:)
Я: Ты прислала мне смайлик?!
Скарлетт: Ну, что сказать? Я слегка не в себе. Со следующей недели начну принимать таблетки, чтобы не волноваться.
Я: Ты развратная женщина! Я так за тебя рада!
Скарлетт: Люблю тебя.
Я: Я тебя тоже люблю. Передай Адаму мои поздравления.
— Чему улыбаешься? — спрашивает папа, и до меня доходит, что я смотрю в телефон с глупой улыбкой до ушей. Скар рассталась с девственностью! Мне хочется выкрикнуть эти слова, потому что это большое событие, и я жутко за нее рада. Но я, конечно, молчу.
— Да так. Скар прислала кое-что смешное.
— Ее мама сказала, у нее есть парень, — говорит он, и я смеюсь, представляя, как миссис Шварц и мой папа сплетничают о Скар и Адаме.
— Ага.
— Она вправду встречается с Адамом Кравицем? Он всегда был заморышем.
— Он подкачался.
— Хорошо. Рад за них.
— Они счастливы.
— А как у тебя с личной жизнью?
— Папа! — Я чувствую, что краснею. Я понимаю, что, даже если бы я захотела рассказать ему обо всем — о КН, об Итане, — это было бы слишком запутано, слишком сложно.
— Ладно, — говорит он. — Помнишь, когда ты была маленькой, мы тебя спрашивали, почему ты так быстро стала такой большой, и ты отвечала: «Я вырррросла!»? — Папа смотрит на свои руки, в которых нет телефона, как у меня. Ему некуда перенаправить нервную энергию.
Родители часто вспоминали случаи из моего детства — начинали с «Ты помнишь?» и рассказывали мне о том, что я делала, когда была совсем маленькой, — а потом улыбались друг другу, как будто я тут совсем ни при чем, мол, смотрите, какое чудо мы сотворили.
Я качаю головой. Я не помню.
— Так вот, солнышко. Ты действительно вырррросла. Прости, что меня не было рядом. Но я очень тобой горжусь. И мама тоже гордилась бы. Ты сама это знаешь, правда?
Но я не знаю. Я знаю, что ей бы не было за меня стыдно. Но не было стыдно — это не то же самое, что гордиться. Я еще не готова думать о маме в сослагательном наклонении.
— Да, — говорю я. Потому что у него ничего нет в руках. Потому что он забыл снять свой беджик. Потому что я вижу его лицо. Я вдруг понимаю, что ему, может быть, было куда тяжелее, чем мне. — Конечно, я знаю.
КН: что сегодня было на ужин?
Я: Рыба с кускусом. Такой крупный кускус. Не помню, как называется.
КН: птитим.
Я: Ага, точно. Где, интересно, его придумали?
КН: в Израиле.
Я: Ха! Я знаю. Просто хотела, чтобы ты написал что-нибудь с большой буквы. Когда-нибудь я тебе подарю футболку с надписью: «Ни одно имя собственное не останется без прописной буквы».
КН: да, я странный, ты уже говорила.
Я поднимаюсь к себе. У меня в комнате сидит Рейчел. Она сидит за столом и снова рассматривает мамину фотографию.
— Она была очень красивая, — говорит она вместо приветствия.
Сегодня она выглядит грустной, подавленной. Держит в руке большой бокал с красным вином. И говорит тихим голосом.
— Да, — отвечаю я, но я не готова говорить с Рейчел о маме. Вряд ли мне хватит на это сил. Ни сейчас, ни потом. — Ой, вы сняли со стен картины.
Я смотрю по сторонам. Картины с детскими каляками — теперь я понимаю, что, наверное, это были работы какого-нибудь знаменитого художника, которого я должна знать, — составлены в углу. Остались лишь голые белые стены, и только гвозди чернеют, как точки в конце предложений.
— Извини. Я их вообще не замечала. Мой муж… отец Тони… занимался декором дома. Это он их купил. Наверное, не лучший выбор для спальни подростка. — Рэйчел отпивает вино, ставит бокал на стол и обнимает себя за плечи, скрытые под тончайшим кашемировым свитером. — Если хочешь, оформи здесь все сама. Повесь плакаты или что тебе нравится. Это твоя комната. Делай что хочешь.
— Спасибо за билет домой. В смысле, в Чикаго, — говорю я. — Я очень вам благодарна.
Рейчел машет рукой, словно это пустяк. Для нее, может быть, и пустяк. Но для меня нет.
— И мы тебе купим новую кровать. Большую, двуспальную, чтобы было просторнее. Я только сегодня сообразила, что эта кушетка не предназначена для того, чтобы на ней спать. И я уже предупредила всех репетиторов Тео, что ты тоже будешь заниматься. Даже не знаю, почему я не подумала об этом раньше. Извини. — У нее в глазах блестят слезы.
Что происходит? Я не знаю, что делать, если Рейчел сейчас заплачет.
— Спасибо. Кушетка, кстати, гораздо удобнее, чем кажется. То есть… С вами все в порядке? — Я не могу смотреть, как она плачет, и не спросить. Так нельзя.
— Бывают хорошие дни, а бывают не очень. Но если теперь у меня есть твой папа — замечательный человек, лучший на свете, правда, — это еще не значит, что все легко и что я забыла… — Она делает глубокий вдох. Вдох, начинающийся в глубине живота. Вдох, который можно освоить только в студии йоги в Калифорнии. — И Тео тоже его не хватает, я знаю. Одной меня недостаточно. Как бы я ни старалась, меня недостаточно. Все очень сложно. Извини, я расклеилась. Наверное, мне не стоило сюда приходить.
