л революционный темперамент лучше кого-либо и знал, как сыграть на нем для собственной выгоды.
Как и большинство русских, он был одаренным оратором и производил впечатление на слушателя. Как-то раз он совсем покорил мистера Черчилля, увидевшего в нем русского Бонапарта.
Однако, у него были роковые недостатки. Он любил пышность, несмотря на честолюбие, не хотел пожертвовать своими слабостями ради этого честолюбия. Его главная слабость была и моей слабостью – склонность к коротким приступам лихорадочной работы, и вслед за ними – длинные периоды безделья. Он был трагической фигурой, к которой нельзя было не чувствовать глубочайшей симпатии».
Все эти наблюдения очень ценны, так как они объективны и беспристрастны, и позволяют увидеть известнейших людей того времени в другом ракурсе и другими, незашоренными глазами.
А потом Локкарт, если так можно выразиться, крупно погорел! Как генеральному консулу в Москве ему было строжайше запрещено вступать в интимные отношения с русскими женщинами: англичане считали, что такими женщинами могут быть только сотрудницы контрразведки, которые в постели выведают все английские тайны. И хотя Локкарт увлекся не русской, а еврейкой, этого было достаточно, чтобы его вызвал посол, как следует отчитал, предложил взять отпуск по болезни и отправиться на родину. Как позже писал Локкарт: «Я знал, что мой вынужденный отпуск по болезни на самом деле был отзывом, что никогда сюда не вернусь, и улизнул из Москвы в первых числах сентября 1917 года, скорее как преступник, нежели как мученик».
Но так случилось, что после победы Октября Локкарта вызвали Министерство иностранных дел и сказали, что он должен немедленно отправиться в Россию во главе специальной миссии, чтобы завязать неофициальные отношения с большевиками, которые стремятся заключить сепаратный мир с Германией. Главная сложность и неприкрытая двусмысленность положения состояла в том, что британское правительство советскую власть не признавало, а какую-то миссию в Петроград отправляло: по всем дипломатическим канонам эта миссия не могла говорить от имени правительства, а ее сотрудники не обладали правом дипломатической неприкосновенности.
Выход из положения нашли совершенно неожиданно. Как раз в это время большевики назначили своим посланников в Англии Максима Литвинова (он же Валлах), который тоже не обладал никакими дипломатическими привилегиями, и в Лондоне жил на птичьих правах. Решили так: британское правительство предоставит соответствующие права Литвинову, если советское правительство предоставит такие же права Локкарту.
Народным комиссаром по иностранным делам тогда был Троцкий, поэтому Литвинов своеобразное рекомендательное письмо адресовал ему – и передать его Локкарт должен был из рук в руки.
«Дорогой товарищ! Податель сего м-р Локкарт едет в Россию с официальным поручением, точный смысл которого мне неизвестен. Я знаю его лично как вполне честного человека, разбирающегося в нашем положении и относящегося к нам с симпатией. Я считаю его пребывание в России полезным с точки зрения наших интересов.
Мое положение здесь остается неопределенным. Хотя прием, оказанный мне здешней прессой, вполне удовлетворителен. Я завязал знакомства с представителями лейбористского движения. Даже буржуазная пресса предоставляет мне свои страницы для того, чтобы я мог объяснить, что происходит в России.
Привет Ленину и всем друзьям. Крепко жму руку.
До Петрограда Локкарт добирался сперва морем, а потом через охваченную беспорядками Финляндию, где едва не погиб от рук взбунтовавшихся матросов. Явившись в Наркомат иностранных дел, Локкарт пошел было к Троцкому, но оказалось, что тот уехал в Брест-Литовск и на время его отсутствия Троцкого замещает Георгий Чичерин.
Несколько позже именно он подпишет «похабный» Брестский мир, будет руководителем советских делегаций на Генуэзской и Лозаннской конференциях и вплоть до 1930-го возглавлять Наркомат иностранных дел, поэтому небезынтересно знать, какое впечатление произвел будущий нарком на главу английской миссии.
«Чичерин – высококультурный человек. Он русский, из хорошей семьи, задолго до революции пожертвовавший своим состоянием во имя своих социалистических убеждений. Чичерин свободно и правильно говорит на английском, французском и немецком языках. Он был одет в безобразный желтовато-коричневый костюм, привезенный им из Англии. За шесть месяцев наших почти ежедневных встреч я ни разу не видел его одетым иначе.
Борода и волосы песочного цвета и этот костюм придавали ему вид одной из тех гротескных фигур, которые дети делают на прибрежном песке. Только глаза, маленькие и окруженные красной каемкой, как у хорька, проявляли признаки жизни. Его узкие плечи склонялись над заваленным работой письменным столом. Среди людей, работавших по 16 часов в сутки, он был самым неутомимым и внимательным к своим обязанностям.
