Отец Фрэнка был в саду, строил высокие клумбы для Розмари, чтобы она не напрягала спину. Роберт был въедливым человеком. Все было рассчитано, все было точно. Фрэнк принес ему чашку чая и печенье. Лицо Роберта покраснело от усилий; пот стекал по вискам. Он сказал, что должен закончить с грядками и у него нет времени присесть: ему нравилось притворяться, что он вечно на побегушках у Розмари. Он выпил чай за два длинных горячих глотка. Фрэнк попытался сделать то же самое и обжег себе рот.
– Как дети? – спросил Роберт, привинчивая очередную доску.
– Хорошо.
– Работа?
– Сейчас пишу.
– Не снимаешь?
– Пишу, чтобы снимать. Полный метр.
– Тебе поступил заказ? – Роберт отвернулся, чтобы найти еще один шуруп.
– Сад выглядит хорошо, – сказал Фрэнк. Газон был девственно безупречен. Кусты цвели, земля вокруг них была тщательно прополота.
– Ухоженный сад – это признак человека, у которого слишком много свободного времени. Подумываю о топиарии. Розмари хотела бы живую изгородь в форме слона.
Фрэнк видел их фотографии в Фейсбуке[22].
– А что, есть схемы для такой стрижки? Их вообще выстригают? Или внутри какая-то форма? Мне всегда было интересно.
Роберт покосился на него.
– Я это не всерьез.
Фрэнк чувствовал, как нарастает раздражение отца. Это была не шутка. Это была ловушка.
– Думаю, мне бы понравилась живая изгородь в форме слона.
– Если у тебя есть столько свободного времени. Действуй. Почему бы и нет?
– Я не всерьез, – сказал Фрэнк. Он попытался засмеяться. И напомнил отцу, что пишет с понедельника по пятницу, с девяти до пяти, и будет искать финансирование, когда сценарий будет готов, и, по сути, получит оплату постфактум.
– Значит, заказов у тебя нет? – спросил Роберт.
– Нет, – Фрэнку нужно было сменить тактику. Защитная болтовня, которую он изливал годами – об искусстве, голосе и правде, – не шла ему на пользу. – Но да, ты прав, у меня недостаточно работы. В этом сезоне сериал пробует новых режиссеров. Они дешевле. – Фрэнк усмехнулся, желая продемонстрировать безобидную прагматичность, которой в себе не ощущал. – Правда в том, что мы разорены, пап. Я никогда раньше не просил, но мне нужно занять немного денег, чтобы справиться с этим.
Фрэнк затаил дыхание.
– Конечно. Сколько?
– Сорок тысяч.
Роберт вздрогнул.
– Джеку нужно вернуться в Килбрадден. Но для этого нам требуется погасить задолженность и заплатить за год вперед.
– С какой стати вы хотите отправить его туда, если явно не можете себе этого позволить?
– Наш дом слишком мал. Есть напряжение. Это невозможно, – сказал Фрэнк. Он чувствовал, как по спине стекает пот. Он старался не ерзать.
– Не сомневаюсь, что да. Но двое старших со дня на день пойдут учиться в колледж или еще куда. – Роберт казался тревожно равнодушным.
– Им пятнадцать, и при сложившихся обстоятельствах они будут жить дома, когда пойдут в колледж. Если пойдут. Возможно, они никогда не смогут позволить себе покинуть дом.
Роберт обдумал это.
– Думаю, нам повезло, что арендная плата была низкой, когда ты окончил школу. Нам не терпелось избавиться от тебя. – Подросток во Фрэнке съежился. Роберт засмеялся. – Мне тебя жаль.
Фрэнк поверил ему.
– Я думаю о них. О детях, о том, что для них лучше…
– Уверен, что да. Мы потеряли много денег, – сказал Роберт. – Наши сбережения уничтожены. Как и вам, как и всем остальным, нам пришлось затянуть пояса.
– У вас еще есть твоя пенсия? – спросил Фрэнк.
– Мы на нее живем.
Фрэнк вздохнул. Пенсия превышала восемьдесят тысяч: его отец был при деньгах. Роберт пошел готовить еще одну доску для грядки. Он измерил и обрезал ее. Его пилорама была блестящей и новой, инструменты – первоклассными: игрушки богатого человека. Фрэнк ждал, пока отец скажет что-нибудь, хоть что-то, сделает какое-то предложение, но Роберт принялся насвистывать несколько тактов «Лета» Гершвина. Фрэнк знал, что это для него: «Лето, и жизнь легка». Роберт хотел, чтобы он ушел.
– Послушай, есть проблема с Майей и Джеком. Мы должны их разделить. Лиззи не пускает Джека обратно в дом. – Роберт уделил ему все свое внимание.
– Что за проблема?
– Они слишком увлечены друг другом. Они думают, что влюблены.
Роберт слишком долго смотрел на него. Фрэнк сопротивлялся порыву защитить себя или детей. Он только проиграет.
– Почему он не может вернуться к матери? – спросил Роберт.
– Она еще слаба. Лечится, – сказал Фрэнк.
– Она никогда не отличалась стабильностью, верно? – сказал Роберт.
– Если ты хочешь сказать, что мне следовало знать, что мы окажемся в этом положении, то не надо.
– Я не говорил ничего подобного, Фрэнк.
– Я облажался, я понимаю. Ты одолжишь мне денег или нет?
– Не будь таким чувствительным. Я не сужу тебя. Я каждый день вижу неудачников, которые думают, что контролируют свою жизнь.
– Неудачников? – Фрэнк постарался не принимать это на свой счет.
