их большую пачку шоколадного печенья, чтобы порадовать себя и скрасить неудачный день. Для меня эти маленькие утешительные ритуалы мама устраивала постоянно: например, когда я получила «четверку» за контрольную по математике, хотя рассчитывала на «пятерку», или когда потеряла любимый браслет. А для себя — очень редко, в самых худших случаях. Когда мы узнали ее диагноз. Когда анализы показали низкий уровень Т-лимфоцитов. Когда врач посмотрел на рентгеновский снимок ее внутренних органов и сказал: «Метастазы».
Под конец я сама делала нам какао и выпивала две чашки. Съедала все печенье. За себя и за нее.
— Спасибо, но мне нужны деньги.
Я представляю себе подвал в доме Скарлетт. Конечно, это не дом, даже близко не дом, но все-таки больше похоже на дом, чем мое теперешнее обиталище. Большой угловой диван и старенький телевизор, сделанный еще в прошлом веке и похожий на тумбу с экраном. Легкий запах плесени в воздухе, который чувствуется даже сквозь запах свежевыстиранного белья. Кстати, хорошая мысль. Я вернусь в свою старую школу, где все знакомо и — после Вуд-Вэлли — легко и просто. Скарлетт опять будет рядом. Может, мне снова удастся устроиться в «Смузи-Кинг». Папа едва ли заметит мое отсутствие. Может быть, даже вздохнет с облегчением, потому что ему больше не нужно будет беспокоиться обо мне. Я смогу все устроить. Честное слово, смогу.
Я: Можно мне поселиться у вас в подвале? Выделите мне диванчик? Со следующей четверти?
Скарлетт: Ты серьезно?!
Я: Ага.
Скарлетт: ЧЕРТ, КОНЕЧНО. Только сначала там надо прибраться.
Я:?
Скарлетт: Скажем так, мы теперь зависаем там с Адамом.
— Значит, все хорошо? Собираешься в путешествие? — спрашивает миссис Сандлер, прерывая мой интенсивный сеанс переписки. Да уж. Надо убрать телефон подальше и закончить расставлять книги. Если сегодня меня уволят, это будет уже полный трэш.
— С чего вы взяли?
Она указывает пальцем мне за спину, и только тогда до меня доходит, что я незаметно для себя переместилась к стеллажу с путеводителями.
Глава 23
Папа: Солнышко, мы можем поговорить? Сегодня вечером?
Я медлю с ответом. После нашей ссоры за блинчиками мне удавалось его избегать. Целых восемь дней. Да, мы не раз сталкивались в коридорах, но я делала вид, будто не вижу его в упор. Это его первый шаг к примирению, но пошел бы он к черту. Почему я всегда должна подстраиваться под него? Бежать по первому зову, когда ему это удобно? Быть хорошей, послушной дочерью, всегда готовой облегчить жизнь страждущему родителю? Почему я должна его утешать? Почему он меня не утешает? Где он был, когда я в нем нуждалась?
Давайте как-нибудь без меня. Он женился на Рейчел. Пусть она его и утешает. Мне с ним не о чем говорить.
Я: Извини, папа. Сегодня работаю допоздна.
Папа: Я соскучился по тебе.
Да, мне с ним не о чем говорить.
Глава 24
Вот и настал долгожданный День пользы в средней школе Вуд-Вэлли. Я последовала совету КН и пришла в кедах, в основном потому, что у меня нет приличных рабочих ботинок — собственно, нет никаких, — а в зимних сапогах слишком жарко. Сапоги у меня очень удобные и очень страшные. Джем просто взвыла бы от счастья, что я так легко даю повод над собой издеваться. Я надела старые драные джинсы и мамину футболку с эмблемой Иллинойсского университета, стираную-перестираную столько раз, что картинка давно поблекла. Волосы убрала в хвост. Не шикарно ни разу, но я рассудила, что день, посвященный общественно полезному труду, не предполагает шикарных нарядов, даже в Вуд-Вэлли. Синяк на переносице я замазала тональным кремом. Никакой туши: урок усвоен.
Уроков сегодня нет. Нам велели собраться на стройке, которая ведется на средства организации «Жилье для человечества». В кои-то веки Тео напросился поехать со мной, потому что боялся заблудиться в незнакомом районе и всерьез опасался, что у него украдут машину. Район, кстати, похож на мой старый район в Чикаго. В смысле, не такой и ужасный. Хотя, безусловно, отчаянно нуждается в помощи двух сотен богатеньких деток, никогда не державших в руках молотка.
Нам поручено возвести каркас дома. Кто-то явно не подумал.
Джем тоже здесь. Она везде и всегда. Они с Кристель вездесущи. От них не скрыться. На ней майка на тонких бретельках с низкой проймой. Под майкой — спортивный бюстгальтер с люрексом. Таких вещей вообще не должно быть в природе, однако одна сотая процента всего населения согласна платить совершенно безумные деньги за подобную «роскошь». На рубашке у нее написано (я не шучу): ЖИЗНЬ — БОЛЬ.
Хотя строительная площадка довольна большая, Джем по какой-то причине так и тянет к тому, кого она ненавидит. В данном случае — меня. Она проходит так близко, что со всей силы задевает меня плечом. Мне больно. И ей, наверное, тоже. Может быть, даже больнее, чем мне. Потому что она худая.
— Извини, — говорит она, пылая праведным гневом.
Мы с Тео только приехали, и я еще не успела разыскать Дри с Агнес, мою команду поддержки. Не то чтобы Дри или Агнес могли что-то сделать, но когда они рядом, мне легче.
