В последующие несколько недель единственное, что Конор помнил об аварии, – это тепло ее бедра под его рукой.
Глава 46Бар и лаунж Макдэйд
Это было за пару недель до Рождества, в час, когда магазины закрывались, но еще до прихода ночных гуляк. Лил дождь, оставляя тротуар блестящим и скользким. Огни витрин магазинов расчерчивали Графтон-стрит, словно лазеры. Зима была темной и влажной, как бесконечные сумерки, и шумная суета Рождества стала приятным развлечением.
Ева злилась на себя за то, что купила слишком много, больше, чем могла унести с комфортом. Она приехала из деревни, чтобы увидеться с девочками. Элла училась на последнем курсе экономического в Тринити колледже, а Кейт – в Национальном колледже дизайна и искусств, получая степень магистра в области дизайна одежды. В Литриме Ева работала неполный рабочий день учительницей на замену в трех местных начальных школах. У нее были куры, собака и мольберт. Она рисовала все, что видела перед собой: вид из окна, камыши вокруг озера Лох-Аллен, деревянный стул. У нее не было амбиций, она не считала себя художницей, ее не волновало, что будет с ее произведением. Удовольствие заключалось в самом действии: ее единственной целью было доставить удовольствие самой себе.
В своем коттедже у озера Ева была счастливее, чем когда-либо. В последние годы замужества ее несчастье стало настолько привычным, что она не могла понять, что это такое. Она называла его усталостью, скукой, беспокойством, как будто все, что ей нужно было для счастья, – это хороший ночной сон, отпуск или поменьше стресса.
Она пришла достаточно рано, чтобы занять угловой столик в «Макдэйде», воспользовавшись сумками с покупками, чтобы отметить занятое место. Подошел бармен, и она попросила горячий виски. Было приятно тихо, пока толпа мужчин в костюмах цвета грязной грозы не ворвалась в зал, крича что-то одновременно, запрокидывая головы и скаля зубы, выкрикивая заказы бармену. Она достала телефон, чтобы написать девочкам, думая, что им следует встретиться в другом месте, когда узнала одного из мужчин.
Конор.
Он стоял к ней спиной, склонив голову к другому мужчине и слушая. Его волосы были седыми, но все еще густыми. В остальном он все так же покачивался вперед и назад и кивал, когда слушал. Она хотела, чтобы он так и стоял к ней спиной. Она не сможет выйти из паба, если он не отойдет в сторону. Перед ней появился виски, и она сделала поспешный глоток. Обжигающая жидкость высосала из нее воздух, и она бесконтрольно закашлялась. Когда она пришла в себя, Конор смотрел прямо на нее. Одна бровь приподнята, взгляд «вы в порядке?». Ева принялась рыться в сумке, и, когда украдкой взглянула обратно, он снова оказался к ней спиной. Он не узнал ее. Она провела быструю инвентаризацию своей внешности, словно ища ему оправдания. Ее волосы стали серебристыми. Она подстриглась коротко и была в очках. Сердце ее все еще тревожно билось в груди: тело было готово бежать. Но бежать не было нужды: она стала для него чужой. «И так и должно быть», – сказала она себе.
Элла и Кейт замерли в дверях, пока не увидели ее: их яркие улыбающиеся лица вернули Еве панику. Как бы маловероятно это ни было, она не хотела, чтобы они узнали Конора, а он – их. Они нырнули в толпу мужчин, пронеслись мимо Конора и вырвались с другой стороны, полностью сосредоточившись на ней. Они были такими же быстрыми и ловкими, как Шэй, с длинными сильными конечностями, которые, казалось, вытягивались во все стороны. Они переговаривались друг с другом, взволнованные и легкомысленные. Кейт нужно было больше денег на материалы. Она вытянула из Шэя все, что могла. Ева смогла выдать ей только полтинник, но это было больше, чем Кейт ожидала. Элла следила за новостями и обо всем имела собственное мнение: от инцелов[28] до спасения белых медведей.
Ее девочки были великолепны, и она постоянно им это говорила. Их достаточно, таких как есть. Им не нужно чего-то достигать, пробивать потолки, одерживать первенство, выходить замуж за кого-то, строить дом, рожать ребенка. Она призывала их радовать самих себя.
– Мама. Земля вызывает маму.
– Ты снова это делаешь.
Они вытащили ее обратно в душный воздух паба, в гул пьяных голосов, на потрескавшееся виниловое сиденье.
– Вы обе такие красивые, что я не могу здраво мыслить.
Девочки застонали.
– Расскажи нам, – сказала Кейт, – ты снова встречалась с тем джентльменом?
Какой-то английский бизнесмен купил ферму поблизости, чтобы выйти на пенсию. Ева встретила его год назад: он был одет в вощеную куртку и выгуливал ирландского волкодава. Совершенно слился с туземцами. Ева пошутила про него при девочках, но они зацепились за мысль, что богатый и красивый мужчина – это именно то, что ей нужно. Мысль эта не имела ничего общего с романтикой, а была связана только с тем, что девушки хотели, чтобы о Еве позаботились, но не хотели делать это сами.