– Я не обязательно говорю про тебя… Если, конечно, ты не считаешь, что это слово тебе подходит?
Роберт сложил свои инструменты – каждый в отдельное отделение ящика – и отнес их в гараж. Поднятые грядки были готовы. Фрэнк запаниковал: он не предполагал, что отец откажет. Он обнаружил, что бежит по тропинке, и наткнулся на отца, возвращающегося из гаража.
– Отец, пожалуйста.
– Мне придется поговорить с бухгалтером. Нелегко высвободить такие деньги.
– Ага. Сколько это может…
– Не могу сказать. – Роберт двинулся впереди него обратно в дом. – Ты останешься на ужин? Это обрадует твою мать.
– Мне нужно… ах, позволь мне сначала позвонить Лиззи.
– Не оставайся из вежливости. Вы нам ничего не должны.
– Дорогой вышел бы ужин, – сказал Фрэнк.
Роберт не засмеялся.
– Нам нужно будет составить план погашения долга.
Фрэнк издал успокаивающие звуки, зная, что шансов когда-либо вернуть деньги отцу практически нет. Для этого ему было бы нужно, чтобы Роберт сначала умер и оставил ему свое состояние. Он не сомневался, что отец тоже это знал. Его в очередной раз удивило, что спустя сорок восемь лет его отец все еще мог найти новую возможность для «жизненного урока». Вернувшись в прохладный холл, Фрэнк сказал матери, что ему нужно на кинопоказ, поцеловал ее на прощание и ушел.
Фрэнк пришел домой с ощущением, будто застрелил медведя, содрал с него шкуру и теперь несет добычу домой. Джек вернется в школу. Жизнь вернется в нормальное русло.
Он услышал крики с улицы. Во дворе стояла соседка с совком в руке и слушала. Их входная дверь была широко открыта. Макс прошел в коридор всего на два шага. Он кричал и жестикулировал, заполняя пространство так полно, что Лиззи сжалась в клубок и сидела внизу лестницы, подперев голову руками, беспомощно бормоча: «Я знаю. Я знаю».
Макс был на конференции и вернулся ко всем ужасающим подробностям из школы. Не получив ни одной весточки от Лиззи. Она не додумалась ему позвонить? Майя, стоявшая наверху лестницы, выглядывала из-за угла, удерживая двоих младших.
– Привет, Макс. – Фрэнк понизил голос и заговорил со смесью властности и теплоты: так он говорил, когда на съемочной площадке возникала напряженность. Макс повернулся к нему и улыбнулся. Это была не дружеская улыбка, а улыбка бойца, наконец встретившего достойного противника.
– Ты в порядке, Лиззи? – спросил Фрэнк. Лиззи на мгновение подняла голову. Вся борьба ушла из нее. Фрэнк попытался увести Макса в гостиную, отчаянно стараясь оградить от разговора детей. – Давай на минутку успокоимся? – попросил Фрэнк. Он придержал дверь гостиной открытой, но Макс не пошевелился.
– Мы понятия не имели, что происходит, поверь нам, но я уверен, что как семья мы сможем найти путь, который всех устроит, – сказал Фрэнк. – Кофе?
– Нет, – сказал Макс.
– Для начала мы отправим Джека обратно в школу-интернат, – объявил Фрэнк.
– Слава богу, – сказала Лиззи.
– А потом? – спросил Макс. Фрэнк не был уверен, к чему он ведет.
– Мы можем вернуться к тому, что было раньше.
– Как будто ничего не произошло?
Фрэнк запутался:
– Ну, я думаю, нет, но…
– Это недостаточно хорошо, – сказал Макс. Он повернулся спиной к Фрэнку и крикнул вверх по лестнице: – Майя, собирай чемоданы, ты поедешь со мной.
Майя наотрез отказалась куда-либо ехать. Лиззи бросилась вверх по лестнице и встала между Максом и Майей. Фрэнк снова попытался увести всех в гостиную. Макс напомнил им, что, несмотря на семейные обстоятельства, как ни странно, Майе всего пятнадцать, и по закону это изнасилование. Тут все вышло далеко за рамки спокойного семейного обсуждения. У Майи случилась истерика. «Они же не могут предъявить ему обвинение, да?» – Лиззи обнимала Майю, пытаясь ее успокоить. Фрэнк пытался разоблачить блеф Макса: никто не собирался выдвигать обвинения, но Макс не поддавался. Единственный вариант, при котором Макс мог быть уверен, что Майя в безопасности, – это если она будет с ним.
Майе хватило десяти минут, чтобы собрать чемодан.
Лиззи рыдала.
– Ты гребаный засранец, – сказал Фрэнк Максу.
Слова отскочили обратно.
Фрэнк отвел Джорджию и Джимми к соседям, чтобы за ними присматривали, пока все не успокоится. На обратном пути он позвонил Джеку и сказал, что тот может вернуться домой. Час спустя, когда Джек вошел, Лиззи все еще сидела на лестнице и плакала. Когда она увидела в дверном проеме силуэт Джека, несущего пластиковый пакет с одеждой и вещами, она набросилась на него:
– Что ты здесь делаешь? После того, что ты натворил?
Он возвышался над ней: даже жалко ссутулив плечи, он был выше более чем на полтора фута.
– Папа сказал…
– Фрэнк! – закричала она.
– Я пришел извиниться, – сказал Джек.
– Извиниться? Вот что ты хочешь сказать? Я дала тебе постель. Я тебя кормила. Я заботилась о тебе. И ты все принимал. А потом ты забираешь мою дочь? Мою дочь!