После школы Ева загнала Лиззи в угол и предложила сходить с детьми в парк. Лиззи курить не рвалась. Джорджия уже однажды застукала их с Фрэнком и спросила, что это за странный запах. Лиззи думала, что подобное не сойдет ей с рук снова.
Они увидели, как Дермот встречает Фиа на другой стороне двора.
– Думаешь, там все в порядке? – спросила Ева. Она не разговаривала с Беатрис с момента звонка на Рождество.
– Я думаю, она меня избегает, – сказала Лиззи. – Она тебе что-нибудь говорила?
– Нет.
– Мне все равно не хватало их вечеринки.
Они обе понимали причину: слишком много неудобств для Дермота, – и изо всех сил старались проявить сочувствие, но новогодние вечеринки Конора и Беатрис были великолепны. Ева с Шэем и Фрэнк с Лиззи заставили их продлить мероприятие, оставаясь вплоть до рассвета, когда они расправлялись с изысканными канапе, карпаччо и сырами. Никому не разрешалось уходить, пока солнце не взойдет полностью.
– Ведь ей не нужно было делать что-то особенное: несколько телефонных звонков, заказать кейтеринг, диджея. Сделать себе прическу. Я имею в виду, что мы бы сделали все это ради нее. – Лиззи ухмыльнулась.
Ева рассмеялась:
– Вот же ты стерва. Ну давай. Пойдем в парк. Пожалуйста. Мне нужно хорошенько посмеяться.
Лиззи умилостивила ее приглашением на ужин на следующих выходных и посоветовала отнести косяк домой и поделиться им с Шэем.
– Ему бы тоже не помешало хорошенько посмеяться, – сказала она.
Ева пришла домой и увидела на столе грязные тарелки, оставшиеся после завтрака, и кастрюли со вчерашнего ужина, которые все еще ждали, чтобы их вымыли. Шэя не было дома: он написал, что он у миссис Дейли. Она не понимала, почему нельзя было помыть посуду перед уходом. Работой его совсем не заваливали. Он все еще был слаб после Макдоны, и она хотела быть добрее, но это изматывало. Ева оставила девочек за кухонным столом делать домашнее задание, предупредив, чтобы они оставались на месте, пока оно не будет выполнено. Когда они заныли, она прикрикнула на них, а затем извинилась, как делала часто: «Мама в плохом настроении. Лучше оставьте меня в покое ненадолго».
Ева вышла в переулок за домом и раскурила косяк. Стоило надеть пальто: но если взять его сейчас, девочки заметят. Наступила ночь, и она не могла вспомнить, видела ли днем солнце. Зима, что тут скажешь. Иногда даже ее мысли казались замороженными.
Много лет назад, еще до детей, они с Шэем взяли рюкзаки и отправились в путешествие по греческим островам. Солнечное тепло их замедляло, и они пребывали в постоянном состоянии удовлетворения, расслабленные, как засыпающие младенцы. От косяка к ней подкрадывалось такое же ощущение добродушного благополучия и согревало ее изнутри. Когда она вернулась, девочки уже закончили домашнее задание, но ждали за столом, запуганные и послушные. Она хихикнула:
– Какие вы хорошие девочки.
– Можно мы теперь посмотрим телевизор, пожалуйста?
– Да! Идите.
Если они и были удивлены переменами в ней, то не показали этого. Надо было приготовить ужин, но вместо этого она испекла печенье. Она сидела с девочками, пока печенье было в духовке, и хихикала на протяжении всей серии «Губки Боба». Время от времени она ловила на себе взгляды девочек.
– Это не так уж и смешно.
– А мне смешно.
Она набрала девочкам ванну. Когда они отправятся в нее, она приготовит что-нибудь приличное на ужин, потом уложит девочек спать, выскажет все Шэю и ляжет спать сама. Какая бездарная трата косяка. Она закрыла краны, заперла дверь, разделась и опустилась в ванну. Поскользнулась и ушла под воду. Когда она всплыла, волна перехлестнула за бортик. Ева рассмеялась. Дверь задрожала, когда девочки попытались ее открыть.
– Мама? Почему ты смеешься?
Ева изо всех сил старалась казаться трезвой:
– Вспомнила о том, что сказала сегодня Лиззи.
Воспоминание о Лиззи заставило ее снова рассмеяться. Она нырнула под воду, чтобы скрыть смех. Пузыри вырывались на поверхность.
– Мама, ты в ванне?
– Ты в нашей ванне?
– Я была очень грязной девочкой, – сказала она. – Пять минут, и она ваша. Сходите возьмите печенье.
Они убежали. Она легла на спину и позволила конечностям повиснуть в воде. Она написала Конору. «С Новым Годом. Не хватало вашей вечеринки. Вместо этого пялилась в стену».
Его ответ был почти мгновенным.
«Мы поднимались на Лугнакиллу[14]».
«Окей, ты выиграл».
Девочки завизжали от звука открывающейся входной двери. Домой пришел Шэй. В любую минуту он мог оказаться у двери ванной, желая знать, что будет на ужин. Тогда он увидит, что она накурилась, и начнет жаловаться, что она его не дождалась и не разделила с ним косяк или ванну. Или и то и другое. Она вылезла, вытерлась и обернулась полотенцем. Когда-то в прошлом она бы открыла дверь и втянула его внутрь. Он постучался:
– Привет. Хочешь, я приготовлю ужин?
