— Я звонила двоюродной сестре. Новин. Ну, той, которая за китайца вышла. О тебе ее расспрашивала. — Наверное, лицо у меня было удивленное, потому что Патти скривилась еще сильнее. — Что такого? Я часто езжу в гости к Новин. Думаешь, если у моего дедули предрассудки, то и я безнадежно от жизни отстала?
— Господи, какая же ты обидчивая! — воскликнула я. — Ты подсела ко мне корчить неизвестно кого и орать на меня за то, что я якобы думаю?
Чувствовалось, что полстоловой глазеет на нас, как на зверей в зоопарке. Сейчас мы подеремся или начнем кидаться какашками. Патти же их не замечала — она видела только меня или попросту привыкла к любопытным взглядам.
— Я не невежда. И не расистка, — заявила она.
— Да ладно, ладно.
— Вовсе нет! — не унималась Патти, словно я с ней спорила. Она подняла подбородок, чтобы взглянуть на меня из-под полуопущенных ресниц, и лукаво добавила: — Я разок отсосала темнокожему парню, и хрен его на вкус точно такой же, как у белых. — Выражение моего лица рассмешило Патти до слез. — А ты ни разу, что ли? Даже своему бойфренду?
Я не сразу поняла, о ком она.
— Роджеру? Он мне не бойфренд.
— И почему же?
— Потому что он Роджер! — ответила я.
Судя по задумчивому взгляду, Патти определяла, насколько свободен Роджер. Вот мерзавка! Она его совсем не знает, но раз у парня все зубы целы, значит, по утинговским стандартам, он добыча что надо.
— Тебе он тоже бойфрендом не будет! — с неожиданным для себя самой пылом заявила я Патти.
Она пожала плечами, мол, мне до лампочки, и сменила тему:
— Новин говорит, что не знала девчонки прикольнее твоей мамы. А еще, что дочка Лизы Слоукэм не приехала бы к нам, лишь бы только постебаться.
Я почувствовала, что заливаюсь краской, и не от стыда, а от гордости.
— Да, я дочка Лизы Слоукэм.
— Твоя мать и щас прикольная?
Что тут ответишь?
— Мама… очень больна, — буркнула я. — Она заболела. Мама… серьезно заболела.
— Я не в курсе. Жаль, очень жаль. Новин, это… классные истории про Лизу рассказывала. Она, дескать, безбашенная была, но прикольная. А ты че, такая же?
— Ага, кой в чем такая же. — Простецкий выговор Патти оказался жутко прилипчивым.
— Но не такая безбашенная, — отметила Патти. — Ты вздрогнула, услышав, что я отсосала у чернокожего. Это, конечно, шутка, но опа! — ты снова вздрогнула.
Я не знала, где шутка, где нет, и твердо сказала:
— Все равно, я очень похожа на Лизу.
Патти кивнула, взяла половину бутерброда и стала быстро-быстро от него откусывать, сразу видно — ужас какая голодная.
— Так чем ты занимаешься с парнем, который тебе даже не бойфренд? — спросила она с набитым ртом.
Неожиданно для себя я расправила плечи. Патти ухмыльнулась и успокоила меня:
— И мне он тоже не бойфренд.
— Я — его лучший друг, — сказала я, про себя добавив: «По крайней мере, так было раньше». На этой неделе Роджер считал меня, скорее, заданием для олимпиады.
Патти серьезно кивнула.
— Но учится-то в другой школе, — проговорила она, словно что-то мне предлагая.
В чем дело, я догадалась не сразу. Наконец-то кто-то из школы Перл-ривер предложил мне дружбу, и этот кто-то Патти Утинг. Сюр, полнейший сюр, хотя если Лиза дружила с Новин Утинг, значит, не такой и сюр. Патти сделала первый шаг, и я вдруг почувствовала, что зря украла ее учебник, вместо того чтобы все по-честному.
— Да, здесь у меня друзей нету, — сказала я.
Патти буравила меня взглядом, не озвучивая очевидное, но я все равно ее услышала и толкнула пакет с морковкой на середину стола, чтобы мы обе могли дотянуться. Мы взяли по несколько штук и молча сгрызли.
— Как насчет кино в эту субботу? — наконец спросила я.
Вообще-то мы договорились с Роджером, но его стоило проучить. Может, поймет, что я чувствовала вчера в Свинарнике. Патти молчала, и я снова залилась краской. Неужели меня даже Утинги отшивают? Вот Роджер бы захохотал!
— Нет так нет, — обиженно проговорила я. — Наверное, после межрасового сравнения членов это очень скучно.
Судя по улыбке, шутку Патти поняла (я удивилась) и огрызаться не думала (я удивилась еще больше).
— Новин сказала, они с твоей мамой целыми днями болтались в шалаше на дереве, слушали музыку и смотрели грязные журнальчики.
— Ага, здорово! — отозвалась я.
А вдруг… вдруг Патти замялась потому, что у нее нет денег на кино? После этой догадки свой убогий ланч я увидела совершенно в ином свете. Я думала, из-за Лизиного лечения и бассейна, который нам даже не установили, мы вконец обнищали, но теперь поняла, что бывает и другая нищета, с нашей не сравнимая.
— Ну круто. Хочешь — приходи ко мне в субботу после ланча, — предложила я.
Патти кивнула и чуть застенчиво улыбнулась.
— У меня физра, — сказала она, и тут прозвенел звонок.
Патти ушла, волоча ноги, а я стала гадать, как отреагирует Босс. Возможно, обрадуется, что я общаюсь с человеком, который физически не способен меня обрюхатить. Нет, она, пожалуй, дерьмом изойдет, ведь Лиза дружила с Новин Утинг, и обе в тот же год родили по ребенку. В общем, тут я поделать ничего не могла и лишь надеялась, что в субботу Патти придет к нам в одежде, которую в секонд-хенд отдала праведная пятидесятница, а не расщедрившаяся шлюха.
