привокзальном ресторане.
При них был багаж. Гордеев вез спрятанный в чемодане зарегистрированный пятизарядный охотничий карабин. Когда-то купил его, думая, что выйдет из него охотник, да ошибся. Вез на всякий случай. Алексей был вооружен газовым пистолетом, но дома, если будет надобность, обещал вооружиться двустволкой.
– Возьмем селедочки? – спросил Погодин. – А, Петр Петрович?
– Пристрастился? – ответил вопросом Гордеев.
– Да я и без вас любил, – оправдался младший компаньон.
Заказали еще по сто пятьдесят водки, хотя Петр предупредил: «Ты больно не увлекайся – маловат еще», – биточки с горчицей и кока-колу.
«Что нас ждет в Мохове? – глядя, как уписывает пряную селедку Алексей, мысленно раскладывал карты Гордеев. – Патологоанатом Борис Скороходов, в руки которого попало тело Даши, разбился на автомобиле более пяти лет назад. Предположим, он был нетрезвым. Жена Скороходова сказала, что жив его отец, но он старый чудак, с которым ее отношения прекратились после смерти мужа. У покойного Бориса в Мохове жил хороший товарищ, Вениамин Панов, хирург. Пожалуй, эта фигура представляет известный интерес. К нему и ведет дорога. Возможно, Панов, не считая Скороходова-старшего, та ниточка, за которую необходимо уцепиться…»
– Кто различает добро и зло, победу и поражение, жизнь и смерть, даже тех, кто знает всю суть вещей, ставит в тупик поведение женщины, – закусив остатки водки промасленным колечком репчатого лука, многозначительно произнес Гордеев. – Мудро, не правда ли?
Алексей, с вилкой наперевес, подозрительно взглянул на спутника.
Гордеев улыбнулся:
– Я становлюсь философом, Леша. Алкоголиком, – он кивнул на пустой стакан, – и философом. Другими словами, даже мудрец не знает сути женщины. Так повествует «Жизнь Викрамы». Что до нас, простых смертных, то и говорить нечего.
За темными окнами привокзального ресторана царил поздний вечер. Горели редкие огни, доносились тяжелые свистки проходящих поездов. В большом окне, как в темном зеркале, отражался зал ресторана: с громоздкой старомодной люстрой и светильниками, немногочисленными посетителями, – странниками, пришедшими сюда в ожидании близких перемен.
Алексей опрокидывал остатки своей водки, Гордеев рассеянно смотрел на темное окно, прочитывая в нем свое отражение, – локоть, упавшую на ладонь голову, выражение уставшего лица… Что-то светлое легло на его овал, изменив очертания. Гордеев стал присматриваться, внутренне собираясь, чувствуя, как напрягаются его мускулы, а адреналин начинает бурлить в крови, точно дерзкое шампанское, когда чья-то рука тащит пробку вон из грозного стеклянного ствола… Из-за окна на него смотрела Ева.
Рука Гордеева сама потянулась к ладони Алексея, нащупала ее, сжала что есть силы.
– Только закушу, – пробормотал тот, направляя вилку с биточком в рот. – Да, Петр Петрович? – спросил он еще толком не расправившись с едой. – Хорошая горчица, но мама моя лучше делает…
– В окне, – прошептал Гордеев. – Ева!..
Алексей, едва не поперхнувшись, тупо уставился в стекло.
– Где? – пробормотал он.
– Там.
Фигура колыхнулась по ту сторону стекла и растворилась в темноте.
– Да где же, где?!
Гордеев присмотрелся: за окном никого не было. Но он не мог обмануться! Она стояла, укрытая апрельской ночью, и смотрела на него. В какое-то мгновение их взгляды пересеклись – сомнений не было!
– Может показалось, а? – с надеждой в голосе спросил Алексей.
– Возможно.
– А если вооружить моих приятелей, школьных друзей? – чуть погодя предложил он. – Всё помощь?
