– Что?! – задохнулся Правилов. – Мои распоряжения?!
– Так точно, Олег Петрович. Прибыли в «Дубовый гай» по вашему приказу и охраняли дальние подступы к ресторану.
Правилов вытаращил глаза и разинул рот. Язык он, похоже, проглотил. Хорошо, что изумление помешало ему в этот момент взглянуть на Протасова, стоявшего с отвалившейся челюстью.
– Первым концентрацию спецназа МВД обнаружил Андрей Бандура. Мы немедленно затеяли, типа, драку, чтобы сорвать милицейскую спецоперацию и прикрыть ваш отход.
– Кроме того, Олег Петрович… – и Атасов рассказал историю Бандуры, первым забившего в набат, упомянул и перстень, предположительно полковника Украинского. Некоторые подробности второй по счету встречи Бандуры с полковником Украинским были опущены Атасовым из этических соображений.
Выслушав Атасова, Правилов надолго задумался.
– Ладно, погуляйте в приемной. – Сказал он, немного остыв. – Без меня никуда. Пока не вернусь от Ледового, – носу на улицу не высовывать. Ясно?
– Так точно.
– И еще одно, Атасов. Допустим, я поверил. Молитесь, если умеете, чтобы поверил Ледовой.
Атасов, Протасов и Бандура расселись в кожаных креслах приемной и начали убивать время – каждый на свой лад.
Протасов, по обыкновению, начал раздевать в уме холеную секретаршу Правилова, медленно снимая с нее все, начиная со строгого делового пиджака и заканчивая туфельками на ногах. «Хотя туфелькивполне реально и оставить. Только круче будет, в натуре», – прошептал Протасов на всю комнату и шумно сглотнул. Бандура, с опаской взглянув на Протасова, отодвинулся подальше, а затем и поднялся, прошел к исполинскому аквариуму, поразившему его воображение при первом посещении приемной Олега Петровича, и занялся созерцанием диковинных рыб.
Атасов, после некоторого колебания, подсел к секретарше и принялся выдавливать из нее «пару-тройку» чашечек кофе из запасов Правилова. Секретарша прикидывалась неприступной крепостью и кофе Атасову не давала.
– Знаете, Инночка, последние исторические, типа, изыскания показали, что вождь мирового пролетариата товарищ Ленин, на самом-то деле добрым дедушкой не был. Животных не любил, с голодающими сиротами последней корочкой не делился. Но даже он, Инночка, перед тем как пустить в расход тысчонку-другую своих недругов, разных там кулаков, помещиков или, типа, белых офицеров, непременно поил их горячим чайком. Особенно в такую, типа, скверную погоду, как сегодня.
– А вас, Саша, сегодня расстреливают? – ледяным тоном осведомилась Инна.
– А вот этого, типа, не знает никто, кроме… – и Атасов с самым серьезным видом указал на потолок.
Инна отрицательно покачала головой, довольно высокомерно, мол «интурист» совков не обслуживает.
– Тогда сделайте это для меня, как комсомолка для комсомольца, – не унимался Атасов. – Представим, что мы с вами очутились в этом буржуинском гнезде, как молодогвардейцы, типа, в гестапо. Я бы даже сказал, в осином, типа, гнезде.
– А я, Саша, комсомолкой не была.
– Нет? – изумился Атасов. – Ну да, вы так молоды. Я должен был догадаться. И в пионерской организации не состояли?
– Не состояли, – отрезала Инна и принялась перекладывать бумаги на столе.
Атасов наморщил лоб, пытаясь сопоставить в уме даты и цифры, но вскоре безнадежно махнул рукой:
– Октябреночком маленьким по лужам в школу тоже, типа, не бегали?
– Октябренком была, – наконец, призналась секретарша. И по ее надменному лицу проскользнуло нечто похожее на улыбку.
– Металлическую звездочку на груди носили, или пластмассовую?
– У меня пластмассовая была, – громким басом вмешался Протасов. – Е-мое! Металлические звездочки – полное фуфло. А моя была – с фоткой Ленина в яслях. Конкретная. Одна на весь класс. Я б за нее и сейчас кого хочешь убил…
– С таким маленьким кучерявеньким Володенькой Ульяновым, как бы, типа, за стеклышком? – уточнил Атасов.
– Ага. В центре звездочки. Одуренная.
Атасов энергично закивал головой:
– А я о такой мечтал… – и обернулся к секретарше. – Инночка, неужели вы откажете старому товарищу-октябренку в такой, типа, безделице, как чашка этого, в сущности, вредного для здоровья напитка, а?
Инна прыснула:
– Атасов, вам, по-моему, и статуя не откажет. – Она поднялась и, оправив юбку, двинулась к кофеварке.
– Это оттого, что в первом классе я был звеньевым, – грустным голосом сообщил Атасов. – Пробился в пионеры. Поднялся до председателя совета отряда. А чего стоил слет нашей пионерской, имени Павлика Морозова дружины в школьном актовом зале, Инночка? Под барабанный бой вносят знамя дружины: «Дружина, к вносу знамени стоять смирно», – Атасов вскинул руку в пионерском салюте. Протасов немедленно продублировал Атасова.
– А белые рубашки, Протасов, с эмблемой пионерской организации на груди?
– На рукаве, блин.
– Ну, может быть. С золотыми, типа, пуговицами. Я уже не говорю о пионерских барабанах. О барабане я грезил с первого по пятый класс включительно, чем приводил в тихий ужас родного отца. Мой папа, Андрюша, был дирижером камерного оркестра.
