Долго еще стоял Зотик, вглядываясь в темноту; у ног жалобно повизгивал выскочивший из избушки Бойка.
«Уж не на черного ли зверя[19] наткнулся, — с тревогой подумал Зотик, — оборони господь, с малопулькой он». Только перед утром, обняв Бойку, Зотик заснул. Проснулся на рассвете и вскочил.
Бойка тоненько скулил во сне и беспомощно дергал лапами.
Глава IV
На след второго соболя Нефед напоролся в вершине речки Шумишки, у россыпи.
Сколь неудобное место: камень и колодник наружи.
Бойка стронул соболя. Нефед побежал в обход, стараясь обойти зверя «сивером», по более глубокому снегу, но зверь ударился в гору. Подъем был тяжелый, буреломниками и россыпью. Соболь попал ходовой, сильный.
Дважды собака «садила» зверька на дерево, но оба раза, не допустив охотника, аскыр уносился, забирая все круче и круче.
Запарился Нефед. Устал и Бойка, все время на виду гонявший зверя. В третий раз он «посадил» соболя на страшной высоте: глянешь вниз — голова кружится. Далеко обошел Нефед, огибая кедровники с подветренной стороны. Как всегда, осторожно подобрался к зверю, но в самый последний момент, когда оставалось только вскинуть винтовку, соболь метнулся вниз, к россыпи, чуть не угодив в пасть собаке.
В голове Нефеда мелькнуло: «Перехвачу, а то уйдет в камни».
Он катнулся к краю пропасти и… просчитался!
Наутро Бойка и Зотик по следу нашли Нефеда.
На россыпи чернели сгустки крови, обрывки зипуна, валялись осколки пихтовых лыж…
По камням ползал маленький, беспомощный человечек. Заботливо собирал кровавые клоки в одну кучу и все шептал:
— Нефедушка! Ишь ты, какое дело-то, Нефедушка!..
Обломком Нефедовой винтовки Зотик стал разгребать снег, расчищая место между двумя валунами. Щебень и мелкие камни, выбирая, укладывал в стороне.
Бойка, до этого не отстававший от Зотика ни на шаг, теперь лежал рядом с Нефедом, положив острую морду на вытянутые лапы.
Наконец Зотик приготовил могилу.
«С первым же ветром закатит снегом, — подумал он. — Зверь не тронет».
Даже рукам Нефеда, огромным и окостеневшим, он придал нужное положение.
Торопливо, как на похоронах отца, которые Зотик хорошо помнил, он набросал высокий холмик из снега. И только когда кончено было все, почувствовал, что он один, что надвигается вечер, что горы начинают куриться и что ему страшно.
Глава V
Торопившемуся изо всех сил Зотику казалось, что не успей он вовремя добежать до избушки — и снежный ураган закрутит, затреплет его, как сухой лист.
— Не сбиться бы, — шептал он задыхаясь.
А горы словно переползали с места на место…
К избушке Зотик добрел мокрый и усталый.
Дрожащими пальцами разжег дрова.
— Эка, брат Боюшка, как напугались-то мы с тобой!
Повизгивая, Бойка вертелся у самых ног.
Зотик старался занять себя чем-нибудь, чтобы не думать о Нефеде, об урагане за стенами избушки: колол смолистые дрова, набивал ими каменку.
Вспомнив, что он и Бойка весь день не ели, Зотик уселся около туеска с медом, обмакнул в него хлеб, съел ломоть и дал кусок собаке.
— Вот и добежали, а ты уж, поди, думал… — обращаясь к Бойке, снова заговорил Зотик и замер: совсем рядом с избушкой с грохотом рухнула обломанная вершина старой пихты.
Зотик перестал есть и теснее прижался к Бойке. Снова вспомнился страшный мертвый Нефед.
— А холодно, поди, ему на россыпи, пока снегом не закатит…
Стараясь отогнать эти мысли, Зотик опять заговорил с собакой:
— Уйди-ка от каменки, опалишь шерсть-то.
И оттого ли, что в избушке становилось тепло, оттого ли, что устал за день да и перед этим провел тревожную ночь, голова Зотика клонилась все ниже и ниже, пока не уткнулась в рыжую мягкую шерсть Бойки.
…И снова Зотик проснулся очень рано.
— Высвистело за ночь тепло-то, — сказал Зотик, нашаривая спички, чтобы зажечь огонь.
Бойке обрадовался, как другу. Выгнув спину и вытянув сначала одну, потом другую лапу, пес зевнул.
— Неужто не выспался? А я, брат, уж давно не сплю…
Мальчик старался говорить как можно спокойнее.
Так обманывал свой страх Зотик и раньше, когда, бывало, приходилось возвращаться с покоса ночью, только тогда он начинал петь или громко разговаривать с лошадью.
О том, что предстояло утром, боялся думать. А утро уже заглядывало в окошко.
Дверь подалась не сразу. За ночь ее завалило снегом, и Зотику пришлось порядком повозиться с ней. Зато выбравшись, он увидел, что буря затихает.
Гул ее еще наполнял воздух, но уже становился слабей и откатывался все дальше и дальше. Радовало, что будет тихий день.
— Им хорошо там, дома, на народе, а здесь один…
Заимка, горячие щи, удобная, широкая печка, на которой так хорошо слушать по вечерам рассказы дедушки Наума, потянули неудержимо.
Мальчик вернулся в избушку и торопливо стал собираться.
