— У вас на голове, — подсказала я.
Рейчел испуганно вздрогнула и обернулась ко мне, как будто только сейчас заметила, что я тоже сижу за столом. Что-то промелькнуло в ее глазах. То ли печаль, то ли разочарование. А потом она опустила очки на нос, надежно спрятав глаза за непроницаемыми темными стеклами.
Когда я вхожу в магазин, Лиам сидит на столе за прилавком, играет на гитаре и поет в пустоту, при полном отсутствии зрителей. Я не ошиблась насчет «Зри в книгу!». Покупателей здесь немного, ажиотажа явно не наблюдается. Немногочисленные постоянные клиенты, редкие случайные посетители и один парень, который подолгу листает книжки со стеллажа «Сделай сам», но никогда ничего не покупает. Вот, пожалуй, и все.
— «Imagine». Классика не стареет.
Меня удивил голос Лиама. Мягкий, серьезный, приятный. С гитарой он смотрится по-другому. Теперь мне понятно, почему Дри от него без ума.
— Прошу прощения. Я не слышал, как ты вошла. — Лиам снимает Графа с плеча и убирает в футляр. Грациозное движение, давно отточенное до небрежного совершенства.
— Ты играй, если хочешь. Не обращай на меня внимания. — Я пытаюсь придумать, как потихоньку достать телефон, чтобы тайком записать его пение для Дри, но потом понимаю, что это как-то уж слишком назойливо и вообще ненормально. — Ты классно играешь. На самом деле.
— Спасибо. Я хотел поступать в Музыкальный колледж Беркли, но мама боится меня отпускать в такую даль, — говорит он.
— Ого. Это же в Бостоне, да?
— Ага. Если честно, я бы и не стал никуда поступать. Я бы лучше остался с «О-градом» и попытался бы пробиться на большую сцену. Но мама этого не поймет. Я ей говорю, «Maroon 5» начинали, как школьная группа. Они учились в Брентвуде, ты знала? А она мне: «Не знаю я никаких пятых марунов. И предыдущих четырех не знаю».
Я смеюсь и пытаюсь придумать, о чем еще можно поговорить.
— Так ты придешь? — спрашивает Лиам, избавив меня от мучительной необходимости что-то выдумывать.
— Куда?
— На наш концерт. На вечеринке у Джем.
— Еще раз напомни, когда вечеринка? — Конечно, я помню, когда вечеринка. Дри с Агнес уже уговорили меня пойти с ними и даже выбрали мне наряд. Они утверждают, что Джем и Кристель так надерутся, что даже не заметят моего присутствия.
— В следующую субботу, — говорит Лиам. — Это не настоящий концерт… ну, не как в клубе. Но будет весело. Обещаю.
— Круто. Я пока точно не знаю, но постараюсь прийти.
Лиам похлопывает по столу, приглашая меня сесть рядом. Я сажусь, положив ногу на ногу, и прислоняюсь спиной к стене. Рассматриваю детские книжки, расставленные на полках за головой Лиама. Их красочные обложки смотрят прямо вперед. Они совсем не робеют, эти яркие книжки.
Я спрашиваю:
— Ты тоже сегодня работаешь? — Надеюсь, что нет. Когда мы с Лиамом работаем вместе, я себя чувствую неуютно. Трудно поддерживать разговор три часа подряд. Существует разумный предел, сколько раз человек может рассказать о том, как кормили стажеров в столовой «Гугла» — кормили явно неплохо, я уже поняла. Конечно, мы не разговариваем все время. Хорошо, что у меня есть айфон, который я достаю всякий раз, когда разговор иссякает и повисает неловкая пауза. Но нельзя же все время тупить в телефон. Теперь, когда я немного освоилась в магазине, мне не очень понятно, зачем нам сидеть здесь вдвоем. На самом деле обычно тут и одному делать нечего.
— Ага, если ты не возражаешь. Я что-то поиздержался, хочу поработать побольше…
— Ясно. Тогда, может быть, мне уйти? — говорю я уныло. Дри с Агнес каждый день после уроков ходят в «Кофе бин». Как это ни прискорбно, но мне нужны деньги на мокко со льдом.
Есть и другая причина: я не хочу возвращаться Домой. Если нам с папой снова придется переезжать, будем ли мы и дальше переписываться с КН? Может, тогда он мне скажет, кто он такой?
— Зачем тебе уходить? Будем работать вдвоем. Думаю, матушке все равно, — говорит Лиам, и у меня вдруг мелькает мысль, что ему меня жалко.
Наверное, он тоже меня ни во что не ставит, как и его девушка, только в отличие от Джем он не чужд сострадания и поэтому разрешил мне остаться. Я каждый день вижу в Вуд-Вэлли ребят, которые получают дотацию на учебу. Они одеваются очень просто и всегда держатся вместе. На них никто не обращает внимания. Одна девочка как-то пришла в футболке с огромной надписью «Гэп» на груди. Джем даже не подтолкнула локтем Кристель. По какой-то неведомой мне причине она достает только меня.
— Ты уверен? — Черт, даже я сама слышу, какое отчаяние прозвучало в моем вопросе.
— Уверен. — Лиам снова берет гитару и начинает играть.
Дри: ДА ЛАДНО! Он поет тебе серенады ПРЯМО СЕЙЧАС? ПРАВДА? Я сейчас к вам примчусь.
Я: Кажется, он поет песни «О-града».
ДРИ: ААААА!!!! Погоди, если я прибегу, это будет слишком очевидно, да? Черт! Что же делать? Можешь мне позвонить и подержать линию открытой?
