– Не надо. Оставь.
Она отступила.
– Как Фи?
Конор пожал плечами:
– Он был в порядке. Он в школе. Нам нужно договориться о том, что ему сказать.
– Про что?
– Про то, что ты трахалась с Фрэнком.
Она приняла удар и снова взяла себя в руки.
– Ты хочешь рассказать ему? Ты правда этого хочешь?
– Я ничего не хочу ему рассказывать. Но он заметит, что его мать здесь больше не живет.
– Ты это не всерьез? – Она осталась у островка, глядя на него сверху вниз. Провела пальцем по серебристой полосе, идущей через мраморную столешницу.
– А что, Фрэнк не собирается бросать Лиззи и жить с тобой?
– Нет.
– Значит, это не история любви?
– Я люблю тебя.
– Чушь собачья.
– Я никогда не переставала любить тебя.
Конору не нравилось, что она смотрит на него сверху вниз. Он поднялся с дивана и начал ходить.
– Фрэнк. Фрэнк гребаный Дюркан. Вот чего я не понимаю. Он придурок, который думает, что он лучше всех остальных. Он что, оказался потрясающим в постели? Объясни мне? Я хочу понять.
– Конор…
Он невольно приблизился к ней. Заставил себя рассмеяться.
– Потому что со стороны непохоже на это.
Беатрис держалась за холодную мраморную столешницу, как будто это плот, удерживающий ее на плаву.
– Я скажу тебе. Ты этого хочешь?
Он хотел, потому что если бы узнал причину, то они могли бы снова найти способ быть вместе. Но если выяснение, почему это произошло, означало, что он узнает и как это произошло, примирение стало бы невозможным. Это же Беа, она использует его же оружие против него. Он не сомневался, что она расскажет ему все, если он спросит.
– Конечно же, не хочу.
Она скользнула вниз за островок и села на пол. Он опустился на диван и слушал, как она плачет. Ему были видны ее ноги и руки, вытянутые вперед, как у сломанной марионетки.
– Как ты узнал?
Конор не обдумывал этот вопрос.
– Не можешь догадаться?
– Не Дермот же?
– Господи, нет. – Конор почувствовал, как все его тело сжалось. Сказал бы ему отец, если бы что-нибудь заподозрил? Возможно, и нет.
– Кто знает, Беа?
– Я думала, никто. Мы это закончили. Все было кончено. Закончено. Это Ева тебе рассказала?
Конор рассмеялся:
– Я мог бы никогда не узнать. Как не повезло.
Из сада пришел Джаро и подошел к Беатрис. Она протянула руку и посадила его к себе на колени.
– Сколько? Когда это началось?
– С Харвуда.
Его охватило облегчение. Его разум носился сквозь годы, задаваясь вопросом, был ли он слеп к их взаимному притяжению.
Из-за кухонного островка, вне поля его зрения, она сказала:
– Тебе следовало отказаться.
– Что?
– В Харвуд-хаусе. Если бы ты сказал «нет», я бы не пошла с ним.
Конору потребовалась минута, чтобы понять, о чем она говорит. Он не мог вспомнить вопрос.
– Я бы никогда не пошла с ним, – повторила Беатрис.
– Если бы я сказал «нет»? О чем ты говоришь? Ты меня ни о чем не спрашивала?
– На игре Фрэнка.
– Правда или действие? – Ему стало трудно дышать. – Ты написала ему сообщение?
Она промолчала. Ему захотелось что-нибудь разбить. Перевернуть столы, пробить кулаком стену. Все, что оказалось под рукой, – это диванная подушка. Она отскочила от книжных полок, опрокинув на плитку вазу. Осколки разлетелись по полу во все углы. Беатрис вскочила, оставляя островок между ними.
– Так это моя вина? – крикнул Конор. – Ты это говоришь? Боже мой. Это был пьяный вызов. Игра. Только ты была достаточно глупа, чтобы довести дело до конца. Только ты. Думаю, Фрэнк не мог поверить в свою удачу. Ты не можешь винить меня. Я любил тебя.
Когда он произнес слово «любил», ему захотелось обнять ее, прижать к себе и прошептать: «Я люблю тебя». Он не переживет этой двойственности.
Когда она наконец заговорила, ее голос звучал как у ребенка:
– Но Ева же выбрала тебя?
– Ева никого не выбирала.
– Но вы с ней были вместе?
– Я остался в библиотеке. Она осталась в библиотеке. Я думал, ты пошла спать.
– О… Я… – Руки Беатрис порхали вокруг ее лица, пальцы ковыряли кожу. – Я так стараюсь. Стараюсь поступать правильно. Я не знала. Не знала. Почему ты ничего не сказал?
Конор засмеялся.
– Ты сделала то, что хотела. Ты всегда так делаешь.
Ее взгляд сосредоточился на нем. В глазах была та жесткость, которую он видел, когда она набрасывалась на незнакомцев.
– Я тебя вообще не вижу! – закричала она. – И даже когда ты здесь, твой разум где-то в другом месте. С кем-то другим. Ты вечно переживаешь о других.
– Это же моя гребаная работа.
– А я твоя жена.
Он был готов снова выйти из себя.
– Я не могу. Просто не могу… Тебе пора.
Он попытался провести ее к двери, не дотрагиваясь до нее.
– А как же Фиа?
– Он останется здесь, в своем доме, со мной.
Конор почти навалился на нее, заставляя отступать все дальше.
– А когда тебя здесь нет? Когда ты на работе? – Она споткнулась.
– Папа за ним присмотрит.
