– Раскаяние твое, как вижу, искренне и велико, – ответствовал фрате Хауке, принимая у писца посыпанный мелким песком протокол, – посему и страдать тебе придется незначительно. Все формальности соблюдены, оттого казнь твоя станет скорой, не придется томиться в неведении.
Услыхав эти слова, Вейтль возрадовался.
Бофранк тщетно пытался искать с ним встречи. В башню монастыря Святого Аполлинара, куда заточили Вейтля, субкомиссара не допустили, ибо имели строгий приказ о недопущении упырю встречаться ни с кем, кроме духовных лиц. В ту пору подоспели и условия дуэли, переданные Бофранку через секретаря грейсфрате. Молодой Гонт выбрал в качестве дуэльного оружия шпаги: то ли узнал от кого, что Бофранк после увечья владел шпагою не слишком уверенно, то ли прослышал о выдающихся способностях субкомиссара как стрелка из пистолетов. Как бы то ни было, отступать Бофранк не собирался.
Дуэль была назначена рано утром на пустыре близ железоделательного завода, что извергал из печей своих черный дым и копоть, – в тех местах лишних глаз и ушей обычно не было и помешать дуэли никто не мог. Нужно сказать, что законом дуэли были воспрещены, но не было еще случая, чтобы выжившие участники получали суровое наказание, – по общему сговору и за определенную мзду лекарь заключал, что смерть произошла от несчастного случая, либо сердечного удара, либо паралича мозга, либо иной молниеносной хвори.
В качестве секунданта Бофранк выбрал Альгиуса. Это нарушало правила, ибо худородный толкователь не подходил на сию роль, но происхождение секундантов редко подвергалось проверке. Узнав о дуэли, Альгиус заявил:
– Ежели он вас убьет, я плюну в него, получу вызов и выберу в качестве оружия палки. Тут-то щенок получит свое.
Но Бофранк не был расположен к шуткам. Мысли о Волтце Вейтле, ожидавшем неминуемой смерти, тяготили его, и единственным просветом было воспоминание о словах самого Вейтля, который «часто думал о смерти, мечтал о ней, как мечтает о первом свидании юная девушка». Провести остаток дней в образе красноглазого чудовища, то ли зверя, то ли человека, – убоишься не смерти – жизни!
Подобное оправдание если не успокаивало Бофранка, то притупляло чувство вины и досады. Потому с холодным сердцем выбрал он из трех имевшихся шпаг лучшую, проверил балансировку, приладил ее к перчатке и попросил Альгиуса взять другую, дабы стать на время его противником. Толкователь согласился, после чего оба вышли во двор и, к радости ребятишек, затеяли учебный бой.
Приемы, коими владел Альгиус, явно не относились к высокому искусству фехтования, однако ж толкователь и не занимался никогда у фехтмастера подобно тому, как делал это в юношеские годы Бофранк. Соответственно и держал Альгиус шпагу, словно палку, но ухитрился тем не менее однажды обезоружить субкомиссара, а в другой раз нанести ему чувствительный укол в печенку. После этого Бофранк решил, что с него хватит, ибо Альгиус явно не различал, где заканчивался бой учебный и начинался настоящий, а погибнуть от руки собственного секунданта субкомиссар никак не желал.
С утра встретились у железоделательного завода. Экипаж Гонта стоял под вязами, с которых уж совсем опала листва; пожухлая трава хрустела под ногами, чуть побитая ночным морозом.
– Не люблю осени, ибо она суть пора умирания, – заметил Альгиус.
– Нрав мой смягчает весна: она мне мила и чудесна.
Не позволяя уму погружаться во мрачную думу,
Я за природой иду и рад ее светлому виду…
Гонт и его секундант, столь же молодой чиновник с кокардою казначейства на широкополой шляпе, приветственно поклонились.
– Не станем откладывать, – сказал Бофранк, снимая подбитый мехом плащ.
– Пожалуй, – сказал секундант Гонта и заученно спросил: – Не желаете ли вы, хире Бофранк, принести извинения хире Гонту, дабы покончить дело миром и не проливать кровь?
– Никоим образом, – ответил Бофранк. Наступила очередь Альгиуса, и тот пробубнил:
– Не желаете ли вы, хире Гонт, отменить свой вызов по причине слабого здравия или какой иной?
– Нет, – коротко ответил секунда-конестабль.
– Тогда идите и деритесь, – заключил Альгиус противу всякой формулы, за что Гонт и его секундант поглядели на него уничижающе.
Дуэлянты вышли из-под деревьев на открытое место, а секунданты встали так, чтобы все видеть и вмешаться, коли противники вздумают применить непозволительные приемы. От экипажей подошел и старенький лекарь; покашливая, он грел руки дыханием и был озабочен этим куда более, нежели начинающейся дуэлью.
Стаз в положенную позицию, Бофранк дождался, когда секундант Гонта крикнет: «Приступайте!» – и сделал первый выпад, от коего секунда-конестабль с легкостью уклонился.
После того как шпаги их скрестились несколько раз, Бофранк понял, что противник перед ним никудышный. Ежели Гонт и обучался фехтованию – а не делать этого он не мог, ибо заканчивал Академию, – то был последним средь соучеников. Блоки его были слабы и уязвимы, наступательные действия – хаотичны и непродуманны. Самым простым окончанием поединка было бы выбить у юнца шпагу, но как раз это Бофранку сделать и не удавалось – юнец вцепился в оружие с непостижимой силой, так что все крюки и зацепы субкомиссара пропадали впустую.
– Пожалуй, они и в самом деле поубивают друг друга, – заметил Альгиус, вынимая из кошеля трубку.
– На то и дуэль, – пожал плечами секундант Гонта.
– Вам разве не жаль товарища?
– Он мне не товарищ. Я задолжал ему некоторую сумму и взялся вместо возвращения долга исполнить обязанности секунданта.
Бофранк тем временем в очередной раз отбил неуклюжий выпад Гонта и крикнул:
– Сдавайтесь! Сие останется между нами! Продолжать поединок не имеет смысла, ибо мастерство ваше оставляет желать лучшего; ежели хотите, возобновим дуэль спустя год на этом же месте, у вас будет время получить должные уроки!
– Не в моих правилах! – прокричал в ответ Гонт и, поскользнувшись на мерзлой траве, оступился так неудачно, что острие шпаги Бофранка вошло ему в правый бок на целую треть длины.
Когда секунданты подбежали к поверженному, тот лежал навзничь, изо рта его лилась пузырящаяся кровь. Силясь что-то сказать, простер он руку к своему спутнику, но не успел; дыхание его остановилось, глаза остекленели, лекарь лишь глянул и сказал:
– Мертв. Что написать в заключении?
– Что обычно, – буркнул Бофранк и направился к своей карете. Альгиус догнал его и спросил:
– Так ли необходимо было убивать бедного глупца?
– Кабы разбирались вы в фехтовании, заметили бы, что в том не было моей вины.
– Вот и еще одна жертва… – горько сказал Альгиус. – Сколько же их еще?
Ответ на его вопрос был дан уже на следующий день, когда повсюду оповестили о готовящейся казни Волтца Вейтля, упыря из Бараньей Бочки.
Укоряя себя в слабодушии, субкомиссар Хаиме Бофранк ворочался в постели. Что-то словно душило его, не хватало воздуху, даже когда он отворил окно и холодный осенний ветер ворвался внутрь. Точно так же маялся сейчас бедный Волтц Вейтль. И тут Бофранку припомнился побег из темницы в монастыре. Вскочив, нашарил он на полке фигурку кошки и быстро, покамест не успел передумать, пробормотал:
– Именем Дьявола да стану я кошкой
Грустной, печальной и черной такой,
Покамест я снова не стану собой…
В своем новом обличье Бофранку не составило особенного труда покинуть комнату через приоткрытую створку окна. С ловкостью и проворством перепрыгнул он на водосточную трубу, скользнул по ней вниз и побежал, едва касаясь мягкими подушечками лап булыжной мостовой. Из подворотни выскочил другой кот, но тут же с диким воплем отшатнулся в сторону, ибо почуял не соплеменника, но странное и непривычное существо.
Башни монастыря Святого Аполлинара Бофранк достиг куда скорее, нежели если бы был в обычном человеческом облике. По стене из красного кирпича, местами удачно выкрошившегося, он взобрался наверх, к зубцам, пробежал по крыше монастырской кухни, перескочил на балку, затем на лестницу, ведшую к помещениям под самой крышею башни. Охрана стерегла внизу, не опасаясь нападения сверху. Отверстий в двери не было, но зато имелся карниз, по которому Бофранк резво пробрался к не застекленному оконцу и запрыгнул внутрь башни.
Монахи Святого Аполлинара были настолько добросердечны, что оставили узнику маленький светильник, в котором с треском горел жир. Ужин стоял нетронутым; сам же Волтц Вейтль сидел, прижавшись спиною к стене и уперев лицо в колени.
Произведенный Бофранком шум заставил его вздрогнуть. Заметив неожиданного гостя, Вейтль улыбнулся – как ужасна была улыбка на изуродованном лице его! – и молвил:
– А я горевал, что никто не навестит меня в канун смерти. Спасибо тебе, кошка! Недавно и я был, как ты, – скитался в ночи, теперь же сижу здесь и горюю о днях, что прожиты.
С этими словами он протянул Бофранку кусочек мяса, но субкомиссар отворотился. Он чрезвычайно сожалел, что, будучи котом, не может сказать ни слова, и раздумывал, как подать Вейтлю какой-либо знак.
– А простая ли ты кошка? – спросил Вейтль. – В юности читал я волшебные сказки Элиха, и там прекрасный юноша превращался в кошку, дабы увидеть свою возлюбленную, которую скрывал от него злобный родитель красавицы… Если и в самом деле ты здесь не случайно, кивни.
Бофранк послушно кивнул и вдобавок стукнул лапою по полу.
– Чудно! – воскликнул Вейтль. – Не знаю, кто послал тебя или кто ты есть, но уж точно не демон. Демоны придут за мною завтра поутру, тебе же скажу: если понимаешь ты меня, найди, милая кошка, человека по имени Хаиме Бофранк и передай ему, чтобы непременно был он завтра на моей казни. Хотя ты ведь не можешь говорить… иначе я просил бы сказать ему, что не держу на него зла и простил его давным-давно, что попытка спасти меня пусть и не принесла успеха, но отложилась в сердце моем… И еще скажи ему, милая кошка, что об одном прошу – искоренит пусть зло, что видел я в своих ночных блужданиях, и за то я буду ему благодарен.