— Ничего страшного, — говорю я. Наверное, надо что-то добавить, но я в полной растерянности. Этот дом заключает в себе столько боли, столько плохих эманаций, как сказал Тео, но именно здесь, в этом доме, мы все можем начать все сначала. Наверное, нам пора зажечь свечи. А еще лучше — наполнить дом воспоминаниями, оживить пустоту белых стен. — Знаете, у вас очень красивый дом. Но, может быть, стоит повесить несколько фотографий? Вашего мужа… в смысле… э… вашего первого мужа, отца Тео. И самого Тео, когда он был маленьким. Чтобы он помнил.
Рейчел смотрит на меня и вытирает глаза рукавом. Я стараюсь не морщиться. У нее потекла тушь, и свитер явно придется сдавать в химчистку.
— Хорошая мысль. — Она смотрит мне прямо в глаза и почти улыбается. — Все очень непросто, да? У нас с тобой.
— Да, наверное.
— Я очень старалась не слишком стараться с тобой, а потом переживала, что плохо старалась, понимаешь? — Она встает, идет к двери и уже на пороге оборачивается ко мне.
— Да, — говорю я. — У нас все получится.
Глава 34
Я пришла раньше. Сижу в первой кабинке от выхода. Трусливый прием. Но так я увижу КН раньше, чем он увидит меня. Я сижу спиной к залу, лицом к стеклянным дверям, выходящим прямо на стоянку. Через пятнадцать минут я увижу КН. Он сядет напротив меня, я узнаю, кто он такой, и наши виртуальные отношения станут реальными. Буковки на экране превратятся в настоящего человека.
Конечно, не исключен и такой вариант, что у нас ничего не получится. Может быть, сидя лицом к лицу, мы будем неловко молчать, не зная, что сказать друг другу. Может быть, он не Итан. От одной мысли об этом у меня потеют ладони и становятся влажными подмышки. Я так хочу, чтобы это был Итан, но понимаю, что не стоит просить у судьбы слишком многого.
Я пришла с распущенными волосами, потом собрала их в пучок, а теперь думаю распустить их обратно. Почти все ночь я не спала. Размышляла, что мне надеть.
Дри сказала: «Оденься небрежно, но стильно».
Агнес сказала: «Срази его своим великолепием».
Ближе к утру я решила, что не буду наряжаться. Не хочу, чтобы он думал, что я слишком ради него стараюсь. Оденусь, как одеваюсь всегда.
Скар сказала: «Будь собой».
Но сейчас мои джинсы с футболкой кажутся слишком обычными. Наверное, надо было побольше накраситься, что-то сделать с собой… я не знаю… чтобы стать привлекательнее. А вдруг КН видел меня только издалека и вблизи я ему не понравлюсь? Может быть, я из тех девчонок, которые вполне симпатичны на расстоянии, а вблизи на них без слез не взглянешь?
Я сижу, перебирая в уме собственные недостатки, вгоняя себя в уныние. У меня на подбородке прыщи. Весь нос в черных точках. Задница едва помещается на стуле. Нет, лучше об этом не думать, а то будет уже совсем грустно.
Официантка приносит мне кофе. Я открываю все коробочки порционных сливок, которые есть на столе. Пытаюсь запихать обратно в держатель салфетки, которые умудрилась рассыпать. Всерьез думаю встать и уйти. Мне не нужно встречаться с КН. Пусть все будет, как есть. Пусть он остается моим виртуальным лучшим другом или больше, чем другом, потому что с друзьями все-таки не заигрывают.
Дри: УДАЧИ! И если окажется, что КН — это Лиам, тогда… вперед!
Я: Правда?
Дри: Ага. У меня была просто влюбленность. У вас с КН — настоящее.
Я: Мне страшно. Но я не думаю, что это Лиам.
Дри: Я тоже не думаю.
Я: Ты настоящий друг.
Дри: Только не забывай об этом, когда у вас с КН случится бешеная любовь и у тебя не останется времени на других, ладно?
Я: Ха!
Дри: Он еще не пришел?
Я: Нет.
Дри: Он еще не пришел?
Я: Нет.
Дри: Он еще не пришел?
Я собираюсь отправить ей очередное «Нет» — мне нравится эта игра: она меня отвлекает, — но тут вижу его, и у меня внутри все обрывается. В горле встает комок, глаза щиплет от слез. Мне стыдно, что я так расстроилась. Я не хочу так расстраиваться, но ничего не могу с собой поделать. Как я могла так ошибиться?
Это Лиам.
Ладно.
КН — это Лиам.
Я пытаюсь взбодриться, пытаюсь найти хоть какие-то плюсы. По крайней мере, это не мистер Шаклмен и не Кен Абернати. Лиам — крутой парень. С ним встречалась самая красивая девочка в школе. Это же круто, да?
Он еще меня не видит. Стоит у кассы, берет из вазы бесплатный мятный леденец. Но я узнаю его со спины. Это Лиам.
Лиам это Лиам это Лиам.
Он оборачивается, видит меня, и его лицо озаряется такой лучезарной улыбкой, что мне даже как-то неловко. Что я сделала, чтобы заслужить эту радостную улыбку?
Все это время: Лиам.
— Радостно встретить вас здесь, прекрасная незнакомка, — говорит он. — Не возражаете, если я к вам присяду?