– Когда ты поймешь, чего хочешь, дай мне знать, и я сделаю все, что смогу. – Он перевернулся и заснул, и через несколько секунд она услышала, как он храпит.
Ей хотелось за что-то ухватиться, за что можно было бы держаться обеими руками. Если бы девочек смыло в море, она бы пошла прямо за ними. Ее любовь к девочкам была настолько примитивной, что ей часто хотелось их съесть: пережевать пальцы ног, один за другим, укусить их за животики. Но если бы было наоборот, если бы она упала с тропы на утесе и исчезла из их жизни, сильно бы все изменилось для них? Будут ли они вообще помнить все те дни, которые она провела, кормя, стирая, выгуливая, ругая, хваля и обнимая их? Она не сомневалась, что кто-нибудь другой мог бы делать для них то же самое. Эта двойственность была невыносима: она не чувствовала связи со своей жизнью, но другой у нее не было.
Во вторник утром Ева подготовила свой класс к пятничной поездке в зоопарк. На прошлой неделе они делали маски животных из бумажных тарелок. Явными фаворитами были львы, слоны шли вторыми. Она показывала на проекторе слайды с животными, которых они смогут увидеть в пятницу, и спрашивала, что дети о них знают.
– У слонов хорошая память, – сказал Блессинг.
– И бивни. Люди их отпиливали. Хрч-хрч-хрч. – Майкл стал пилить ладонью руку Рут, лежавшую на столе рядом с ним. Кажется, ей это понравилось.
– Тигры разрывают на куски зубами и когтями. – Ойсин клацнул зубами в воздухе.
– И потом их пристреливают, – сказал Майкл. Он вытянул руку, поднял большой палец и выстрелил в Элизу Бурк. – Бам. – Элиза, которая слегка подпрыгивала между столами, вздрогнула. Бам. Бам.
– Никаких пистолетов, Майкл. – Руби нравились правила, и нравилось, чтобы их соблюдали.
– Это всего лишь моя рука. Идиотка, – сказал Майкл.
– Майкл. – Еве нужно было вернуть их к теме. – О каких еще животных мы можем вспомнить?
Элиза заухала и почесала подмышки, как обезьяна. Кто-то крикнул: «Горилла». Дети захихикали. Ойсин зарычал. Майкл выстрелил в него. Бам. Бам. Навин запищал. Закудахтала курица. Захрюкал поросенок. Комната наполнилась визжащими, ревущими, чирикающими животными, вырвавшимися на свободу. Ева захлопала в ладоши.
– Ребята. Ребята. Тихо, пожалуйста. Давайте сядем на места и приготовимся внимательно слушать. – Она снова захлопала, так сильно, что ладони стали гореть.
Дети вернулись на свои места, все, кроме Элизы, которая оставалась счастливой бормочущей обезьянкой.
– Элиза. И ты тоже. – Элиза завизжала и залепетала в ответ. – Элиза. Пожалуйста, сядь, чтобы мы могли продолжить. – Элиза принялась крутиться из стороны в сторону между столами, низко размахивая руками. Майкл поднял руку: указательный палец выпрямлен, большой палец согнут.
Ева рявкнула:
– Майкл!
Мальчик вздрогнул и опустил руку. Элиза взвизгнула и кинулась прочь.
– Элиза. Сядь. СЯДЬ! Элиза Бурк, ты мешаешь всем нам. Я сейчас сяду, и ты тоже. – Ева села за свой стол. Элиза по-прежнему бродила между столами. Вращала плечами. Размахивала руками. Чесалась и ухала. Дети наблюдали за Элизой, желая знать, что она будет делать, и украдкой поглядывали на Еву. Руби безуспешно дернула Элизу, когда та проходила мимо, пытаясь заставить ее сесть.
– Сядь, садись, – прошептала она. Элиза снова обошла комнату и остановилась перед Евой. Ева указала на ее место.
– Хорошая девочка.
Элиза подняла правую руку, словно собираясь схватиться за ветку, сжала левую под мышкой и почесалась.
– Садись, – Элиза раздула ноздри и открыла рот.
– Разве ты не…
Элиза завизжала Еве в лицо. Ева отпрянула назад, ударившись головой о край доски позади. Упала спиной на пол. В голове зазвенело от удара.
Класс захихикал.
Ева почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Элиза стояла над ней, пораженная собственной силой. Ева села, вытерла слезы, но они капали все чаще и чаще. Она поискала в сумке салфетку, но ее там не оказалось.
– Сядь, Элиза.
Элиза села.
Ева пошла в туалет и оторвала охапку туалетной бумаги, чтобы вытереть лицо, высморкаться. Но слезы не прекращались. Она написала сообщение с просьбой о помощи. Ложь далась легко: позвонили из Гарды, с ее матерью произошел несчастный случай, и нужно немедленно ехать к ней. Сюзанна из шестого класса ответила на ее сообщение и предложила объединить свой урок с Евиным: шестой класс любил присматривать за малышами. Она предупредила Еву, чтобы та вела машину осторожно, и выразила надежду, что с ее матерью все в порядке. Суеверный страх, что она, возможно, навлекла на свою мать несчастье, солгав о таких вещах, снова довел Еву до слез. Теперь ей нужно будет увидеться с матерью, чтобы убедиться, что с ней и правда все в порядке.
Только заведя машину, она подумала об Элле и Кейт. Она написала Лиззи, чтобы та забрала их после школы, и упомянула о чрезвычайной ситуации. Потом уехала из школы.