«Перво-наперво, в дробовик пулю надо…» — решил он и зарядил ружье.
Из сумки Нефеда выложил все лишнее, оставил только сухари; за пазуху сунул коробок спичек и соболью шкурку, за пояс — топор и рукавицы и решительно шагнул за дверь.
— Будь, что будет, не умирать же здесь от страху…
Бойка выскочил из избушки вслед за Зотиком.
Глава VI
Идти было тяжело, в рыхлом снегу лыжи оставляли глубокий след. Бойка, сунувшийся было вперед, вернулся на лыжню. Зотик знал, что держать нужно на полдень, что Щебенюшихинский белок должен быть влево и идти нужно сначала вниз по речке. Этого было достаточно, чтобы уверенно двигать лыжами и шагать вперед от затерявшейся в горах промысловой избушки, домой.
Поравнявшись с россыпью, на которой была Нефедова могила, Зотик не узнал ее. Вместо каменных валунов блестела широкая, убегающая ввысь лента, вся в причудливых гребешках, наструганных гулявшим здесь ветром.
В тайге снегу было меньше. Зотик шел тайгой, лишь время от времени, чтобы не сбиться, выходил к берегу речки.
«Ежели с того увала поверну вправо, то впереди, влево, должен быть Щебенюшихинский белок. Когда шли сюда, он был вправо», — соображал Зотик.
От быстрой ходьбы волосы у него взмокли — пришлось снять шапку, заткнуть ее за опояску. В горле становилось сухо. Зотик ел снег.
Тайга, засыпанная снегом, онемела. Часто попадались следы белок, горностаев и колонков. На одном из увалов Зотик пересек свежий соболий след. Но он теперь не интересовал его. Все внимание мальчика было сосредоточено на Щебенюшихинском белке. Ему казалось, что, увидев белок, он будет спасен.
Зотик плохо помнил, сколько времени он шел… Ноги его еле сгибались в коленях. Сумка и дробовик все тяжелели, шаг становился все медленнее, и все чаще думалось, как хорошо было бы присесть и отдохнуть.
Выбравшись из густого пихтача, увидел, что вершины гор играют отблеском заката.
Надвигались сумерки.
Зотик растерялся. Вечер застал его на полпути до Щебенюшихинского белка, у которого, по рассказам Нефеда, была промысловая избушка козлушанского охотника Мокея.
Из последних сил Зотик шел вперед, все еще рассчитывая натолкнуться на избушку. Бойка, голодный и измученный, понуро плелся сзади. Совсем стемнело.
Идти дальше было бесполезно. Голова мальчика горела. Он понял, что простудился, но все еще шел, боясь остановиться. Ему казалось: остановись он хоть на минуту — и ему уже не встать никогда.
«Непременно надо идти…»
А так хотелось лечь, сбросить лыжи и вытянуться во весь рост.
Шел уже бессознательно, натыкаясь на стволы деревьев.
Когда лыжи уперлись во что-то невидимое, он не удивился этому и опустился на снег.
Очнулся от холода. Первое время Зотик не мог понять, где он и как попал сюда. Только заметив свернувшегося у ног Бойку, вспомнил и поднялся.
— Куда это мы попали с тобой, Бойка? — с трудом прохрипел он. Язык у него распух, одеревенел и перестал слушаться.
Поваленная бурей пихта лежала поперек снежной поляны. Зотик протянул руку и накололся на засохшие иглы.
— Валежина… сухая…
Зотик вытащил из-за опояски топор и застучал по мертвым сухим веткам. Но топор вываливался из рук. Зотик опустил его в снег и стал ломать ветки рукой.
Под руку попался клок пихтового мха.
— Дедова борода![20] — обрадовался Зотик.
Он вытащил спички и поджег мох.
Пламя мгновенно обняло сухой лапник. Маленькая полянка со следами лыжни, казалось, горела, покачиваясь из стороны в сторону.
Зотик снял с плеча ружье и опустился рядом с Бойкой.
И странно: как только он бросил работу — почувствовал страх.
Огонь костра сгущал тьму за пределами полянки. Пихты теперь казались уже не пихтами, а болотными чудищами, по-журавлиному поджавшими одну ногу.
Костер угасал, и чудища надвигались все ближе. Зотик увидел протянутые к нему волосатые руки и даже маленькие зеленые глазки…
Помертвевшие губы мальчика пытались прочесть заученную когда-то молитву, но рот точно ссохся.
— Да во-во… да воскреснет бог и расточатся врази его… — начинал Зотик и никак не мог кончить.
Бойка взвизгнул во сне. Зотик вскочил, и одноногие чудища в метнувшемся пламени костра тоже отпрыгнули. Зотик вскрикнул, схватил ружье и, не целясь, выстрелил в самого толстого однонога.
— Гоп-гоп! — заржали разом лесные чудища.
Проваливаясь в снегу по пояс, Зотик пустился бежать, но споткнулся и упал. Бойка, почуявший звериным своим чутьем недоброе, завыл.
Глава VII
— Ишь ведь, как христовы надсаживаются. На кого бы это? — загнусавил Анемподист Вонифатьич.
— Далеко, знать, до свету еще, — пробасил, отозвавшись на голос Вонифатьича, большой и нескладный Мокей.
За стенами промысловой избушки захлебывались от лая собаки.
— Ума не приложу, на кого бы это собачонки?
Анемподист Вонифатьич, жидкобородый старик, метивший в уставщики