Позднее, когда я познакомился с Чичериным ближе, я узнал, что он никогда не принимал решения, не посоветовавшись предварительно с Лениным. В данном случае он, по-видимому, получил инструкцию относиться к нам дружелюбно. Действительно, большевики, стремившиеся натравить немцев на союзников и союзников на немцев, были довольны моим приездом».
Мы совсем ничего не знаем о Троцком, кроме того, что он был одним из создателей Красной армии, инициатором жестоких репрессий по отношению к казакам, последовательным недругом Сталина, за что и поплатился, получив ледорубом по голове. На самом деле это была по-настоящему незаурядная личность, которой большевики обязаны очень многим. Локкарту пришлось с ним встречаться неоднократно, и вот какую запись он сделал в своем дневнике после двухчасового разговора 15 февраля 1918 года.
«У Троцкого, настоящая фамилия которого Бронштейн, изумительно живой ум и густой, глубокий голос. Широкогрудый, с огромным лбом, над которым возвышается масса черных вьющихся волос, с большими горящими глазами и толстыми выпяченными губами, он выглядит как воплощение революционера с буржуазной карикатуры. Одевается он хорошо. Носит чистый мягкий воротничок и его ногти тщательно наманикюрены.
Он производит впечатление человека, который охотно умер бы, сражаясь за Россию, однако при том условии, чтобы при его смерти присутствовала достаточно большая аудитория.
К несчастью, он полон озлобления по адресу англичан. И понять Троцкого можно: в свое время мы не сумели подойти к нему должным образом. Весной 1917-го мы обращались с ним, как с преступником. Мы разлучили его с женой и детьми и на четыре недели интернировали в концентрационный лагерь вместе с немецкими военнопленными. Мы даже сняли с его пальцев дактилоскопические отпечатки.
Его жгучая неприязнь по отношению к англичанам ощущалась даже во время нашей беседы, и мне стоило большого труда успокоить его и перейти к делам».
А через несколько дней Локкарта принял Ленин. Мне кажется, я должен извиниться перед читателями за довольно пространные цитаты из дневников, писем и аналитических справок Роберта Локкарта. Но их у нас никто не читал, так как ни в России, ни тем более в Советском Союзе они не издавались, а самого Локкарта во всякого рода энциклопедиях и справочника представляли не иначе как врага и заговорщика.
И все же я себе позволю еще одну цитату, тем более, что она касается главного героя этого повествования – Владимира Ильича Ленина. Вот что записал Локкарт сразу же после встречи с Лениным.
«Когда я шел в Смольный на свидание с вождем большевиков, мое настроение было подавленным – уж очень скверной была обстановка в советской России. Ленин принял меня в маленькой комнате, на том же этаже, где был кабинет Троцкого. Комната была грязноватая и лишенная всякой мебели, если не считать письменного стола и нескольких простых стульев.
Это была не только моя первая встреча. Я видел его вообще впервые. В его внешнем виде не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего сверхчеловека. Невысокий, довольно полный, с короткой толстой шеей, широкими плечами, круглым красным лицом, высоким умным лбом, слегка вздернутым носом, каштановыми усами и короткой щетинистой бородкой, он казался на первый взгляд похожим скорее на провинциального лавочника, чем на вождя человечества.
Что-то было однако в его стальных глазах, что привлекало внимание, было что-то в его насмешливом, наполовину презрительном, наполовину улыбающемся взгляде, что говорило о безграничной уверенности в себе и сознании собственного превосходства.
Позднее я проникся большим уважением к его умственным способностям, но в тот момент гораздо большее впечатление произвела на меня его потрясающая сила воли, непреклонная решимость и полное отсутствие эмоций. Ленин был безличен и почти бесчеловечен. Его тщеславие не поддавалось лести. Единственное, к чему можно было в нем апеллировать, был сардонический юмор, высоко развитый у него. В моральном отношении тот же Троцкий был не способен противостоять Ленину, как блоха не может противостоять слону. Не было комиссара, который не смотрел бы на Ленина, как на полубога, решения которого принимаются без возражений. Ссоры, нередко происходившие между комиссарами, никогда не касались Ленина.
В своей вере в мировую революцию Ленин был беззастенчив и непреклонен, как иезуит. В его кодексе политической морали цель оправдывала все средства. Иногда, впрочем, он умел быть изумительно откровенным. Таким он был в беседе со мной. Он дал мне все сведения, которые я спрашивал. От него я узнал, что правительство скоро переедет в Москву, чтобы укрепить свои позиции. Если немцы вмешаются и захотят поставить буржуазное правительство, большевики будут бороться, даже если им придется отступить за Волгу или за Урал.
Англо-американский капитализм большевикам почти так же ненавистен, как германский милитаризм, но в данный момент последний является непосредственной угрозой, поэтому он доволен, что я остался в России. Ленин сказал, что предоставит мне все возможности для работы, а также гарантии моей личной безопасности. Если я захочу покинуть Россию, то смогу это сделать в любой момент».