– Помой посуду. Я буду через минуту.
Она слышала, как он ушел. Ее телефон запищал.
«Это была не моя идея. Меня затащили. Я бы все отдал, чтобы пялиться в стену вместе с тобой».
Ева обомлела. Она не была готова к тому, что он имел в виду, если он вообще что-то имел в виду. Она не могла позволить себе не ответить, потому что это тоже был бы ответ. Он был слишком быстр.
«С тобой и Шэем, ты понимаешь о ечм я».
Она отправила смеющийся смайлик, а затем удалила все сообщения.
Когда она зашла на кухню, Шэй стоял у раковины, начав мыть посуду. Она встала сзади и обняла его, положив голову ему на спину.
– Привет.
– Привет.
Он обернулся и понюхал воздух вокруг нее. Потом посмотрел ей в глаза:
– Ты накурилась.
Вместо возмущения или даже фальшивого возмущения он был рад за нее. Считал, что ей нужно немного выпустить пар. Если она захочет вернуться в ванну, он приготовит ужин.
– Что ты такое говоришь?
– Ничего.
– Чушь собачья.
– Расслабься.
– Я уже! Я же накурилась, помнишь?
– И я рад за тебя, помнишь?
– Пошел ты.
Глава 29Что значит не можешь?
В начале января Фрэнка попросили снять еще один блок эпизодов. С понедельника, за тот же гонорар. Через час, после того как он сказал «да», ему позвонил другой режиссер. Барри Фаулер торговался, чтобы получить больше денег: он умолял Фрэнка присоединиться к битве и держаться вместе с ним. Барри подписал первый контракт только потому, что надеялся на обещание продюсеров, что во втором сезоне заплатят больше. Фрэнк понимал, что был вторым претендентом у продюсеров, и подозревал, что, если присоединится к борьбе, те просто перейдут к третьему варианту. Когда-то гордость заставила бы его поддержать Барри, но они уже потратили все, что он заработал за первый заказ. Фрэнк согласился на условия. Как он сказал Барри, ему очень жаль, но времена сейчас трудные.
В первый день репетиций у всех кружилась голова или было похмелье. Накануне объявляли номинации на премию ирландского телевидения, и некоторые отправились праздновать. Фрэнк поймал себя на мысли, что его сериал, допущенный к конкурсу в следующем году, может иметь шанс на номинацию. Тогда он вернется к портному, который шил ему смокинг на «Оскар». Ему понравилось, как этот жест завершит цикл.
Пола писала ему сообщения несколько дней, но он не отвечал. Сегодня она позвонила, и он переадресовал ее прямо на автоответчик. Он не хотел портить себе хорошее настроение. Вскоре после этого раздался звонок от Лиззи. Пола позвонила ей и попросила ее попросить его позвонить ей.
– Она казалась расстроенной, Фрэнк, и не сказала мне, что происходит. Ты ходил к ней после Рождества?
Он не ходил.
– Ничего не могу поделать, я на работе.
– Это всего лишь репетиция. Позвони ей. – Она повесила трубку.
Он не стал. Через час позвонили с неизвестного номера. Гарда[15]. Пола арестована за опасное вождение, превышение скоростного лимита и причинение ущерба. Заберет ли он ее и возьмет ли на себя ответственность за нее? В противном случае ее будут держать в камере, пока она не протрезвеет. Фрэнк поблагодарил их, извинился перед продюсерами и поехал на станцию Сантри-Гарда. Он поймал себя на том, что превышает скорость по автостраде, и заставил себя замедлиться: худшее уже произошло.
Сантри-Гарда представляла собой функциональное нагромождение бетонных блоков, асфальта и рядов припаркованных автомобилей. Внутри было еще хуже: флуоресцентные лампы и стены, исцарапанные инициалами сопротивления. Он боялся за Полу. Коп за стойкой регистрации, молодой и веселый, поинтересовался, в каких отношениях он состоит с преступницей. Он не знал, что ответить. Она его бывшая, но это было так давно, и, вспоминая прошлое, он чувствовал, что все, что между ними произошло, было грубым преувеличением.
– Друзья? – предположил охранник. Фрэнк кивнул. Но слово «друг» только заставило его почувствовать себя полным уродом. Будь он для нее настоящим другом, он бы не оставил ее звонки без ответа. Но тут заключался парадокс: если бы он ничего к ней не чувствовал, то был бы более невосприимчив к ее отчаянному положению.
Он услышал ее голос прежде, чем увидел ее. Голос звучал оптимистично, кокетливо и что-то бормотал о сексуальной униформе, но когда он увидел ее, то не смог скрыть своего ужаса. Глаза у нее почернели от туши и слез, нос распух, посинел, волосы спутались. Передняя часть футболки была залита кровью, на ней были спортивная куртка и штаны. Он узнал школьный герб Килбраддена – школы Джека.
– У меня тут произошла неприятность. – Ее лицо исказилось, когда она попыталась скрыть рыдания. Он прижал ее к груди под взглядом охранника.
– Ее машину конфисковали в аэропорту. После того как она снесла несколько парковочных столбов. – Фрэнк поморщился при мысли о повреждениях на «Ауди». Она икнула у него на груди.