После уроков через дорогу от школы я увидела «вольво» Роджера и словно приросла к месту. Может, на автобус рвануть? Черт, Роджер меня уже заметил. Он помахал, а я ответила свирепым взглядом. Какая разница, заметил он меня или нет! Может, все-таки побежать на автобус? Пока я определялась, Роджер высунул в окно руку с промасленным бумажным пакетом и потряс им. Он уже заезжал в Свинарник, а ланч у меня сегодня был отстойный. В итоге я решила, что прощение — высшая добродетель, особенно если Роджер вымаливает его при помощи бутербродов с карнитас.
Через дорогу я брела, шаркая в фасоне Патти Утинг. Пусть Роджер знает, что обидел меня и еще не вернул мою благосклонность окончательно.
Я забралась в салон и, пока Роджер выезжал со стоянки, заглянула в пакет и увидела ложковилку и тушеную фасоль. С фасоли я и начала.
— Ты всю неделю ведешь себя как полный говнюк, — заявила я, не успев прожевать. — Скажи спасибо Патти Утинг, которая съела пол моего ланча. Если бы не она, я бы с тобой вообще не разговаривала. — Я старалась, чтобы голос звучал понебрежнее, а сама краем глаза следила за реакцией Роджера.
Реакции не последовало. Похоже, Роджер даже не услышал, что я угостила ланчем Патти Утинг. Его глаза лихорадочно блестели, на щеках проступили розовые пятна.
— Сможешь одновременно есть и читать? — спросил Роджер. Он протянул мне папку из плотной бумаги. — Я все понял, из старых газет узнал.
Я игнорировала папку до тех пор, пока Роджер не положил ее между сиденьями. Откусила большой кусок бутерброда и, чуть не подавившись, сказала стервозным голосом:
— Бла-бла-бла! Ты полный говнюк, а Патти Утинг, между прочим, в подруги ко мне набивается! Эй, куда мы едем?
Роджер свернул не к моему дому, а в противоположную сторону.
— Давай, догоняй, Тормозина Тормозинг! Мы едем к Ричардсонам брать интервью у Клэр. Ты отвлечешь ее, фотосессию устроишь, а я тем временем проскользну в бывшую Мелиссину комнату. Кстати, где Лизин цифровик? Неужели забыла?
— Не забыла, а просто не принесла.
— Да блин, Мози! Ладно, будешь снимать моим айфоном. В Мелиссину комнату попасть необходимо. Позарез, типа. И ты сама бы уже дотумкала, если б глянула в хренову папку.
Я не ответила и на папку даже не посмотрела, тогда Роджер в бешенстве надавил на педаль газа.
— Я хочу как лучше, а от тебя помощи фиг дождешься! Мози, я знаю, где Лиза тебя украла. Я знаю, кто ты.
Я перестала жевать. Глаза Роджера блестели, щеки пылали — он не врал. Кусок бутерброда у меня во рту превратился в размокший картон. Покосившись на меня, Роджер включил поворотник и свернул на первую же попавшуюся заправку. Я выплюнула бутерброд в салфетку, а Роджер перешел на нейтралку, вытащил из папки ксерокопии статей из старых номеров «Вестника Мосс-Пойнта» и разложил на приборной панели. Некоторые абзацы он заранее обвел, некоторые выделил маркером.
— Смотри, ты была права почти во всем. Мелисса впрямь повезла сестренку на пляж, там заторчала, а ребенка вместе с детским сиденьем унесло приливной волной. Нестыковка в том, что Мелисса не глотала ЛСД. Так, травку курила, баловалась. Ничего такого, а? Думаю, она частенько за сестренкой смотрела обдолбанная. Только на сей раз травку приправили «ангельской пылью», она же фенилциклидин. Это, знаешь, жуткая дрянь. Удивительно, что Мелисса не выцарапала себе глаза или свою машину с обрыва не столкнула.
— Кто будет глотать «ангельскую пыль», если сидит с ребенком? — спросила я, решительно не понимая, к чему клонит Роджер.
— Никто, — кивнул он. — То есть нарочно никто. Я почти уверен, Мелисса не знала, что курит не просто травку. Как раз тут и начинается интересное. — Роджер протянул мне распечатку: — Вот, гляди, интервью с последними, кто видел малышку. Супруги Грант гуляли по пляжу. В Заливе целый день штормило, и кроме них на пляже была только Мелисса. Она стояла в воде босиком, закатав джинсы, и держала на руках ребенка. Мелисса улыбнулась Грантам, уложила спящую девочку в автолюльку и устроилась у самой воды в шезлонге под зонтиком. Где-то через час Гранты пошли обратно к машине, потому что шторм начинался снова. Теперь зонтик уже качался на волнах, а шезлонг исчез. На приличном расстоянии от берега миссис Грант заметила ярко-розовый горб и тут же вспомнила, что автолюлька была розовой. Формой горб до ужаса напоминал ту люльку. Волны отнесли его от берега и трепали будь здоров. В статье прямо не написано, но между строк я прочел, что Гранты до усрачки испугались. Мистер Грант хотел поплыть за люлькой, но в тот день купаться строго запретили из-за опасного глубинного течения. Даже серфингисты в воду не совались. Миссис Грант зарыдала: не пущу никуда. Она подумала, что ребенок уже наверняка погиб: люлька плавала перевернутой и довольно далеко от берега. Или, как искренне надеялась миссис Грант, Мелисса с сестренкой ушла гулять по пляжу, а волны унесли только вещи. Поплыви ее муж за люлькой,