– Пожалуйста, Конор, пожалуйста. Он ребенок. Не наказывай его.
– Я наказываю? – Все, чего хотел Конор, – это чтобы Фиа получил то, что имел вчера. Двух родителей. Счастливый дом. В голове мелькнула мысль, что этот дом мог быть не таким уж счастливым, раз у Беа случился роман.
– Я его мать. Он нуждается во мне. Пожалуйста.
Она положила руку ему на грудь. Рука его обожгла. Он оттолкнул ее.
– Это ты отвернулась от него, когда… Господи Иисусе! Фрэнк?
Беатрис отпрянула:
– Это не ты, Конор. Ты не жестокий. Ты хороший и добрый.
Если это когда-то и было правдой, то лишь ради бесполезного тщеславия.
– Мы можем поговорить о Фиа завтра, когда угодно, но он никуда не поедет.
Когда она уходила, то была вся в соплях и слезах, и ему было все равно.
Глава 36Все в порядке
Беатрис написала Фрэнку, как только ушла от Конора.
«Позвони мне».
Фрэнк почувствовал прилив радости, когда прочитал сообщение. Ему нужна была Беатрис. Она его суперсила.
«Увидимся у школы?»
«Нет. Позвони сейчас».
Он позвонил ей из безопасности своего сарая.
– Он знает, – сказала она. Фрэнк был не из тревожных и не тратил время на подготовку к этому моменту. Его никогда раньше не ловили – если не считать крупного инцидента, связанного с беременностью Полы, – поэтому у него не оказалось готового ответа. Он ждал, пока она скажет, чего от него хочет. Но все, что было слышно, – это ее дыхание, поверхностное и быстрое.
– Что будешь делать? – спросил он.
Беатрис взвыла: так громко, что Фрэнк испугался, что Лиззи услышит ее из дома. Дело было не только в децибелах, а в масштабе ее страдания, вырывающегося из телефона. Ему потребовались все силы, чтобы не положить трубку, не закрыть за собой дверь сарая и не вернуться к сборам в школу. Ему было больно за нее, и он никогда бы не пожелал ей этого, но нужно ставить свою семью на первое место. Он сыграл свою роль в беде Беатрис, но в его сознании они оставались взрослыми людьми: ответственными и независимыми. Он считал, что хаос можно изолировать как вирус. Разрушение не должно добраться до его семьи.
В четверг, забирая детей из школы, Лиззи увидела Беатрис и Дермота, стоящих возле класса. Они вели какой-то эмоциональный разговор, склонив головы, шепотом. Фиа вышел вместе с Джимми, но, когда заметил мать, вскрикнул и побежал к ней. Она высоко его подняла и дала повиснуть на себе. Дермот отвел их в тихий угол. Фиа не отлипал от Беатрис. Лиззи наблюдала, как Беатрис опустилась на корточки, взяла лицо Фиа в свои руки, поцеловала его на прощание и поспешила прочь. Что-то было очень сильно не в порядке. Лиззи побежала за ней.
– Беа! – позвала она. – БЕА!
Беатрис продолжала идти, опустив голову, как будто ничего не слышала. Она двигалась быстро: у Лиззи не было шансов ее догнать. К тому времени, как Лиззи достигла ворот школы, Беатрис исчезла. Лиззи смотрела на пустую улицу, как будто Беа могла вернуться. Дермот и Фиа подошли к ней сзади. Фиа с трудом сдерживал слезы.
– Фиа, дорогой, что случилось? – Она взглянула на Дермота: – Все в порядке?
Дермот не останавливался.
– У нас все отлично, спасибо, пока, пока, пока.
Лиззи услышала далекий детский крик: «МА-МА!» Он звал ее. Джимми вместе с учителем прыгал у двери класса, ожидая, когда его передадут матери. Ей пришлось повернуть назад.
По дороге домой, плетясь позади Джимми и Джорджии, Лиззи позвонила Еве и подробно описала произошедшее.
– Она выглядела такой расстроенной. Уничтоженной, – сказала Лиззи.
– Она ночевала у нас прошлой ночью, – сказала Ева. – Они поссорились.
Лиззи допросила Еву, но та сказала, что не знает причины ссоры. Только то, что она серьезная. Несмотря на их долгую историю взаимных откровений с вином или без него, Лиззи не верила, что Ева расскажет ей что-нибудь еще. И единственная причина ее скрытности, по опыту Лиззи, заключалась в том, что это каким-то образом касалось Евы или ее самой.
– Стой, то есть ты не в Литриме?
Тут Ева пустилась в длинные оправдания про должность замдиректора, про то, что она устала и нуждалась в предлоге, чтобы остаться дома. Нет, ее мать не попала в аварию, и да, все в порядке. Все было явно не в порядке.
Лиззи написала Беатрис:
«Ты в порядке? если я могу что-то сделать, дай мне знать. Целую много раз».
Она написала Конору, скопировав и вставив сообщение, отправленное Беатрис:
«Ты в порядке? если я могу что-то сделать, дай мне знать. Целую много раз».
Конор ответил практически сразу:
«Нет. Все в порядке. Целую».
Лиззи кормила Джорджию и Джимми крекерами с молоком, бесстыдно допрашивая Джимми о Фиа. Тот рассказывал что-нибудь про маму и папу? Или о том, что произошло прошлой ночью? Джимми рассказал, что морская свинка в классе спала весь день. И что новая прическа Хлои Гриффин напоминает щетку. Он не помнил, был ли Фиа в классе: возможно, его там и не было.