Зачем Джем на меня налетела? Что ей от меня нужно? Скандал? Удар по носу? Слезы? Или она уже получила, что хотела: чтобы я просто застыла на месте и уставилась на нее, разинув рот? Она молчит, просто смотрит. Даже не обзывает меня по-всякому.
— Да неужели? — говорит Тео, и сначала я думаю, что он обращается ко мне.
Мне так больно и одиноко, что я боюсь разреветься. Прямо сейчас, у них на глазах. Хотя ладно. Пусть получат желаемое. Они ведь этого и добиваются, да?
— Еще раз тронешь Джесси, я тебя уничтожу, клянусь. — Тео обращается к Джем. Тычет пальцем ей в лицо на самом деле. В своем наряде, выбранном для Дня пользы, он выглядит очень круто: клетчатая фланелевая рубашка с закосом под лесоруба, дизайнерские джинсы, замшевые тимберленды без единого пятнышка, специально незашнурованные. Джем молчит. Тупо смотрит на Тео, приоткрыв рот, так что видна жвачка. Вид у нее идиотский.
— Ты меня поняла? Моргни, чтобы я знал, что ты поняла, — говорит Тео.
— Да пошел ты, — отвечает Джем и хочет уйти, но тут появляется Лиам и преграждает ей путь. Весь такой бодрый и радостный, не понимающий, что происходит.
— Привет, ребята. Счастливого вам трудового дня. — Лиам улыбается нам, улыбается мне, как будто вчера ничего не случилось. Как будто это ужасно весело — провести целый день на свежем воздухе среди «друзей». Он уже держит в руке молоток. Он готов к подвигам и свершениям. Я прямо слышу, как мама хвалит его за деловой настрой. На сцене он рок-звезда. Здесь и сейчас — бравый бойскаут с прыщами на подбородке. Я не поклонница прекрасного и удивительного Лиама, но где же Дри? Она бы уже миллион раз умерла от восторга.
— Лиам, держи свою девушку на поводке. А еще лучше, надень ей намордник, — говорит Тео, разворачивается и идет прочь.
Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. И хотя я благодарна ему за поддержку, мне очень не хочется оставаться наедине с Джем и Лиамом. Я не знаю, что говорить. Стою перед ними, как дура.
— О чем это он? — спрашивает Лиам у Джем, но смотрит на меня.
— Ни о чем, — отвечаю я и вдруг вижу Калеба на другой стороне лужайки. Он стоит, уткнувшись в телефон. Мне хочется тоже достать телефон и написать сообщение КН — разговор с ним всегда поднимает мне настроение, — но какого черта? С тем же успехом я могу просто подойти к нему и заговорить. Мне сейчас очень фигово. Я не в том настроении, чтобы играть в анонимный телефон доверия. У меня мелькает мысль, что Калеб, возможно, — единственный человек на площадке, который знает, что делать. В конце концов, он строил школу. — Пока, Лиам.
Я иду через лужайку. У меня за спиной ругаются Джем и Лиам.
— Привет, — говорю я, встав перед Калебом. Сегодня он сменил свою серую футболку на фуфайку с эмблемой Университета Южной Калифорнии. На нем старые джинсы, забрызганные краской, и бейсболка, низко надвинутая на лоб, как будто он пытается спрятать свое привлекательное лицо. Но все равно это вылитый Кен, муж Барби, только в костюме строителя. — Ты прямо не расстаешься со своим телефоном. — Я улыбаюсь, пытаюсь заигрывать, хотя заигрывать категорически не умею. Надеюсь, он не заметит мои синяки.
— Ага, — говорит он. — Хорошо, Лиам нашел его на вечеринке. Даже не знаю, как бы я без него жил.
— Уф! — отвечаю я и театральным жестом вытираю лоб рукой. Чувствую себя идиоткой.
— Насчет выпить кофе… — говорит он.
— Как я уже говорила, это вовсе не обязательно. Я просто…
Я хочу сказать: Мне нравится с тобой разговаривать. Я всегда с нетерпением жду твои три правды. Я много думаю о тебе. Пусть все будет по-настоящему.
Но, конечно, я этого не говорю. По каким-то причинам он не хочет общаться в реальной жизни.
— Нет, я не против. Будет даже прикольно рассказать новичку о школе. Может, в четверг? После уроков?
— Давай, — отвечаю я.
— Отлично, — говорит он и опять салютует мне телефоном, мол, спишемся позже. Мне обидно, что он так торопится со мной распрощаться — он явно не хочет, чтобы я осталась с ним поболтать, — но уже через минуту у меня пищит телефон.
КН: спасаю мир# гвоздь за гвоздем.
Я: Сегодня я буду спать как младенец, исчерпав свой лимит добрых дел на год вперед.
КН: твой сарказм умиляет.
Я: Правда?
КН: только правда, и ничего, кроме правды.
Дри обнимает меня так крепко, как будто мы с ней расстались не двадцать четыре часа, а как минимум сто лет назад и вчера вечером она не отправила мне дюжину сообщений, справляясь, все ли со мной в порядке. Похоже, она винит себя в том, что вчера на уроке не бросилась мне на помощь, но что она могла сделать? Я сама не заметила, как Джем поставила мне подножку.
— Я обожаю Дни пользы. Я бы только на них и ходила. Вместо уроков, — говорит она мне, но смотрит на Лиама, стоящего на стремянке. Он снял рубашку и являет взорам восторженной публики мускулистый живот в россыпи веснушек. — Неплохой вид.