Я: Ты серьезно?
Дри: Нет. Это уже извращение. Даже для меня. ААААААААА!!!!!
Я: Ты была права. Он и вправду играет, как бог.
Дри: Ты меня убиваешь.
Я: Если тебе станет легче от моих слов, скажу, что я с радостью поменялась бы с тобой местами. У меня дз по математике еще даже не начато. Если бы мне за это платили…
Дри: Он прекрасен, скажи!
Я: Не в моем вкусе, но…
Дри: Что «но»?
Я: Скажем так: теперь я понимаю, что ты в нем нашла.
Лиам начинает новую песню. Я не слышала ее раньше. Там есть такие слова: «Девчонка, которую никто не знает… тайным невидимым светом сияет… девчонка, которую никто не знает, она моя, только моя, вся моя…» Красивая, запоминающаяся мелодия.
Скарлетт: Вопрос на засыпку: заняться ли сексом с Адамом Кравицем после бала выпускников?
Я: ЧТО?!?!?
Скарлетт: Я просто подумала, что было бы здорово потерять д-ность с кем-то, с кем будет не страшно. Поскорее развязаться со всем этим делом и спокойно жить дальше.
Я: Ты именно этого хочешь? Поскорее развязаться?
Скарлетт: А почему нет?
Я: Я не утверждаю, что это такое уж большое событие, но все-таки секс — не пустяк.
Да, я цитирую Дри, но я с ней полностью согласна. Это совсем не пустяк. Не хочу показаться занудой, но существуют венерические болезни и опасность забеременеть. Я не сомневаюсь, что Скарлетт воспользуется презервативом — мы все смотрели «Беременна в 16», этот фильм сам по себе лучший способ контроля рождаемости, — и все же… Адам Кравиц? Мой давний сосед Адам Кравиц? Единственный парень, проявивший ко мне интерес, если можно назвать интересом тот случай, когда он, в изрядном подпитии, полез ко мне целоваться однажды вечером в парке у боулинга?
Впрочем, наша история с Адамом здесь ни при чем. Скарлетт вправе сама решать, пробьет он ее или нет. Полупробьет или полностью. Это их дело. Просто меня слегка удивляет ее легкомысленное отношение. Может быть, и напускное. Даже наверняка напускное, и все же. Я знаю Скар. Она совсем не похожа на сестру Агнес. Она такая же, как я или Дри. Есть разница между разговорами о сексе (и даже умением не смущаться, когда говоришь о сексе) и собственно сексом. Теоретически сам процесс очень простой — два человека соприкасаются телами, один проникает в другого; что может быть проще? — но в реальности все гораздо сложнее. Очень волнующе и очень страшно. Не могу объяснить почему, но для меня это так.
Скарлетт: Не заводись. Это просто мысли вслух. Я еще ничего не решила.
Я: Я не завожусь. Если тебе хочется, то вперед. Только сперва убедись, что тебе это надо. Чтобы потом не жалеть. И, думаю, ты не нуждаешься в напоминании, что безопасность — прежде всего.
Скарлетт: У Адама лицо очищается со страшной силой. Думаю, он пьет аккутан.
Я: Ого! Я хочу это видеть. Присылай фотки!
Скарлетт: Я по тебе скучаю, Джи.
Я: Я тоже скучаю, Скар. Ты даже не представляешь.
Скарлетт:?
Я: Папа с хозяйкой поместья вчера разругались в мясо. Я испугалась.
Скарлетт: И?
Я: Не знаю. Они не похожи на счастливых новобрачных.
Скарлетт: Мои предки женаты 18 лет. Они ПОСТОЯННО ругаются. Иногда мне начинает казаться, что они ненавидят друг друга. Хотя они утверждают обратное.
Я: Им нравится ругаться. Такое у них представление о счастье.
Скарлетт: Может быть, я не буду ничего затевать с Адамом.
Я:?
Скарлетт: С другой стороны, почему бы и нет?
На Вентуре была пробка, и я приезжаю домой уже после восьми. Глория оставила мне ужин на столе в кухне: жареная куриная ножка, фасоль с миндалем, картофельное пюре. Все это разложено на огромной тарелке, накрытой прозрачным стеклянным колпаком. Нож и вилка лежат на льняной салфетке. Дома в Чикаго мы пользовались бумажными полотенцами. Мама неплохо готовила — хотя чересчур увлекалась кулинарными экспериментами, — и я скучаю по ее сытным рагу и солянкам из смеси разных продуктов, не поддающихся идентификации. Папина машина стоит у дома, машины Рейчел не наблюдается. В доме тихо. В комнате Тео не гремит музыка. Я в одиночестве доедаю свой ужин и уже собираюсь подняться к себе, как вдруг замечаю, что кто-то сидит на веранде.
Мой папа.
Я открываю стеклянную дверь и выхожу на веранду. Стою, обнимая себя за плечи, потому что под вечер на улице похолодало.
— Привет, — говорю я, и папа смотрит на меня точно так же, как утром смотрела Рейчел. Как будто его удивляет мое присутствие. Как будто само мое существование стало для него сюрпризом. Мне хочется крикнуть: Я здесь. Это я. Ты не забыл, что у тебя есть дочь?
— Привет, солнышко. Я не слышал, как ты подошла. Посиди со мной.
Я плюхаюсь на свободный шезлонг рядом с ним. Хочу спросить насчет нашего положения — Нас уже выселяют? — но мне не хватает смелости. Вместо этого спрашиваю: