– Не в нэцке?..
– Нет. Тут наше прошлое замешано… Ты первомайские демонстрации помнишь? Или, типа, ноябрьские? Был у народа праздник. Глупый, но был. Родители мои со своих гастролей к деду приезжали. Юрка, – то есть, дядя мой родной, еще здесь жил. С нами. Потом-то он, типа, женился…
– Он киевлянин?
– Уже нет, – грустно ответил Атасов.
– В смысле? – не понял Андрей, подумавший, что с дядей Атасова, очевидно, приключилось что-то нехорошее. – Как это, уже нет?
– Пять лет как убыл, типа, в Израиль… – Атасов широко махнул рукой, зацепив одну из бутылок на столе. Бутылка полетела на пол и, обижено звеня, скрылась под кухонным комодом. Атасов проводил бутылку потрясенным взглядом, – иди ты… Не разбилась, а? Вот, типа, удивительно…
– Ну и что твой дядя?
– С первой горбачевской волной они с женой уехали. Беженцы, типа. Так спешили, что забыли проститься. Я тогда еще лямку тянул, в Вооруженных Силах. «Одеваю портупею и тупею, и тупею», – продекламировал Атасов известную военную частушку.
– Вы не переписываетесь?
Атасов отрицательно покачал головой.
– Дядя Юра лично для меня, вообще говоря, всегда был просто Юркой. Он младший брат отца, типа. У них с отцом – пятнадцать лет разницы. А у нас с Юркой – шесть. Как ты уже знаешь, Андрюша, мои родители – музыкальная, типа, семейка. Матушка пела, батяня – дирижировал. Так что я им, типа, был, как зайцу – пятая нога. Вот. Ну и меня частенько забрасывали к деду. На летние каникулы, на весенние, на зимние и прочие, какие только можно изобрести. Я, парень, положа руку на сердце и не скажу, типа, какой город считаю роднее – Киев или Винницу. Дед был коренным киевлянином. Конечно, мотало его по всему Союзу, как бутылку в океане. Но родился и умер он здесь…
Бандура взял сигарету из пачки Атасова. Тот молча протянул зажигалку.
– Так что, с Юркой мы вместе росли, – продолжил рассказ Атасов. В одну школу бегали. 142-ю. Во всех наших совместных проделках Юрка был заводилой. Чем бы он ни занимался, я копировал, как дрессированная обезьяна. Занятий хватало, но, как ты понимаешь, ничего, типа, серьезного. Шалости разные.
Атасов потянулся было к бутылке, но после короткой внутренней борьбы – одернул руку.
– Рисовал Юрка неплохо. Можно сказать, типа, здорово рисовал. Меня многие его рисунки до того поражали, что кое-что до сих пор здесь осталось, – Атасов постучал себя по виску. – Как-то изобразил он остров в океане. С деревьями, берегом и высокой горой – посредине. Потом добавил десятка полтора переселенцев. Маленьких таких, типа, как букашки, человечков. Затем переселенцы у него дома построили, порт. Фабрику. Производства разные, типа, короче, все эти вещи, как выражается наш друг Протасов. Тридцать лет прошло, Андрюша, а я помню, как сидел, типа, и глаза таращил, потому что у Юрки на обычном тетрадном листе настоящее чудо вышло.
– А потом? – спросил зачарованный Андрей.
– Потом, типа, Юрка, наверное решил, что зажились они. Вышло у него так, что гора спящим вулканом оказалась. И когда поселенцы до шахт докопались…
– И что?
– Вулкан проснулся. Все, что не сгорело, засыпало тремя метрами пепла. Как Помпея. А кто выжил, – тех цунами смыло. К чертовой матери. Для цунами у Юрки, как сейчас помню, еще синего грифеля не хватило…
– Ничего себе.
– Вот так-то, типа. А теперь живет в своем Израиле… – Атасов замолчал.
– И вы не общаетесь?
– А о чем? Он ведь еще из Союза уехал. Все гражданской войны боялся. Так она его там догнала. А мы обошлись, типа, слава Богу. И голодухи боялся, ясное дело. В магазинах, кроме топленого говяжьего жира, ничего не было. Хоть шаром покати. Кто из них сюда не катается, тот никак в толк взять не может, насколько все переменилось. Да и я их совсем не понимаю. Вроде на одном языке говорим, а все равно, что с иностранцами. – А ю окей? – Окей. Ну и зашибись, что окей.
– Да как я ему объясню, чем теперь живу, что делаю и кем, типа, стал? Нет, Бандура, не могу я. Нет таких слов…
– Жалко…
– Ничерта не жалко, – возразил Атасов. – У каждого своя жизнь. Каждый год с первого января – словно чистый лист для письма. Как хочешь, так и заполняй. Слева направо, справа налево, на иврите, иероглифами, в столбик, снизу вверх, поперек. Пиши туда формулы из высшей математики, крестики с ноликами, заворачивай бутерброды – да все, что угодно, типа. Личный выбор каждого, да?
Ладно, – Атасов махнул рукой, показывая, что тема закрыта. – Мы с тобой о всенародных праздниках говорили. Так вот. Сейчас, задним числом, все грамотные стали мифы развеивать и прошлое грязью поливать. А как по мне – я вот не помню, чтобы за первомайским праздничным столом Маркса с Энгельсом поминали. Или Ленина. Был, типа, повод посидеть в семье, выпить, поговорить. Покушать, кстати. Бабушка моя такой плов готовила – пальчики, типа, оближешь. На курином, типа, бульоне. А холодное?.. А ватрушки с творогом? – Атасов хитро прищурился, вытянул ладонь и начал загибать пальцы, – ты бы попробовал ее мясные рулеты, с яйцами внутри… а «Наполеон», Бандура… «Наполеон», это нечто… О фаршированных куриных шейках молчу. О фаршмаке[69] тоже… – Атасов вздохнул, – Телячьи, короче, радости, Андрюша, но хоть такие…
– Я с родителями по гарнизонам жил, – включился собственными воспоминаниями Андрей. – В военных городках.
