– Ну, говори, девушка ожила, да?
Маркуша в упор смотрел в глаза Гордееву. Обернувшись волчком, он что было силы рванул назад и тут же ударился в грудь Алексея, едва не повалив того на мокрую и грязную дорожку: он отскочил и попал ровнехонько в руки Петра; Гордеев схватил Маркушу за плечи, тряхнул его, точно грушу, и, беспощадно ломая, повалил на землю.
– Все скажу! Все!! Только не убив…
Рука Гордеева плотно зажала ему рот, но в ту же секунду Петр вскрикнул, вырвал окровавленную ладонь из пасти полевого зверька, освободив хищный, пустивший слюну, рот.
– Убива!.. – Шарф Алексея, превратившись в кляп, залетел крикуну в рот; пол-лица было скрыто, и только глаза бедолаги горели страстным, полным жгучей любви к жизни огнем.
– Сволочь, – прохрипел Алексей. – Молчи, удавлю! Ей-богу удавлю!
Руки Маркуши в отчаянии попытались дотянуться до его лица, но колено Гордеева вовремя придавило грудь несчастного; его конечности были пойманы и заломлены, и только в судороге задергались ноги в старых, облепленных многолетней грязью, ботинках.
Прохожий, увидевший экзекуцию со стороны, ни на минуту не усомнился бы, что на его глазах происходит жестокое убийство и наверняка дал бы деру, сразу уразумев, что эти двое готовы погнаться и за ним, попадись он им на глаза, и учинить нечаянному свидетелю еще более страшную и изуверскую расправу.
Маркуша присмирел.
– Интересно, бешеный? – спросил Гордеев, разглядывая прокушенную ладонь.
Алексей пожал плечами:
– Кто его знает.
– Теперь прививки делать, – кривясь от боли, мечтательно предположил Гордеев. Искоса взглянув на лежавшего в весенней грязи и смотревшего на него с ужасом обреченного животного Маркушу, он с досадой покачал головой. – Сорок уколов в живот! На мыло таких сдавать надо. Без жалости и сожаления.
Маркуша тихо забился.
– Кажется, кто-то говорить собирался? – задрав голову, будто у облаков спросил Гордеев и следом устремил строгий взгляд на поверженного врага. – Или мне послышалось?
Маркуша красноречиво моргнул, что явно означало: «буду».
– И хулиганить себе не позволим?
Маркуша заморгал быстро и с душой.
– Хорошо, посмотрим. Коллега, вытащите-ка у него шарф изо рта.
Алексей немедленно выполнил приказ. Брезгливо разглядывая часть своего туалета, он сказал:
– Никакая химчистка не возьмет.
Маркуша дышал часто, как истеричная женщина после трехчасового представления.
– Я вновь напоминаю тему нашего разговора: морг, девушка-утопленница, воскрешение.
– Ничего я не знаю про воскрешение, – порывисто прохрипел Маркуша.
– А про что знаешь?
– Про девушку знаю… помню…
– Утопленницу, верно?
– Точно, про нее… Вы коленку уберите, пожалуйста, дышать трудно…
Петр, оглядевшись, приподнялся.
– Лежи, пока я что-нибудь толковое не услышу. Ага?
Маркуша, распластавшийся на спине, криво кивнул.
– Теперь говори.
– Это было лет десять назад. Привезли в морг девчонку, утонула она. Такая была, верно, красотка. Жалко, с ней бы жить да жить…
– Я его точно удавлю, – кивнул Алексей и, сплюнув, отвернулся.
– А что, правду говорю, – защитился Маркуша.
Гордеев улыбнулся ему, сквозь зубы прошипев:
– Дальше, дальше…
– Так вот, Борис и говорит: тут, мол, одному врачу нужен скелет молодой женщины. Хорошие бабки платит. Давай заработаем. А как же родственники, говорю, они против будут? А мы пошутим, отвечает он: они ее опознают и уйдут. Нам же бальзамировать. За ночь сделаем маску, отольем голову из воска; как за ней приедут, мы скажем: не трогайте, мол, если хотите, чтобы сохранилась покойница-то. А волосы как же, спрашиваю? А мы ее побреем и к голове восковой приложим, есть человек, который это умеет делать – этот самый врач. Ему-то для скелета волосы точно не нужны. Но это уже не твоего ума дело – я с ним сам разберусь. Только ночью спать не придется, поработаем. А что, говорю я, и поработаем. Государство платит нам мало. Ночью к моргу подъехала машина, шофера я не видел, мы погрузили труп в багажник, и гуд бай…
– И гуд бай, – завороженно проговорил Гордеев.
Алексей промолчал.
– Теперь встать можно? – настороженно спросил Маркуша.
– Можно, – выходя из задумчивого состояния, кивнул Гордеев и даже подал лежавшему хорьку руку.
Тот боязливо вытянул свою; Гордеев крепко зацепив ее, на раз поднял бедолагу.
– Не соврал, – сказал Петр. – Может быть, не договорил. – Он взглянул на компаньона. – Но не соврал.
Алексей, глядя себе под ноги, кивнул.
– Вот именно, а то сразу руки ломать! – храбрея, возмутился Маркуша.
Гордеев взял того за отворот пальто, притянул к себе:
– Точно, ничего не утаил? Имя доктора? Внешность?.. Нет?
– Христом Богом клянусь!
Отпуская страдальца, Гордеев вздохнул:
– Ты где сейчас работаешь, Маркуша?
– Я же сказал: кур развожу. Нынче трудовая книжка не надобна. Или не так?