– Нет, – ответил Гордеев. – Это только наше с тобой дело. Мы не имеем права никого втягивать, рисковать чьей-то жизнью. Тем более, если наш противник обладает хотя бы частью той силы, о которой мы догадываемся, но боимся себе признаться, лишние пять или даже десять человек ничего не решат.
В проходящий поезд они садились в состоянии смятения и нерешительности. Хотелось вернуться домой, в квартиру Гордеева, и напиться до потери памяти.
По дороге компаньоны молчали. Говорить было не о чем.
Теперь остается ждать и надеяться на лучшее. Хотя, что лучшее в сложившейся ситуации, не знал ни умудренный опытом Гордеев, ни пока еще зеленый, но взрослеющий не по дням, а по часам Погодин.
Слушая, как рядом посапывает его компаньон, Гордеев возвращался мыслями к снимку в газете «Предтеченск сегодня». Могла ли Ева случайно оказаться на фотографии Кураедова? Это могло стать совпадением, доказательством его самых невероятных предположений, если бы сама Ева в гостинице «Урал» не сказала о себе «ангел смерти». И прежде у Петра не выходил из головы ее триллер, где женщина-вамп предстает прекрасной романтической дамой, чтобы втереться в доверие к своим жертвам, а потом совершить черные дела. Теперь же этот триллер становился реальностью. И все же не верилось: столько раз он целовал эти руки; они ласкали его так нежно, заражали огнем, творили чудеса. И чтобы эти руки, вдруг обретя невиданную силу, могли совершить страшное зло? Вот во что невозможно было поверить. И еще: зачем она рассказала ему эту историю, которую нужно было хранить за семью замками? Словно хотела, чтобы он отправился за ней в тридесятое царство, куда унес ее злобный колдун, и вернул обратно. Собственно, за этим он и ехал сейчас в Мохов – возвращать свою Царевну– лягушку.
Часть четвертая. Дом у Оленьего озера
В Мохов Гордеев с Алексеем попали после пересадки на электричку в Сурове. Остановились в недорогой частной гостинице «Озерная»» на самой окраине. Туда приезжали загулявшие парочки: снять номер на сутки или двое. Светиться не хотелось: возможно, не только они интересовались покойным патологоанатомом Скороходовым. Алексей только один раз заехал домой, чтобы взять бесценный груз, спрятанный в его комнате, на антресолях, да охотничью двустволку, и поспешил в «охотничье логово» – так обозвал их комнатку на двоих Гордеев. Компаньоны храбрились: а что им оставалось делать?
Из гостиницы Алексей позвонил Вениамину Панову, не так давно вернувшемуся из командировки, и попросил о встрече. Они приехали в поликлинику, где работал Панов, дождались конца рабочего дня и встретили хирурга у крыльца.
– Это я вам звонил, – признался Алексей. – Нам надо поговорить.
Хирург подозрительно оглядел двух мужчин, один из которых, постарше, держал в руках объемный чемодан, а другой, помоложе, картонную коробку; и кивнул:
– Прошу на ближайшую лавочку.
Когда они уселись, Алексей едва сдерживался. Наверное, ему хотелось как можно скорее взять быка за рога. Но едва он раскрыл рот, Гордеев перебил его:
– Вениамин Павлович, скажите, как погиб ваш друг Борис Скороходов?
– А вам это зачем? – ответил тот вопросом. – Вы – следователи?
Неожиданно для себя Гордеев решил брать нахрапом:
– Следователи не следователи, а знать необходимо. – Он многозначительно кивнул на коробку. – Ваш друг, работая в морге, похищал трупы.
– Что?! – Лицо Панова сморщилось в изумлении. – Вы спятили?
Но коробка уже была открыта Алексеем.
– Загляните…
Хирург осторожно заглянул в коробку. В первое мгновение он отшатнулся, точно там лежало что-то противоестественное, но потом, со все возрастающим интересом, уставился на содержимое.
– Это… скульптура? – спросил хирург. – Воск?
На дне коробки, в поролоне, который развернул Алексей, покоилась женская голова, чуть помятая, и скрещенные руки. В уголке прятался отломанный мизинец.