Ева оказалась на автостраде и мчалась в сторону Литрима, словно все еще подыгрывая своей гротескной лжи, а «Фиат» дребезжал от натуги. Дождь лил так сильно, что дворники не справлялись с ним. Ее «Фиат» трясся от волн, идущих от обгоняющих машин, но Ева боялась слишком резко тормозить, чтобы в нее не врезались сзади. Она остановится в Маллингаре, на полпути между Дублином и Драмшанбо. Ей нужен сэндвич и чашка чая. Стопы покалывало. Она оторвала руку от руля и увидела, что та дрожит. Слева появился большой отель. Ева резко свернула. Ей засигналили. Она проигнорировала гудки, как игнорировала звонки своего телефона.
Практически пустой ресторан отеля был заставлен столами, накрытыми белыми скатертями. Бородатый мужчина в алом жилете помахал перед ней меню. Она удалилась в темноту бара и разместилась на шикарном кожаном диванчике сливового цвета. На столе лежало меню, и там была французская версия тоста с ветчиной и сыром, соусом релиш и салатом. За десять евро. Лучше им подавать его с бесплатной картошкой фри. Пока она делала заказ бармену, телефон зазвонил опять. Бармен вежливо указал ей на этот факт, но она продолжила его игнорировать. Это был Шэй. Пока она не разберется, что ему сказать, она не поднимет трубку.
Когда принесли сэндвич, она обнаружила, что больше не голодна. Она выпила чай, а затем, поскольку еще не решила, куда пойдет и что будет делать, заказала бокал каберне совиньон. Она пила до тех пор, пока сердцебиение не замедлилось, а тело не расслабилось на сиденье.
Ей не нужно ничего делать. Она может сделать вид, что ничего не знает. Может забыть.
Вчера было необычайно тепло для марта. После школы Ева уговорила Лиззи и Беатрис привести детей к ней, а самим посидеть в саду на солнышке и выпить вина. Она сказала, что хочет максимально насладиться солнцем. После выходных она была беспокойна и не хотела оставаться одна. Шэй выполнял какую-то работу для своего приятеля и должен был вернуться не раньше позднего вечера. Дети ушли, и сад остался в их распоряжении. Женщины вытянули бледные ноги на солнце и лениво обсуждали, улучшит ли глобальное потепление на градус-другой их лето или же увеличит количество дождей. Ева верила Шэю, когда он утверждал, что любое изменение в любом случае станет катастрофой для естественного порядка вещей. Нужно быть осторожным в своих желаниях.
Ева собиралась принести вторую бутылку вина, когда услышала резкий вскрик из глубины дома. Прибежала Элла, она держалась за шею и плакала. Бросилась к Еве, уткнувшись лицом ей в колени.
– Фиа меня укусил!
Ева осторожно убрала руку Эллы. Под ухом виднелся красный круг из следов крошечных зубов. Беатрис уже заходила в дом, крича на Фиа. В отличие от других матерей, Беатрис никогда не устраивала разборок с выяснением деталей или обстоятельств. Виноват – значит виноват. Еве это в ней нравилось. Она гладила спину Эллы и что-то тихо бормотала, пока та не перестала плакать.
– Он что, был голодный? – спросила Лиззи.
Ева постаралась не рассмеяться в присутствии Эллы. Они были немного пьяны.
– Я серьезно. Уже почти семь, а мы их не кормили.
– Перестань.
Беатрис вывела Фиа и поставила его перед Эллой. Хотя он выглядел так, будто и сам вот-вот расплачется, он стоял прямо. Маленький храбрый солдатик. Временами Фиа мог быть слишком хорош.
– Прости. Я не хотел сделать тебе больно, – сказал Фиа Элле.
Элла выглянула из-под волос:
– Но ты меня укусил! Очень сильно.
Джимми и Кейт наблюдали за происходящим из дверного проема кухни.
– Правда укусил. Мы видели, – сказала Кейт.
– Укусил зубами, – сказал Джимми.
Фиа опустил голову.
Это заняло некоторое время, но, как только Элла приняла извинения, Беатрис объявила, что они едут домой. Лиззи решила, что им с Джимми тоже пора отправиться перекусить. Уставшие и голодные девочки расплакались. Ева накормила их и прибралась.
Когда она готовила девочек ко сну, то спросила, как вышло, что Фиа укусил Эллу. Они дрались? Девочки не хотели об этом говорить. Ева обратилась к Кейт: та была безнадежна в деле хранения секретов.
– Это была игра, – призналась Кейт. – Как делают мамочки с папочками. Секси-игра.
– Когда целуются? – спросила Ева.
– Вроде того, – сказала Кейт.
Элла объявила, что покажет. Она подбежала к Кейт и прижала ее к стене своим телом, подняла ее руки вверх, чтобы та не могла пошевелиться, а затем уткнулась лицом в шею Кейт, как будто ела ее. Ева узнала движение.
– Хорошо, хорошо. Да, мамочки и папочки иногда делают забавные вещи, когда играют, но они не причиняют друг другу вреда. Не кусаются. Кусаться нельзя нигде и никогда.
– А это были не мамочка с папочкой.
Элла шикнула на Кейт. Но было слишком поздно.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Ева.
В бар заходило все больше людей. Семья из четырех человек, почти одинаковые: темные волосы, желтоватая кожа – ела гамбургеры. «Американцы», – решила она. Их спортивные костюмы, возможно, были повседневной одеждой, но выглядели совершенно новыми, как и их белые зубы и блестящие волосы. Они словно сошли со страниц каталога.