– Так, так, – успокоил его тот. – Все так… Ладно, родной. О том, что мы приходили, забудь. Никому не говори. Лучше язык себе откуси. Потому что, если хоть слово обронишь…
Он прочитал в глазах Маркуши трусливую издевку: и что же, мол, будет? – поднял коробку, открыл ее, ткнул в физиономию хорька. Облепленный грязью Маркуша постоял несколько секунд, тупо таращась на содержимое, потом разом побелел, отступил, перекрестился…
– …единое словцо! Помни, могила та пустая. Ждет кого-нибудь. А кого, мне решать… Все понятно?
Маркуша слабо кивнул и отступил еще на шаг.
– Вот и хорошо.
…Когда они вышли на дорогу, Гордеев оглянулся. Маркуша, наблюдавший за двумя страшными незнакомцами, стоя у мокрых вишен, мгновенно юркнул за сарай.
– Этот не расскажет, – печально проговорил Гордеев. – Тогда, десять лет назад, в машине, которая уезжала из Мохова, на заднем сиденье ты увидел свою сестру. Говоришь, что Даша была коротко острижена… Верно?
Алексей шагал, не говоря ни слова.
– Говорил? – вновь спросил Гордеев.
– Говорил, – глухо отозвался Погодин. – Только это ничего не значит.
– Ладно, едем в гостиницу. – Он оглядел свои брюки, башмаки. – В грязи извалялся, жуть. Не дай бог знакомых в таком виде встретить: не поймут. Ко мне у вас в городе со всем уважением.
– Да сейчас растянуться можно легко, – ободрил его Погодин. – Весна же.
Еще шагов через десять Гордеев не выдержал:
– Где же нам искать ее? Да и зачем?
– Даша умерла, а вашу жену мне искать не хочется, извините, Петр Петрович.
– Вот как? – Он оглянулся на Алексея. – А если мне понадобится твоя помощь? Неужели бросишь?
Когда они выбрались с окраины и уже входили в старый Мохов, скрипнули тормоза «Волги». Оттуда выскочил здоровенный детина-блондин.
– Петр Петрович! А мы и не знали, что вы у нас. Это ж как получается? Ни звоночка! Ни телеграммы! – Он мельком оглядел спутника Гордеева. – Почему?
– Потому, – слабо улыбнувшись, ответил он. – Я здесь по личному делу.
– Понятно, – явно ничего не понимая, проговорил Крохов и на этот раз оглядел Гордеева с головы до ног. – Попачкались вы.
– Упал – весна же.
– Ясно. А где остановились?
Петр прицелился глазом на салон «Волги», где сидела хорошенькая девушка. Что и говорить, Крохов – жених завидный.
– Не поверите, Иван, в «Озерной».
– Ничего себе, – пробормотал тот. – Как вас туда занесло?
– Обнищал Петр Петрович, – отрезал Алексей, прихватил Гордеева за локоть и увлек за собой – к автобусной остановке. Тот не сопротивлялся.
– Может, подвезти?! – крикнул им вслед доброжелательный блондин.
– Не стоит! – отмахнулся Гордеев. – Вам же в другую сторону. И потом, вы с дамой… Будет что теперь рассказать, – обернувшись к Алексею, хмуро улыбнулся он.
Они уже торопились к подходившему к остановке автобусу, а Иван Крохов так и стоял на дороге, глядя им вслед.
– Извините, Петр Петрович, – заскакивая на подножку, коротко сказал Алексей. – Я с вами. До победного конца.
Алексей был в душе, когда сладко замурлыкал звонок сотового телефона. Гордеев, до того тупо смотревший на свое отражение в зеркале, приложил аппарат к уху.
– Алло?
Он не сводил взгляда с усталой унылой физиономии, едва знакомой, что тоскливо таращилась на него из зазеркалья.
– Добрый день, Петр. Узнали меня?
– Кирилл Мефодьевич?
– Голос у вас еще хуже, чем в прошлый раз… Или искажения?
– Искажения. – Какие тут к дьяволу искажения! – Что новенького?
– Да есть кое-что.
– Не хочу тратить ваши деньги, сейчас перезвоню.
Гордеев дал отбой и набрал номер профессора.
– Ваш звонок был очень кстати, Кирилл Мефодьевич, – проговорил он. – Еще раз здравствуйте.
– Добрый вечер. Готовы меня слушать?
– Весь внимание.
– В последнюю нашу встречу я сказал вам, что загадка хороша. Это были не пустые слова… Я уже упоминал о гибели английского форта Сент-Джонс, в Южной Африке, и капитане Роберте Оуэне, помните?
– Конечно.
– Он был одним из трех спасшихся бегством. Двое других погибли по дороге, один из них сошел с ума. Роберт Оуэн, привезенный из Африки христианской миссией, и сам на какое-то время угодил в лечебницу. У него была мания преследования. Картины того дня не отпускали его. Хорошо, что к нему, как к офицеру короны, отнеслись по-человечески. Именно там, в лечебнице, он и написал свой «Дневник про́клятого капитана». В этих воспоминаниях Роберт Оуэн писал о нечеловеческих способностях наори в день битвы. Я перевел для вас ключевой отрывок: причину столкновения и штурм форта Сент-Джонс. Оуэн назвал это карой Господней. У вас есть с собой носитель, чтобы вы могли получить текстовый отрывок?
– Да, конечно. У меня всегда нетбук. Я ведь торговец бумагой, – усмехнулся он. – Счета и проспекты – мои спутники в этой жизни!
– Тогда продиктуйте мне вашу электронку. Когда прочитаете, перезвоните.
Гордеев так и сделал, дал отбой и через минуту получил письмо.