28 Сентября.
Сегодня Мордвинов говорил про отчаяние Григориянца (смотритель над домами Министерства внутренних дел), что он вчера должен был доложить Столыпину, что П. Н. Дурново из казенной квартиры увез всю мебель к себе. Столыпин приказал донести себе об этом официально. Вот срам! Дурново при уходе из Министерства внутренних дел получил подарок царя — 200 тыс. руб.
1 октября.
Евреинов (секретарь Лауница) говорил, что Лауниц и Столыпин между собой в очень дурных отношениях. Особенно недолюбливает Лауница Трусевич (Департамент полиции), который действую враждебно на Лауница у Макарова, который в свою очередь влияет на Столыпина. По словам Евреинова, Макаров — настоящий прокурор: был либералом в Саратове при Энгельгардте, консерватором во времена Плеве, а теперь снова у него совсем красная окраска, но он ее скрывает.
2 октября.
Когда Е. В. сказал Максимовичу, что нападают на председателя судебной палаты Крашенинникова, что он очень либерально ведет дело Хрусталева, Максимович отвечал, что у Крашенинникова дело это ведется без скандалов, а у него они были бы бесконечные; что Крашенинников начинает свою карьеру, а он ее кончал: что это первое дело Крашенинникова, его пробный камень. Крашенинников допускает чтение резолюций, постановленных разными лицами, вне суда, а он бы этого не допустил, так как это не к делу; «цветы», которые подносят подсудимым, он бы тоже не допустил, а судить иначе, как при открытых дверях, — нельзя было. При этом Максимович сказал, что он бы подсудимых осудил на каторжные работы, а теперь они будут приговорены «к поселению».
4 октября.
Вспоминал Ухтомский 16 октября, канун пресловутого манифеста, как собрали редакторов в редакцию «Слова», как Пиленко встал на стол и читал завтрашний манифест, какой поднялся рев негодования, что мало дано, что не того ждали. Как ночью перед его домом, где находится напротив дом предварительного заключения, несметная собралась толпа с красными знаменами, стали разбивать окна и двери, чтобы выпустить заключенных, как полиция сначала церемонилась, а потом стала разгонять. Затем, 17-го утром прием редакторов у Витте, как Проппер лез с кулаками на Витте, который от него все пятился и выказал при этом полную неспособность, даже трусость.
Кого ни послушаешь, все одного мнения относительно выборов в Думу, что следует изменить способ избрания. Когда здесь был ярославский Римский-Корсаков, он про это говорил Столыпину и остальным министрам, и все были с ним согласны. Бар. Штакельберг и гр. Толь оба слышали за достоверное, что царь против изменения избирательного закона, но если Дума будет неудачная, — немедленно разогнать ее и тогда решить, собирать ли новую Думу. Вот мнение царя!
Мещерский («Гражданин») говорил Ухтомскому, что хотя жил одновременно с Витте в Гамбурге, но избегал свидания с ним, но что слышал, что никогда Витте так не мечтал снова быть у власти, как теперь, что он все делает, чтобы снова стать популярным в России и вернуться в Петербург в качестве человека с неограниченной властью.
5 октября.
Рассказывают, что теперь фаворитом является адъютант Бирилева Погуляев, которого цари возлюбили донельзя. Он себе на днях повредил ногу и по этому случаю получил из Петергофа депешу, что там за него тревожатся, как провел он ночь, лучше ли ему? Депеша подписана: «Николай и Александра». Это ли не самодурство! Погуляев же от ноги даже не лежал, а порхал по гостиным.
7 октября.
Приселков говорил, что очень волновались министры, когда толковали насчет Московского университета. В конце концов, чтобы написать свое мнение и окончательно столковаться, они забились в курьерскую комнату, чтобы их не беспокоили. Это во дворце-то не нашли другой комнаты! Эта комната грязная, печь с горячей лежанкой, грязный стол, негде повернуться. Таким образом, министры там совещались 4 часа, обсуждали, как поступить насчет университета, что ответить московской депутации.
Относительно напечатанного сегодня в газетах известия, что якобы Извольский хлопочет насчет займа, Н. А. Зиновьев сказал, что Извольский так глуп, что ему поручать ничего нельзя, — во всем провалится.
8 октября.
Бодиско сказал, что Столыпину много портят Щегловитов и Кауфман — оба радикалы. Про своего министра, Васильчикова, Бодиско сказал, что он консерватор и потому ему, Бодиско, теперь много работы в Министерстве земледелия, что теперь там спрос на консерваторов.
9 октября.
Мезенцова, сестра которой Якунчикова, очень дружит с m-me Кауфман, говорила, что Кауфман высказывал, что никаких льгот от него, т. е. за время, что он управляет министерством, евреи не получили, что все это было дано и сделано до него.
Говорила сегодня Дедюлкна, что все смеются над Лауницем, что он сидит в градоначальстве, как в крепости, никого не принимает, страшно трусит, что дочь его и Болдырев его пугают и никуда не пускают.
12 октября.