– Тогда ты понимаешь…
– Батя затемно в парадной форме щеголял. – Андрей прикрыл глаза, и сразу увидел отца, – тот стоял в изумрудной офицерской «парадке», перетянутый золотистым ремнем до такой степени, что не дыхнуть. С парадными погонами на плечах, широкими, как плоскости аэроплана. С медалями, в основном за выслугу лет, хотя у Бандуры-старшего были и боевые награды. И – при аксельбантах.
Аксельбанты – это да, – Атасов цокнул языком, – с детства мечтал. Тягал у бабушки бусы и вешал себе на плечо. После фильма «Адъютант его превосходительства».[70] Бабуля, в конце концов, с этим смирилась.
– Мама отцу рубашку с вечера отутюживала. А до того накрахмаливала так, чтобы аж скрипела…
Прервав Андрея на полуслове, в прихожей затрещал звонок. Атасов попытался приподняться:
– Какой скотине, типа, не спится? Застрелю к гребаной матери…
Андрей благоразумно усадил Атасова обратно и поспешил ко входной двери.
– Опачки, – Протасов шагнул в квартиру, легко впихнув Андрея в прихожую. – Опачки… Не помешал? Мужская дружба, Бандура? Очень, е-мое, современно. И никаких, в натуре, вопросов…
– Что там за тварь ломится в мой дом? – донесся из кухни недовольный голос Атасова. Армеец вплыл вслед за Протасовым, словно прогулочная яхта, идущая в фарватере броненосца.
– П-п-привет.
– Здорова, Эдик, – Андрей отступил еще на один шаг. – Заходите ребята.
Как водится, с появлением Протасова вся квартира немедленно наполнилась его громогласными воплями. А когда разбуженный шумом Гримо ринулся приветствовать новоприбывших, наступил окончательный бедлам. Протасов прошел в кухню, на ходу отбиваясь от буйствующего бультерьера.
– Хозяин, – обрушился Валерий на вытаращившего глаза Атасова. – Я это, того, новый участковый милиционер, короче. Ваша собака? Почему, ядрена мать, без намордника? Соседи письма пишут, в натуре…
В кухню протиснулся Армеец.
– Вот представитель общественности. Иди-ка сюда, представитель, – Протасов опустил руку Эдику на плечо.
– А зажиточно живем, а? – Протасов обвел взглядом кухню, будто видел впервые в жизни. – На какие средства, так сказать? На нетрудовые доходы, а?
– Эдик, он что, типа, «Момента» нанюхался?
– Я надеялся, в натуре, вы одумаетесь, гражданин, – возмущенно выдохнул Протасов. Придется прописочку проверить. Что-то рожа не словянская. А, Эдик? На черного похож…
На кухню просочился Бандура. Стало откровенно тесно.
– Андрюша, тебе фа-факс не нужен?
– Факс? – не понял Андрей. Слово проассоциировалось у него с командой «фас», почему-то.
– Лапоть ты. Те-ле-фа-кс. «Панасоник» с автоответчиком. Не аппарат – зверь. Бумажки по телефону будешь отправлять.
– Да я не знаю… – нерешительно протянул Андрей.
– Что не знаю?! По дешевке отдаю. Двадцать баксов. В джипе лежит.
Чтобы не выглядеть голословным, Протасов вышел из квартиры и загремел по лестнице вниз. Во дворе дважды чирикнула автомобильная сигнализация.
– Эдик, вы что, кого-то, типа, ограбили?
– Валерка за до-долги забрал.
– Не забрал, е-мое, – заявил Протасов, вновь появляясь в кухне, – не забрал. Сами отдали. Почти добровольно. Вот… – он установил на стол прибор, показавшийся Бандуре причудливым гибридом телефона и электрической печатной машинки «Ятрань».
– КХ-90? Хороший аппарат, типа, – меланхолично согласился Атасов.
– Так бери, е-мое.
– Я с-слышал, на те-телефонном узле ра-разрешение нужно по-получать. На у-установку факса.
– Ну, ты, конкретно прогнал! – возмутился Протасов, – разрешение, блин… В библиотеке будешь брать.
– Я бы взял… – мечтательно сообщил Бандура.
– Так бери, е-мое! Чего ты телишься?
– Саня, ты что скажешь? – Андрей обернулся к Атасову.
– Бери, Бандурчик. Не будь лохом ушастым. – Подзадорил Андрея Протасов. – Е-мое, двадцать гринов за такую штуку, это полная шара.
– Двадцать… – тянул с ответом Андрей.
– Шара! – не унимался Протасов. – На дурняк, блин, отдаю.
– Ты, Протасов, наезжаешь на кого ни попадя, типа, – совершенно неожиданно трезвым голосом проговорил Атасов, – а отдуваться кто будет? Я? Правилов? Ты, похоже, много о себе возомнил, а? – в последних словах явственно прозвучала неприкрытая угроза.
– Да ладно, Саня, – Протасов смутился, словно школьник, пойманный учителем с зеркалом, привинченным к ботинку. Для изучения трусиков одноклассниц.
Атасов смерил его долгим колючим взглядом.
– Да ты чего?.. – забубнил Валера обиженно. – Все по понятиям… – Коммерсанты знакомые попросили помочь…