Они хранили странные воспоминания о ее срыве. Они называли их грустными днями у мамы, вспоминали, как играли на полу возле ее кровати, пока она спала, а спала она месяцами. У Евы осталось мало воспоминаний о том времени, если не считать страха, который она испытывала, когда просыпалась и видела солнце, пробивающееся сквозь шторы, или слышала ссору детей. Шэй спросил ее про Конора лишь раз. Они переселили девочек обратно в их комнату, и это была их первая ночь в одной постели. У них случился медленный, неуверенный секс, как будто они были чужими друг другу. После этого Шэй обнял ее и заплакал.
Она не видела пользы в том, чтобы сообщать Шэю, что собиралась его бросить. Сейчас она была здесь, и все, что она чувствовала к нему, – это нежность. Ее было достаточно, чтобы начать заново. Конор вернулся к Беатрис, и весь эпизод напоминал дурной сон. Вскоре жизнь предъявила требования, которых Ева не могла избежать. Ее отец умер: мать нуждалась в ней. Она все больше и больше времени проводила, утешая мать в ее горе, а потом, когда девочки учились в средней школе, оставалась на выходные в Литриме, гуляя в одиночестве. Когда перед ней простирались поля, а облака разбегались над серебристыми озерами, ей не хотелось ничего иного.
Это Шэй отпустил ее. Он всегда будет любить ее, но он хотел от партнерши большего, и она не могла с этим поспорить. В какой-то момент ни одному из них не удалось отметить, когда именно их брак исчерпал сам себя. Они стали друзьями, которые оказались женаты. Они спорили о том, что лучше для девочек. Если она останется в Литриме, а он в Дублине, они не смогут поделить неделю между собой. В Литриме у Шэя было бы недостаточно работы, и он отказывался быть воскресным папой. В ярости он однажды предложил разделить близнецов: какого ребенка она хочет себе? Эллу или Кейт? Это единственный способ поступить по справедливости.
В конце концов они спросили близнецов, чего они сами хотят. Они выбрали Дублин с Шэем, своей школой и друзьями и проводили выходные и школьные каникулы с Евой. Она разговаривала с девочками и Шэем почти каждый вечер. Они оставались семьей, живя под разными крышами. Ева ходила по полям, пока ее горе не стало чем-то, что она могла вынести.
Нет, сказала Ева своим девочкам, она больше не видела этого джентльмена, и нет, она не собирается придумывать предлог, чтобы к нему зайти. Она одна, но не одинока, и они должны уважать это. Они успели выпить по три напитка и съесть четыре тоста с сыром, прежде чем Ева собралась уходить, чтобы успеть на последний автобус. Когда она встала, то была благодарна за сумки в каждой руке: они оправдывали ее пьяненькое покачивание. Они снова увидятся на Рождество. Мужчины ушли: она не знала когда.
Она шла по Графтон-стрит, как деревенская жительница. Прямо и быстро, приветствуя холодный отрезвляющий воздух. Приближаясь к Тринити, она услышала, как кто-то окликнул ее по имени. Это был Конор. Он подбежал к ней, запыхавшись и улыбаясь.
– Я так и знал. Я пошел с ребятами перекусить и все думал, не ты ли была в «Макдэйде». Я тогда не понял, что это ты, иначе бы поздоровался. Ты подстриглась.
– Думаю, вы ошибаетесь. Я не знаю, кто вы. – Ева не была уверена, откуда это взялось и почему она так сказала, но позволила словам повиснуть в воздухе.
Лицо Конора исказилось от множества крошечных выражений: растерянности и смятения, смущения и раздражения. Ей казалось, что она наблюдает, как вращаются шестеренки и щелкают переключатели. Он поднял брови. Она не смогла не рассмеяться. Тогда засмеялся и он.
– Подловила, – сказал Конор.
– Как дела?
– Отлично. А ты узнала меня? В «Макдэйде»?
– Я тебя не видела.
– Конечно, да. Сколько времени прошло? Двенадцать лет? – спросил Конор.
– Четырнадцать.
Почему они оба чувствовали необходимость лгать? Конор, похоже, подумал о том же.
– Боже, я идиот. Ты не хотела здороваться, и это нормально, все понятно, а я тебе навязался, я идиот. Не обращай на меня внимания. Я оставлю тебя в покое. – Он отвернулся.
Она схватила его за руку:
– Нет. Не надо.
Он улыбнулся и ждал, пока она заговорит.
– Как ты? Я правда хотела бы знать, – сказала Ева.
– Это может занять некоторое время.
– Я слышала про Беа. Мне очень жаль.
– Ага. Да.
Некоторое время они стояли молча, пока Конор, казалось, обдумывал, что сказать, и старался не заплакать. Он издал звук, похожий на смех.
– Ну вот, опять. Я клянусь, все в порядке. Со мной все в порядке. – Он нашел в кармане старую салфетку и вытер слезы с глаз.
– Я хотела связаться с тобой, когда узнала. Это такой шок. Но засомневалась, подумала, что это может быть неуместно, а потом обнаружила, что у меня все равно нет твоего номера. Я удалила его.
Конор поднял брови:
– Справедливо. Хочешь выпить и поговорить о том, что ты тогда собиралась мне сказать?
– Просто что мне не хватало ее в жизни, – сказала Ева. – И что я любила ее.
– И я, – он снова улыбнулся.