– А я, в натуре, мечтал о тельмановском галстуке…
– Это что такое? – включился Бандура.
Галстук гэдээровских пионеров, вот что. Синего цвета. У нас в школе у одной девочки был. Ее батя в ГСВГ[50] служил, так ей тельмановцы на «Зарнице»[51] подарили.
Атасов печально вздохнул:
– С галстуками у меня была беда. Грамотно повязать пионерский галстук я так и не научился. Подушечкой, типа, наверх.
– Мне девчонки всегда завязывали, – громогласно сообщил со своего дивана Протасов. – А одна пионервожатая в лагере после восьмого класса, так вообще, сделала меня мужчиной.
Лицо секретарши пошло красными пятнами.
Это, Инночка, в смысле, что он сдал, типа, нормы на золотой значок ГТО,[52] – разрядил обстановку Атасов.
– Да чтоб я сдох, если вру, – не унимался Протасов.
– С-с-сдохнешь, – пообещал Армеец, появляясь в приемной Правилова. – М-мне этот враль ра-ра-сказывал т-тоже самое, т-то-о-лько про се-себя и с-свою ш-школьную у-чительницу ма-математики в-в се-се-дьмом классе.
Пока ошеломленный Протасов подыскивал контраргументы, Армеец обернулся к Атасову:
– П-п-пригнал ма-машину. В-все но-но-нормально.
– Чего такой взлохмаченный, если все, типа, в порядке?
– За-за-за-несло немного на п-по-повороте. На б-б-брусчатке.
– Понятно, типа…
Армеец водрузил мокрый плащ на вешалку. Затем обвел взглядом приемную и остановился на аквариуме. И лицо его сразу же стало страдальческим.
К двенадцати часам в приемной объявился Правилов. Олег Петрович пребывал в отличном расположении духа, и было от чего. Во-первых, наметились положительные сдвиги в деле «Антарктики» – оно потихоньку уплывало из лап следственной бригады Украинского, как олимпийский Миша, выпущенный в воздух по случаю закрытия Олимпиады-80.[53] Уплывало в такие сферы, куда никакому Украинскому было не дотянуться. Ни с табуретки, ни с пожарной лестницы. Во-вторых, выложив Ледовому созданную Атасовым версию вчерашней драки в ресторане, Правилов даже заслужил несколько теплых слов в свой адрес, что было для Виктора Ивановича таким же редким явлением, как ливень в Сахаре.
– Молодец, разведка. За что тебя и держу.
Удостоился внимания и Бандура.
– Пацана к себе забирай, если пацан стоящий. Пускай работает.
Затем досталось Украинскому.
– Теперь с этим гадом, Правилов, давай решать. Ясно, что либо денег хочет, либо его кто-то за поводок дергает. Нутром чую, дергают его…
Тут следует оговориться, что Правилов скормил Ледовому препарированную версию развернувшихся последними днями событий. Про полковника Украинского рассказал, а вот о Миле Сергеевне Клариковой и ее шефе Поришайло не обмолвился ни словом. Никакими фактами, подтверждающими присутствие злой воли Поришайло в этом деле Правилов пока не обладал. Но и располагая ими, он двадцать бы раз подумал, стоит ли об этом знать Ледовому. Столкновение двух столь масштабных фигур, как Поришайло и Ледовой, открывало самому Правилову прекрасные возможности для маневра, глупо было их упускать.
– Из под земли мне выкопай, кто за мусорами стоит! – напутствовал Олега Петровича Ледовой. – А о полковнике забудь. Он у меня завтра на улице палкой махать будет, гнида.
Войдя в свою приемную, Правилов первым делом обратился к Инне:
– Давай сюда этого, – далее он назвал фамилию, по которой можно было сделать вывод: ее обладатель либо немец, либо еврей. – Чтобы мухой ко мне!
Пока секретарша бомбила по клавишам телефона, Правилов обернулся к Атасову:
– Все в сборе? Очень хорошо… – и, сделав знак Атасову следовать за ним, скрылся за дверью кабинета.
– Значит так, Атасов, – бодро начал Правилов, когда они остались вдвоем. – Вот тебе двушка, разделишь с ребятами. В качестве премии от Виктора Ивановича. – Правилов достал из кармана двадцать стодолларовых купюр и вручил Атасову. Вообще говоря, сотенных билетов изначально было тридцать. Любил Ледовой широкие жесты, свойственные дореволюционному купечеству, особенно, когда бывал в ударе. Правилов широких жестов не любил, потому десять соток осели у него в кармане, как ни в чем не бывало. Как планктон во рту кита. Не ахти что, но тоже не помешают. «И две штуки жирно для этих охламонов», – решил Олег Петрович, передавая зеленые Атасову.
– Бандуру берешь к себе, – продолжал Правилов, наблюдая за деньгами, исчезающими в нагрудном кармане подчиненного. – Устроишь на квартиру. В гостинку там… – Правилов щелкнул пальцами. – Подбери ему колеса. Недорогие, но чтобы ездили. Права у него есть. Паспорт нужно будет сделать. К кому обратиться, знаешь сам. Ясно? – Правилов распечатал очередную пачку «Лаки Страйк», вставил сигарету в рот. – Теперь о деле, Атасов. Прокатишься с ребятами в Чернигов. Тут фирмочка под нашей крышей туда сельхозтехнику отправила. На круглую сумму. Директора я только что вызвал. Возьмешь его с собой.