Мордвинов говорил, что Столыпин с Коковцовым совсем разошлись, а вчера говорили, что Кауфман с Коковцовым совсем поссорились, что Витте написал Столыпину письмо, в котором бранит двух его коллег — Шванебаха и, кажется, Коковцова. В письме своем Витте говорит про длинные уши Шванебаха. Столыпин прочел это письмо в Совете министров.
14 октября.
С. А. Толстой говорил, что между Коковцовым и Столыпиным не только дурные отношения, но прямо борьба, что вообще весь Кабинет находится не в солидарном направлении, каждый проводит свое собственное мнение, свое направление.
15 октября.
Валь говорил относительно Витте, что он не приехал в Петербург, несмотря на то что ему был выслан салон-вагон в Вержболово, оттого, что он получил письмо от Столыпина, что царь не желает, чтобы он возвращался.
18 октября.
Клингенберг вспоминал, как он, в бытность еще могилевским губернатором, за две недели до покушения на него был у царя, который сказал ему, между прочим, что он «понимает манифест 17 октября и конституцию совсем иначе, как здесь их понимают». По этикету Клингенберг не мог спросить: где и кто?
21 октября.
Лауниц сказал, что, когда везли преступников казнить, ехал с ними и священник. Было очень холодно, все мерзли. Священник при этом сказал: «Вам еще ничего, всем один конец, а мне возвращаться придется».
22 октября.
Штакельберг рассказывал, что при его представлении царю, когда царь на его слова, что в Волынской губ. спокойно, сказал, что там и раньше было спокойно, он ему возразил, что раньше не было спокойно, был еврейский погром. Тон, каким царь на это сказал: «Что ж, это только еврейский погром», был таков, что чувствовалось, что царь ни за что не считает такой погром, даже сочувствует ему.
25 октября.
Говорили сегодня, что первую роль у царя и царицы играет Настасья Николаевна Лейхтенбергская, которая разводится с мужем и выходит замуж за вел. кн. Николая Николаевича. Эта Настасья Николаевна, говорят, воплотила в себе медиума Филиппа, что он в нее вселился, и она предсказывает, что теперь все будет спокойно, но говорит, что преображенцев надо строго наказать. Царь и царица верят каждому слову этой Настасьи ради предсказываемого ею полного спокойствия; оба они обретаются в ожидании этого полного спокойствия и потому веселы и беспечны. В случае беды эта Настасья всегда найдется — скажет прогневали, — кого? Бога или Филиппа — не ведаю. Снова ей поверят и опечалятся. Это ужасно!
28 октября.
Возмущает всех, что в суде над Преображенскими солдатами главные виновники избегли кары. Приселков говорил, что это дело рук полкового адъютанта Свечина, который ведал музыкантами, а так как главные зачинщики — музыканты, то он и устроил так, чтобы их вернули без суда в Петербург, и они продолжают находиться в полку. Говорят, что фрейлина Оболенская просила царицу расположить царя не так строго судить преображенцев, на что царица резко прервала ее и сказала, что, напротив, она уже просила царя применить к преображенцам самые суровые меры.
30 октября.
Сказал Севастьянов, что сегодня в проходившего по Тверской, возле церкви Благовещения в Москве, Рейнбота брошена бомба, которая разорвалась и ранила полицейского Кульжинского. Рейнбот остался невредим. Преступник ранен в голову и задержан. У него оказался билет члена летучей боевой дружины. Затем Дейтрих сказал, что преступник убегал, бросив бомбу, и отстреливался, и Рейнбот сам его подстрелил. Дейтрих говорил, что охранному отделению известно было про ту группу экспроприаторов, которая похитила деньги 14 октября, но охранное отделение ожидало покушения на Столыпина в этот день. У этих людей было два автомобиля и два рысака. Последние были заплачены по 1500 руб… готовились для того, чтобы увезти преступников. Автомобиль однажды остановился против окон Зимнего дворца, где живет Столыпин. План их был бросить самые сильные снаряды с автомобиля, взорвать дворец. Теперь этим людям пришлось все ликвидировать ради того, что их более половины взято и теперь уже расстреляно. Как эти люди умеют отвести глаза! Верно сказал Клингенберг, что кража с бомбами на станции Рогово — ничего в сравнении с кражей 27 винтовок в Севастополе у караула.
31 октября.
Сегодня Батьянов спросил меня, в кого стрелял Рейнбот, в того, которого держали или который убегал. Этот вопрос был неспроста, — здесь говорят, что Рейнбот стрелял в того, который уже был задержан. Лауниц сказал, что у экспроприаторов 14 октября были два автомобиля и 4 лошади, что все они (30 человек) уже задержаны и их будут судить военно-полевым судом.
Вчера вернулся Витте. В доме его не знали, что он приедет. По словам Лауница, был запрос в его доме, когда он вернется.
Был у нас преображенец Старицкий в новом мундире, который дали преображенцам, ссылаемым в Медведь. Просто волосы дыбом становятся, когда послушаешь, как раздули эту историю в полку, как начальство здесь вело дело несуразно. Какое жалкое и гнусное существо вел. кн. Николай Николаевич! Как офицеры преувеличили, и начальство поглупело и сгубило стольких людей!!